Валерий Мусиенко
***
Новогодняя ночь прошла как обычно. Ничего примечательного не произошло. Обычный концерт по телевизору на всю ночь, который не было сил досмотреть до конца. Сначала выступали наши отечественные артисты, потом зарубежная эстрада. Хотелось спать, меня не хватило и на половину ночи. Кто-то даже ходил в клуб не танцы. Наступил Новый 1995 год.
Утром оказалось, что в батареях, как обычно в просторечье называют радиаторы отопления, не было воды. Наверное, именно поэтому в квартирах стало даже немного теплее, уютнее. Дело в том, что в последнее время по всей Магаданской области были большие перебои с поставкой в поселки угля. Поэтому то и дело поступали сообщения о том, что разморозили какой-нибудь небольшой поселок. В самой середине беспощадной колымской зимы это каждый раз было суровым испытанием на прочность для его жителей. Обычно быстро отогревали трубы, пускали по ним горячую воду. Такая ситуация сложилась из-за постоянных взаимных неплатежей.
Это был тот сложный период нашей истории, когда прииску просто не платили за добытое и своевременно сданное государству золото. Мы же не могли его не сдавать. Это было бы нарушением законодательства. Поэтому платить за уголь прииску было просто нечем. А вот угольщики могли не отгружать добытый ими уголь неплательщикам, коих была огромная очередь. В их числе и наш прииск. Поэтому и мы на прииске в это время все работали «за спасибо» и редкие авансы, которые уходили на раздачу долгов в пекарню за хлеб, в магазины за продукты. Больше ни на что уже не хватало. Потом снова хлеб и остальные продукты брались в долг. И так по кругу, разорвать который не было никакой возможности. Никого уже не удивляла ситуация, когда успешным золотодобытчикам, стабильно добывающим, во время промывочного промсезона, по килограмму и более золота на каждого рабочего прииска, просто нечем было кормить детей, не было возможности закупить уголь в котельные поселка. Остатками угля и угольной пыли, вперемешку с пустой породой, топили очень экономно, пытаясь уже не обогреть поселок, а просто его спасти, сохранить или хотя бы продлить жизнь населенному пункту. Не дать замерзнуть бегущей по трубам воде. Сохранить до тепла инженерные сети.
Поэтому вода в батареях бегала ледяная, лишь бы не замерзла система. Вода больше грелась, проходя через квартиры. Квартиры от этого охлаждались еще больше. Так мы и жили в эту зиму. Благо, что жилой фонд поселка состоял исключительно из деревянных жилых домов, построенных из бруса и оштукатуренных снаружи и изнутри по деревянной дранке. В поселке было только три каменных здания, построенных из керамзитоблоков (которые, по старинке, все называли шлакоблоками). Это двухэтажное административное здание, в котором на первом этаже располагалась почта, а на втором наш Санга-Талонский сельский совет, названый в честь располагавшегося недалеко от нас, на другом берегу Колымы, бывшего поселка Санга-Талон, остатки которого, в настоящее время, находятся на дне Колымского водохранилища. А также два трехэтажных здания – детский сад и очистные сооружения. Кстати, больше трехэтажных зданий в поселке не было. В основном, два этажа. Большая часть – новые дома, построенные в период с 1984 по 1990 годы, куда были выселены жители поселков Сибик – Тыэллах и Ветреный, которые попали под затопление при наполнении недавно построенного живописного Колымского водохранилища, ставшего нашей гордостью и нашей же проблемой. Это был большой и амбициозный проект. Удачный. В плане дальнейшего развития энергетики. Позже на Мой-Уруста были выселены и жители соседнего поселочка Эльгенья. Был у нас в поселке и небольшой одноэтажный частный сектор. Куда же без него?
