оглавление канала
Потом, задала вопрос.
- Паш, ты мне собирался рассказать о чем-то важном, что касается тебя, и что, как ты сказал, я должна знать. Сейчас у нас есть время, и никто нас не отвлечет от разговора. – Увидев, как по его лицу пробежала легкая судорога, я поспешила добавить. – Но, если тебе не хочется сейчас об этом говорить, не надо. Ты же знаешь, на мои чувства к тебе никакие тайны не повлияют. Просто, я думала, что ты сам хочешь этого. – Я осторожно положила свою ладонь на его руку, судорожно сжимавшую рычаг коробки передач.
Он посмотрел на меня с нежностью. Немного помолчал. Я не торопила его, терпеливо дожидаясь, когда он сможет говорить. Наконец, он собрался с мыслями и начал.
- Да, нет никакой особой тайны. – Он непроизвольно поморщился. – Об этом никто не знает. – Просто, я всем здесь говорил, что мама Егора умерла. И Егорке тоже, когда он начал задавать мне вопросы. На самом деле, его мама не умерла. Она нас бросила. – Он замолчал, скорбная складка вокруг губ стала заметнее. Видно, застарелая боль еще давала о себе знать. Я не задавала ему никаких вопросов и не произносила никаких глупых фраз, типа «да, ты что?». Я, затаив дыхание, слушала, не убирая своей ладони с его руки. – Мы жили в маленьком Подмосковном городке, когда родился Егор. После окончания художественного училища мне прочили большое будущее. Но, я всегда хотел быть кузнецом. Мой дед был простым деревенским кузнецом. Его кованные ограды украшали богатейшие имения Подмосковья. К тому времени, как я подрос, мой дед уже умер. И я стал ездить по деревням, собирая по крупицам умирающее кузнечное искусство, стараясь познать тайну железа и огня. Потом, в моей жизни появился старый цыган дядя Саша. Он когда-то перенимал науку кузнечного дела у моего деда. Пришло время, и он нашел меня, чтобы вернуть частичку мастерства, как дань уважения своему покойному учителю и наставнику. Конечно, моей жене это не очень нравилось. Она выходила замуж за художника, которого ожидает большое будущее. Она собиралась ездить со мной по вернисажам и выставкам. А тут, деревня. – Он грустно усмехнулся. – Она говорила, что я променял свой талант и их будущее на кусок ржавого железа. Егору было всего два года, когда, вернувшись после работы домой, я нашел пустые шкафы и записку, не забыть забрать сына из детского сада. – Он опять замолчал, уставившись сосредоточено на дорогу.
Молчание затягивалось. А я сидела и проклинала себя, что заставила Павла переживать эту боль снова. Словно почувствовав мои мысли, он вдруг посмотрел на меня с улыбкой.
- Не казни себя. Я же сам хотел тебе все рассказать. Боль уже давно прошла. Просто тень ее все еще бродит по глубинам моей памяти. В общем, я забрал Егора и уехал в эту глушь, где никто не знал нас и не кто не смог бы открыть Егору правду о его матери. Ты знаешь, я сейчас понимаю, какой я счастливчик, что тогда жена ушла от нас. Здесь я встретил тебя. И здесь я могу заниматься любимым делом. Я понял, что такое, когда у человека появляются крылья. Если бы она тогда не оставила нас, мы бы просто мучались друг рядом с другом все эти годы, два, совершенно чужих друг другу, человека, так и на сумев понять, что такое счастье.
Он опять посмотрел на меня с улыбкой. А я сидела, боясь дышать и боясь посмотреть на него. Память услужливо подбрасывала мне картины, одна за одной, как в немом черно-белом кино. Про предательство я знала не понаслышке. С большим трудом я вынырнула из этого темного омута. Проглотив горький комок слез, застрявший в моем горле. Повернулась к Павлу и заставила себя улыбнуться. Улыбка получилась жалкой и не убедительной.
- Не бойся. Теперь мы вместе. Я всегда буду с тобой. И все будет хорошо. – Непонятно кого он пытался успокоить, меня или себя.
Я проговорила медленно, подбирая слова.
- Ты прав. Не стоит открывать двери, которые мы сами закрыли. Ничего хорошего за ними мы не найдем. Я благодарна тебе.
Он с удивлением посмотрел на меня.
- За что?
- Просто, за то, что ты есть. За то что ты рядом.
До самого дома мы больше не проронили ни слова. Но, я все время ловила его взгляд на себе. Нежный, ласковый и чуть-чуть настороженный. Будто, он боялся, что я сейчас исчезну, растворюсь, как облачко под лучами солнца.
Следующие дни были наполнены суетой, беготней и хлопотами. Вернулся директор. При виде сгоревшей конюшни, впал в ступор. А потом глянул на меня так, как будто, это я ее подожгла. Приехала милиция, и поставила, как я и предполагала, всех с ног на голову, впрочем, без особого результата. Вся деревня гудела растревоженным ульем. Поползли самые невероятные слухи, которые набирали силу с каждым часом. Фантазия деревенских жителей принимала самые причудливые формы и неожиданные пируэты. Начиная от «банды, орудовавшей в наших местах и отрезающей головы людям», до «захвата деревни инопланетянами». Я только диву давалась при очередном слухе, услышанном в магазине или просто на улице, где собирались местные сплетницы. На меня косились, настороженно провожая взглядами. Несколько раз я ловила вслед мне брошенные фразы, на тему «понаехали тут всякие» и «все проблемы от пришлых». Но, я старалась не обращать на них внимания. Сплетен я не боялась. Поболтают, почешут языками, и успокоятся.
Конюшню начали восстанавливать. Работа шла споро. Директор решил обойтись «своими силами». Представил мне угрюмого мужика, который возглавлял бригаду строителей. Звали его Федор. Был он местным жителем. Сутулая фигура, нарочито равнодушный взгляд из-под лохматых бровей, сеть морщин, делавшая его лицо похожим на шарпея. Слова он цедил, словно, экономил их и без того небогатый запас. Рядом с ним всегда был молодой парень, своим видом напоминающий лакея из старинной барской усадьбы. Всегда угодливая улыбка и масляный взгляд поросячьих глаз. Он мне кого-то смутно напоминал. Я ломала голову до тех пор, пока не узнала его имя. Звали его Степан. И был он сыном тетки Степаниды, непродолжительное знакомство с которой оставило неизгладимый след в моей душе, и наводило на нехорошие мысли. В общем, компания подобралась непростая. Сомнения и тревога все нарастали, но, похоже, ощущала это только я одна. Даже Михалыч, увидев, как я пристально наблюдаю за тем, как Федор со Степаном разгружают доски с трактора, с удивлением спросил.
- И чего ты к мужикам прицепилась? Мало ли кто у них в друзьях ходит. Это же еще ни о чем не говорит. Да, разве ж, ежели они эти серьги сперли, сейчас бы надрывались на строительстве? Их бы духу уже давно здесь не было! Такое богатство в руки попало!!
Я молча кивала. Спорить с Михалычем желания не было. То, что Матильда начинала сердито храпеть и бить копытом, если рядом оказывался кто-то из этих двоих, доводом ни для кого не являлось. А интуиция, что ж … Она и есть – интуиция. Ее, как говорится к делу не пришьешь.