Я был вне себя от радости, но выразить это с полной отдачей не мог, поскольку даже от резких движений хвостом тупая далёкая боль в лапе напоминала о себе, поэтому я просто скромно заглянул в её глаза.
Она опустила нежные руки на мою холку и стала ласково почёсывать. В какой-то миг я забыл, что должен держать вес лишь на трёх лапах и опёрся на четвёртую. Боль заставила меня опомниться. Я никак не показал, что мне больно.
– Ой, милый мой Нордюша! – запричитала эта известная певица. – Ну, как же ты живёшь?! Всё у тебя хорошо?! Ты выздоравливаешь?
Она меня тоже понимала, поэтому взглядом я ответил на все её вопросы. Глядя на то, что я совершенно спокоен, моя нянечка, тоже не стала беспокоиться попусту и тактично отошла в сторону, чтобы дать нам возможность пообщаться наедине.
– Солнышко моё, я так по тебе скучаю, если бы ты только знал, – продолжала Афродита. – Ты, Норд, даже не представляешь, что значишь для меня. Каждый вечер, перед тем, как лечь спать, я думаю о тебе: всё ли у тебя в порядке, не случилось ли чего плохого и так далее. Прости меня, пожалуйста, что не навещала тебя, но ты должен понимать, что я не могу просто так прийти в ТУ квартиру.
Я всё понял, я простил, я не обижался, но в мою голову стали закрадываться сомнения, которые она, к счастью, сразу рассеяла.
– А как там он? – спросила она, глядя мне прямо в глаза.
Нормально, только пьёт.
– Я так и думала. Слушай, а он… у него…
Да нет у него никого, что ты в самом деле, как маленькая?
– Но ведь он же – известный артист.
Ну и что?
– Нет, ничего, просто раз так, то я постараюсь зайти в скорости, потому что есть одно дельце, которое необходимо уладить.
Я знаю, что между вами есть дельце, которое не ждёт отлагательств, но почему же в скорости? Э, нет, подруга, так не пойдёт.
Я схватил её зубами за подол ветровки и потянул на себя, давая понять, что ей необходимо идти сейчас же.
– Нет, я не могу идти сейчас, – заупиралась Афродита. – Я не готова, да и он меня не ждёт.
Ну и дура.
Если б я был здоров, то обязательно завершил бы дело до конца, но я уже не знал, смогу ли дойти до дома, или моей нянечке придётся везти меня на такси.
– Прости! – Девушка отвернулась, заплакала и убежала прочь.
У меня едва хватило сил доползти до дома, и я просто рухнул на свой коврик и сразу же уснул.
Когда проснулся, то стояла уже глубокая ночь, но в комнате у хозяина горел свет. Первый раз за долгое время я рискнул зайти к нему без разрешения.
Он сидел в кресле с неизменной бутылкой в одной руке (на этот раз это был ликёр) и фотографией – в другой. Это была фотография, сделанная на каком-то из их совместных концертов. В его глазах разлилась нежность. Я понял, что если им не помочь, как можно скорей, то они сгорят, как две восковые свечи. Но пока я ничего сделать не мог. Оставалось ждать.
* * *
Начало осени для Афродиты вышло чрезвычайно плодотворным. Она ездила с песнями из своего первого диска, многие из которых стали настоящими народными хитами, записывала новый материал, снимала клип, – в общем, была загружена «выше крыши». Времени, чтобы думать о себе, об Арти, Норде, и об их совместном существовании, не оставалось. Она получила долгожданную свободу, но спустя месяц начала осознавать, что последняя ей не нужна, потому что теперь она сама, как любящая женщина и как верный друг никому не нужна. Какая-то фигня получается с этой свободой. К чему она, если с её приходом улетучиваются необходимые для полноценной жизни вещи? Но пока эти мысли были отодвинуты на второй план плотным графиком работы, который для сна-то оставлял всего три-четыре часа в сутки.
Однако после неожиданной встречи с Нордом, она с новой силой ощутила нехватку всего того, что её окружало, пока она жила у Арти. Но пойти и помириться она не могла. Почему? Афродита не могла этого сказать; скорее всего, она ждала первого шага со стороны Арти. Но тот почему-то медлил.
Произошло ещё кое-что, что заставило девушку ещё раз серьёзно задуматься о возвращении к хозяину Норда и к нему самому. А случилось вот что: после одного из концертов к ней подошёл её продюсер и сказал:
– Афродита, солнышко, поехали сегодня ко мне.
Она удивлённо посмотрела на него.
– Простите, но я сегодня занята.
– Но я настаиваю, – не унимался продюсер.
– Кажется, Вы меня не поняли…
– По-моему, это ты меня не поняла, – перебил её продюсер. – Я прошу один раз, затем я начинаю приказывать. Поехали.
– Да какое право Вы имеете мне приказывать?!– скривилась девушка.
– А такое, – пренебрежительно бросил продюсер, – что ты – моя с потрохами.
– И почему же Вы раньше так не говорили?
– Потому что раньше ты была девушкой моего хорошего знакомого, а теперь ты ничья, а значит – моя.
– Я не твоя, как бы сильно ты этого ни хотел. И с чего ты взял, что я была девушкой Арти… Хотя я знаю. Но почему же ты решил, что теперь я ничья?
– Но ты же ушла от него.
– Это ещё ничего не значит.
– Ты слышишь, что, девочка, за дурачка-то меня не держи, я же не слепой, ведь Арти-то уже месяц разглядывает донышки всевозможных бутылок.
– Это да, – вздохнула Афродита.
– Так что не пудри мозги, дорогуша, а заткнись и прыгай в машину, иначе твоя карьера может также стремительно закатиться, как она и началась.
– Слушай, – сказала Афродита, – я не ничья, просто дело в том, что у нас с Арти существуют некоторые размолвки, но близок тот день, когда я вернусь к нему, поэтому простите, но сегодня я занята.
– Это правда? – спросил продюсер.
– Чистая правда.
– Ну, хорошо, я проверю твои слова, но если ты меня обманула, то тебе несдобровать.
– Не запугивай.
На этом они и расстались. Афродита не сомневалась в том, что Арти подтвердит её слова, но также она знала, что этот «финт ушами» лишь ненадолго оттянет решение проблемы, но не снимет её совсем. Надо было срочно что-то придумывать, но, сколько она не думала, лучшего варианта, чем вернуться к Арти, ей в голову не приходило.
Однако она продолжала медлить.
***