***
Январским утром, после недолгих праздников, все рабочие собрались в конторе. Никто не поехал на работу на полигоны, шахты, штольни. На общем собрании было решено, что прииск временно приостанавливает добычу и выдачу золотосодержащих песков до восстановления системы отопления, которая в новогоднюю ночь была полностью разморожена. Такого новогоднего «подарка» Деду Морозу не загадывал никто из нас. Было установлено, что водовод от скважины до поселка замерз, вследствие низкой температуры на улице и недостаточной температуры теплоносителя, то есть воды в нем. Попросту, где то перехватило морозом трубу водовода, и вода в нем остановила свое движение. Это и было началом катастрофы, масштаб которой мы тогда еще до конца не осознавали. На морозе вода очень быстро замерзла по всей девятикилометровой длине труб. Это было расстояние от скважины, находящейся в верховьях ручья Арга-Сибик, до поселка. Поселку пришлось бороться за свою живучесть, как океанскому кораблю, пробившему днище на рифах, во время шторма.
Водовод был ахиллесовой пятой такого колосса как наш прииск. В итоге водовод его и погубил. Вернее - его отсутствие. А еще точнее – утрата. Дело в том, что поселок Мой-Уруста располагался очень неудачно в плане нахождения ближайших источников воды. Не знаю, кому в голову пришла эта светлая мысль - построить довольно крупный, по колымским меркам, поселок на склоне сопки. Обычно все поселки располагались в долинах рек или распадках ручьев, рядом с источниками воды. Это было главное правило при строительстве населенных пунктов на протяжении тысяч лет, исключая, быть может, строительство крепостей на вершинах гор. Но даже в крепостях и замках делали запас воды, старались прорыть колодец или тайный подземный ход к реке.
А позже наш поселок стал центральной базой прииска «Имени 40 лет Октября» и очень вырос в численности населения и в своих размерах. Отсутствие воды всегда было слабым местом нашего населенного пункта. Вопрос решался с помощью автоцистерн, так называемых водовозок, которые развозили воду по поселку. Водитель подавал звуковой сигнал, подъезжая к подъезду жилого дома. Жители на уже знакомый звук сигнала выходили на улицу и ведрами таскали воду домой. Кто сколько успеет. Кто бочку, а кто и две. Я жил на втором этаже и натаскать две бочки, бегая с ведрами по обитым водой и покрывшимся на морозе льдом ступенькам, обычно не успевал. Водовозка приезжала два раза в неделю, и этого было явно недостаточно для хозяйственных нужд, особенно для стирки. Поэтому жители поселка беззастенчиво разбирали воду из системы отопления. Надо сказать, что поселок (основная его часть) был практически недавно отстроенным, никакой химии в систему отопления не заливали, трубы были на редкость чистыми, поэтому вода для стирки и помывки полов вполне подходила. В крайнем случае, можно было и на чай набрать ее из батареи, только прокипятить, что многие и делали.
Летом было попроще. У подъездов выстраивались десятки двухсотлитровых бочек из-под дизельного и трансформаторного масла. В эти бочки водитель водовозки самостоятельно заливал воду, переезжая от подъезда к подъезду по своему графику. Бочки предварительно отжигались на костре, потом красились изнутри, а чаще и снаружи масляной краской либо «гудронились» разогретой битумной смолой. На вкус вода из них была не лучшего качества, поэтому для питья и приготовления еды все старались успеть набрать воды в эмалированные ведра. От пыли бочки накрывались самодельными деревянными крышками, сколоченными из досок, с ручкой по центру, чем эти крышки мне очень напоминали щиты суровых викингов из скандинавских саг.
Только на нашем прииске я видел водовозки на базе автомобиля … «БЕЛАЗ». Просто уверен, что больше нигде не додумались приспособить огромные карьерные самосвалы, грузоподъемностью в 25 и в 40 тонн, для доставки воды. По крайней мере, я этого больше нигде не видел и ни от кого не слышал, о таком изобретении. Для этого немного дорабатывались их кузова – тщательно заваривались все щели, наваривались пластины металла на борта, сами борта наращивались по высоте, отчего они становились еще выше и заваривался металлом верх кузова, в котором оставлялся только люк и ступени в бездонное чрево кузова, для его осмотра и ремонта изнутри. В этот люк заливали воду в импровизированную цистерну, как в танкер, из «гусака» насоса на скважине ручья Арга-Сибик. Сливали воду из «БЕЛАЗа» через огромный кран, расположенный сбоку, между колес богатырской машины. Так и возили этими машинами воду от скважины, расположенной в девяти километрах от поселка, в котельную. А так как разбор из батарей отопления бы постоянным и не прекращался, то и «БЕЛАЗы» возили воду непрерывно круглые сутки. Проезжая через поселок они ревели своими мощными дизелями, каждый из которых был равен по мощности табуну в четыре сотни лошадей, особенно поднимаясь груженными в горку, ведь поселок стоял на склоне сопки. Постепенно все привыкли к постоянной вибрации стен домов, которые просто сотрясались днем и ночью, при «перегазовке» карьерных самосвалов, натужно ползущих вверх по улице со своим грузом.
Иногда «БЕЛАЗы» заливали бочки у подъездов, но это всегда заканчивалось тем, что широкая машина просто давила и плющила бочки при повороте. Ведь ей не хватало места для разворота между домами. Водитель зачастую этого даже не замечал. Но всегда своевременно об этом узнавал от скандаливших возмущенных владельцев бесценных бочек.
Позже был построен водовод от ближайшей таликовой зоны, где вода никогда не замерзала, выпирая зимой из-подо льда, разрывая его, этот лед, на пятидесятиградусном морозе и образуя за зиму обширную наледь. Эта зона находилась у подножья отрогов гор хребта Черского, в распадке, откуда истекал ручей Арга–Сибик. В девяти километрах от поселка, повторюсь. Там и была забита скважина, построены насосная станция и котельная, которая отапливалась углем. Котельная подогревала воду «спутника», а вода из скважины мощным насосом гналась по трубе все девять километров в поселок, где попадала в котельную изрядно остывшая. В котельной ее подогревали до нормативного состояния (если был достаточный запас угля, что в последнее время казалось просто фантастикой), и она подавалась уже в систему отопления. Чтобы вода не замерзла по дороге к поселку, ее обогревал так называемый «спутник» с горячей водой - две более тонкие трубы, прилегающие к толстой трубе водовода. Это была замкнутая система, в которой по одной трубе вода подавалась в сторону поселка, а по второй, параллельной ей, уже бежала обратно к котельной на скважину. В отличие от водовода, который подавал воду только в одну сторону. В сторону поселка, где и шел постоянный ее разбор. «Спутник» подогревался котельной в верховьях Арга-Сибика. Во избежание излишних потерь тепла, чтобы «не отапливать зря Колыму», как у нас говорили, все трубы были обернуты матом из минеральной ваты, или стекловаты, как чаще мы ее называли. Сверху мат стягивался и уплотнялся вокруг этих трех труб металлической сеткой рабицей, а уже она, в свою очередь, для защиты от осадков, была обернута фольгизолом, напоминающим толстую фольгу метровой ширины.
Ближе, примерно в полутора-двух километрах от поселка, располагается другой распадок. По нему протекает ручей Мой-Уруста, что в переводе с якутского означает Богатая Невеста. Такое название ручей получил за обилие ягод и грибов, шишек, которые он приносил из своих верховьев в период сильных и продолжительных дождей, ведь там он был зажат тесными берегами и, разливаясь, смывал лесные дары из прилегающих таежных дебрей. Это же название было дано и самому нашему поселку. Обычное явление, когда по названию ручья или реки дается название населенному пункту, расположенному если не на их берегах, то в непосредственной близости.
Интересно, что в верховьях ручья Мой-Уруста тоже за зиму образовывалась наледь. А значит, что там тоже была таликовая зона. Почему там не построили комплекс со скважиной, котельной, насосной станцией я не знаю. Тогда длину водовода можно было бы уменьшить вдвое, если не втрое. Возможно, по санитарным нормам вода не прошла, но скорее всего там был недостаточный объем грунтовых вод, которого для нужд большого поселка явно не хватало. Или в некоторые периоды таликовая зона все-таки промерзала, ведь наледь была не такой мощной по толщине и не такой огромной по площади, на Арга-Сибике.
***
А сейчас мы разбились на несколько бригад. Две бригады были направлены на разморозку водовода. Одна бригада шла от скважины в сторону поселка. Вторая, в которую попали и мы, опробщики (Дед, Лёха и я), двигалась им навстречу – от котельной, из поселка. Обе бригады состояли преимущественно из подземщиков (шахтеров). Третья бригада, которая при помощи бульдозеров сносила старые деревянные дома в поселке, из которых уже выселили жителей. Бревна и деревянный брус пилили на двухметровые отрезки, чтобы они влезли в котлы, потом завозили и складировали в котельных. Деревом этих домов предполагалось отапливать котельные поселка и котельную на скважине, когда восстановим подачу воды в поселок. Ведь угля в поселке уже давно не осталось. И никто его больше не завозил. А зачем? Котельные заморожены. Уголь сразу растащат жители по своим квартирам и домам. Как и чем обогреваться жителям на Колыме с января до лета, как то особо никого не интересовало…
Пока был короткий зимний световой день, мы с Дедом и Лёхой, в составе своей бригады, отогревали трубы. В сумерках бросали работу и заготавливали дрова уже себе домой, для протопки печей. Иногда притаскивали найденное бревно в нашу «промывалку», где пилили его двуручной пилой, в народе метко прозванной «Дружбой», потом кололи напиленные чурки на поленья. Эти поленья набивали плотно в мешок. На сутки, для скромного обогрева жилища, нужно было каждому принести домой по два таких мешка, связав их углами и перекинув через плечо. Один мешок висел за спиной, второй впереди, его надо было придерживать рукой, поднимаясь вверх по крутой улице, направляясь к своему дому. Когда не было времени или сил напилить, я приходил на место снесенного дома и там набивал эти два мешка деревянными обломками. Обычно получалось собрать два мешка, хоть и не всегда. Ведь я был там не один. Так выживал и спасался от мороза весь поселок.
Надо сказать, что проект новых домов, которыми была застроена вся новая часть поселка, предусматривала установку на кухне печек под твердое топливо. Печки поставили жильцам уже после строительства. Получили и установили такую печь и мы. Это было заводское изделие с маленькой топкой, малюсеньким поддувалом. Но зато с духовкой и баком для подогрева воды. Кирпичные дымоходы были также построены в этих домах по проекту. Так что жить можно было. Хоть печка с кухни и не обогревала всю квартиру, но на кухне было всегда сухо и тепло. Поэтому некоторые жители поселка, после заморозки водовода, построили на кухне нары, где и спасались от холода, закрыв двери в холодные комнаты. Мы же спасались еще и постоянно работающими мощными электрическими калориферами.
Мои же коллеги по работе, Дед и Лёха, жили в так называемых «малосемейках», где печное отопление не было предусмотрено. Поэтому им пришлось устанавливать самодельные печки «буржуйки» в комнатах, выводя дымоходы металлических труб на улицу, в окно, через «разделку» из металлического листа и асбеста, во избежание пожара. Под печками лежал стальной лист на слое кирпича. Кирпичом были обложены и бока, задняя стенка печек. Многие окна домов поселка ощетинились этой зимой такими трубами, напоминавшими стволы корабельных орудий, торчащими из бортов пиратских бригов. Сходство с корабельными пушками придавал легкий дымок, вьющийся из труб, как после произведенного ими выстрела.
***
Гораздо сложнее было добыть воду. И это на засыпанной январским снегом Колыме… Дело в том, что мы пробовали собирать и топить снег. Но вода из него оказывалась грязной, с большой примесью плавающего в ее толще взвешенного мусора, пыли, собачьей шерстью. К тому же надо было постоянно бегать за снегом на добавку, который, растаяв, давал ничтожное количество воды от первоначального объема. Пришел опыт, что необходимо добывать воду изо льда. Он в разы плотнее снега и воды из него на выходе оказывалось гораздо больше. Да и вода куда чище была. Если в чистом месте его колол, конечно.
Я присмотрел возле поселка огромный ледяной купол над замерзшим водоводом. В этом месте перемерз водовод и из прорвавшейся трубы какое то время бил фонтан питьевой воды из скважины. И сразу замерзал на пятидесятиградусном морозе. Это было красивейшее явление. Около шести метров в диаметре и столько же в высоту. Этакая огромная прозрачная «юрта» из чистого льда. Но любовались мы ею не долго. С помощью топоров и ломов мы кололи драгоценный лед и набивали им привезенные на детских саночках емкости. Сначала я ездил за льдом с топором и обычным мешком, который набивал добытым льдом. Потом понял, что удобнее возить с собой большую флягу, в таких молоко перевозят на молочных фермах. А лед удобнее колоть короткой монтировкой с острым концом. Привезенную домой флягу, плотно набитую льдом, достаточно было поставить на недовольно шипящую печку, и можно было с чистой совестью отправляться спать, считая ежедневную миссию по выживанию оконченной. Ведь два мешка дров я притаскивал обычно до похода за льдом.
За несколько дней мы разобрали ледяной купол до основания. Оказалось, что он был не целиком изо льда. Внутри он оказался полым. Пришлось искать новые источники льда.
Вскоре мы дружно кололи лед с поверхности водоема, образованного чуть выше поселка небольшим таежным ручьем, сбегающим с сопки. В этом месте ручей был запружен у дороги. Также брали лед Колымского водохранилища. И в первом, и во втором случае это было не безопасно. Качество воды, добытой из этого льда, никто не гарантировал. Но другого выхода не было. Эту воду использовали для технических нужд. Для употребления в пищу и на чай ее кипятили, если не удавалось вовремя набрать воды из водовозки.
Наблюдая унылую процессию укутанных в теплую одежду людей, цепочкой поднимающихся морозной зимой с санками, нагруженными льдом, от берега Колымского водохранилища в поселок, я постоянно невольно вспоминал хронику о блокаде Ленинграда…
***
Уже вторую неделю мы продолжали размораживать водовод. Наша бригада за это время разморозила и очистила трубы ото льда в черте поселка, двигаясь от отправной точки - от котельной. Мы только вышли за пределы поселка. В тайге снега было выше колена, но его зачищали бульдозером вдоль отрезка водовода, который отогревали. Можно было ходить.
- Алексей, а ты куда пропал вчера ближе к вечеру? – окликнул Дед Лёху, когда утром мы собрались у участка водовода, который планировали размораживать в этот морозный день.
- На собрание в клуб ходил, - недовольно поморщился Леха.
- По какому поводу в клубе собирались, опять на танцы? – съехидничал бурильщик Шишкин.
- Губернатор приезжал. Встречались с ним…
- Ну и как прошла встреча на Эльбе? – Шишкин явно располагал какой то ценной информацией на этот счет, и просто дурачил нас с Дедом, одновременно «драконя» легко вспыхивающего Лёху. Шишкину доставляло удовольствие выводить Лёху из равновесия. И надо сказать, ему это прекрасно удавалось.
- Лучше бы не ходил, - хмуро ответил Лёха и разразился нецензурной бранью.
- Что? Не договорились? – продолжал веселиться Шишкин.
- Да не получилось как то. Да чего ты скалишься?! Вижу, сам знаешь, что и как было, расскажи! У тебя же язык подвешенный, - начал закипать Лёха.
Впоследствии от Лёхи и Шишкина мы узнали, что действительно, в поселок приезжал Губернатор Магаданской области, с сопровождающими лицами. В поселковом клубе прошла встреча с населением по поводу ситуации с нашим размороженным поселком. Люди были рассержены этой ситуацией, когда нам приходилось практически выживать, а помощь все никак не поступала. Губернатор и приехал то потому, что наш профком, надо сказать довольно мощный и подкованный в законодательстве, начал бить во все колокола, выходя прямиком на Москву, так как из области информация туда если и поступала, то довольно обрывочная и сильно сглаженная. Это мы узнали от Шишкина.
Надо полагать, что из столицы поступили определенные указания Губернатору, возможно, отчитали его. Это ему тоже явно не понравилось, поэтому разговор прошел на повышенных тонах. Договориться высоким сторонам ни о чем не получилось. Такая самодеятельность, когда простые работяги обращаются в столицу «через голову» областного начальства, не понравилась бы явно никому. Губернатору особенно. Из рассказа Лёхи мы поняли, что никакой помощи в разморозке водовода и реанимации поселка нам ждать от области не стоит. Да и не только от области. Помощь не придет…
- Что, он так и сказал бабам, что хватит им рыдать, и что пустит их пешком по Колымской трассе, с детьми и чемоданами? - не унимался Шишкин.
- Так и сказал! – продолжал яриться Лёха, обратив свою агрессию на Шишкина, понимая, что тот специально его заводит, но уже не в силах остановиться.
- Хорош вам! Подеритесь еще! Главное - потом вспомнить, из-за чего подрались, – решил погасить нарастающий конфликт Дед.
- Это вам двоим жарко сейчас стало. А мы уже замерзли, разжигайте «Маруму». Водовозка сейчас воду привезет, а у нас ничего не готово, - добавил он, вполне миролюбиво.
Мы дружно поставили на лыжи, лежащий на боку, аппарат. Стали собирать и подсовывать под него дрова, Лёха и Шишкин с двух сторон зачиркали спичками. Потянуло дымком. Огонь нехотя разгорался.
- Может, солярки плеснуть? – киваю на стоящее рядом ведро с бурой жидкостью.
- Рано. Экономить надо солярку. Сначала «Маруму» водой заправим, потом уже соляркой раскочегарим как следует, - Дед, в свою очередь, кивает головой, в сторону медленно пробирающейся по импровизированной дороге в нашу сторону водовозке.
- Так что, Губернатор не побоялся гнева народного за такие слова? – Шишкин снова пристал к Лёхе.
- А чего ему бояться? Он в сопровождении грузовика ОМОНа ездит. Они свою работу знают, враз урезонят горячих, - Лёха был уже совершенно спокоен, отрешенно смотрел на языки пламени.
- Их же всех в Чечню, в командировку отправили,- не унимался всезнающий Шишкин.
- Не всех, значит. Половина бойцов в области осталась. Порядок поддерживать, - блеснул эрудицией Лёха.
- Это в клубе то порядок надо было поддерживать? – Шишкину явно нравилось дразнить Лёху.
- Везде, где надо… Отстань от меня!- Лёха повернулся спиной к Шишкину, давая понять, что больше не намерен участвовать в дискуссии и вообще – общаться с ним сегодня больше не желает.
Только мы с Дедом не поддерживали разговора, так как вообще ничего из этих событий не знали. Дед прикурил папироску от костра - от живого огня, как он называл этот ритуал. Я, как не курящий и самый младший, пошел встречать водовозку.
***
Мы залили почти полную бочку «Марумы» и отпустили водовозку. Теперь надо было хорошенько ее раскочегарить, чтобы ледяная вода закипела в бочке и пошла под давлением через верхний патрубок тугой струей горячего пара.
«Марума» представляла собой самодельный агрегат, собранный при помощи электросварки из армированной толстостенной трехсотлитровой бочки, расположенной горизонтально на метровой от уровня земли высоте, на четырех бурах. Нижние концы буров были приварены к самодельным металлическим лыжам, на которых мы ее перетаскивали к следующему участку, который требовалось отогреть. Бочка закручивалась по резьбе герметично пробкой, через которую ее предварительно заливали водой. Выход для пара из бочки был только через верхний отрезок трубы, на который надевался конец длинного резинового шланга.
Под бочкой была приварена полубочка, в которую нами складывались дрова, обильно поливаемые дизельным топливом, в просторечье - соляркой. Пламя полыхало, жадно облизывая бока герметично запертой бочки с водой, быстро доводя ее до кипения. Разогретый пар неистово вырывался под давлением через отводящий патрубок, попадая в шланг. Другой конец шланга мы вставляли в разрезанную сварщиком трубу водовода, полностью забитую льдом. Лед быстро таял от такой температуры, даже на пятидесятиградусном колымском морозе. Струйки воды, секунду назад еще бывшими льдом, стекали на землю, через предварительно прорезанное сварщиком отверстие в трубе. Полностью отогрев и освободив ото льда десяток метров трубы водовода, мы переходили к следующему участку, двигаясь все дальше от поселка в тайгу, метр за метром, в сторону водозабора. «Маруму» перетаскивали за собой.
Сварщик после нас восстанавливал целостность трубы. Уже опустевшей, освобожденной ото льда. Мы перетаскивали агрегат на следующий участок обычно вручную, «запрягаясь» группой в специально для этого привязанную к основанию лыж толстую стальную катаную проволоку. При этом тащить надо было аккуратно, чтобы не уронить свой груз. От удара о землю бочка, полная кипятка и пара под давлением, могла разорваться и всех нас обдать обжигающим паром. Навстречу нам, от скважины на Арга-Сибике, двигалась вторая такая же группа, с такой же «Марумой». Ими руководил бригадир шахтеров Дымов.
Интересно, что название этому, вполне удачно придуманному каким то местным Кулибиным, агрегату было дано по названию японской машины, мастерской на колесах. Машина с длинным капотом, похожая внешне на наш «ЗИЛ – 133», несла на себе огромный фургон, в котором было решительно все, для проведения ремонта бульдозеров и прочей горной техники в открытом поле. Там был токарный станок, сварочный аппарат, мощный компрессор, наборы ключей и съемников и еще много чего нужного и полезного. Над кабиной находилась небольшая телескопическая стрела автокрана, позволявшая разобрать бульдозер на узлы в любом необходимом месте, даже под открытым небом на морозе, а потом и собрать обратно. Но главное – машина была оборудована парогенератором, выгоняющим из себя пар под мощным давлением, способным смывать даже заводскую краску с импортных бульдозеров при очистке их от грязи. Краска отлетала вместе с грязью, даже на морозе. Этот чудо - автомобиль был у нас на прииске в единственном числе и обслуживал наш парк импортных тяжелых бульдозеров.
- Шланг! Шланг вытяни! Мы сами бочку перетащим, ты за шлангом следи, чтобы не перегибался и не складывался, а то выхода пару не будет и бочка рванет. Чего ты ржешь?! – кричал мне Шишкин, изо всех сил упираясь ногами в рыхлый снег, держа на плече свой участок катаной проволоки, пытаясь «сорвать» с места «Маруму».
- Картину вспомнил – «Бурлаки на Волге!», - честно отвечаю ему. А ведь и правда – похоже. Очень.
Шишкин нервничает не зря. У нас уже взорвалась одна такая бочка с паром, когда также ее на новое место перетаскивали и согнули шланг с вырывающимся из него паром, да еще одной лыжей на него наехать умудрились. Хорошо, что шов бочки был от нас с противоположной стороны, и мы от нее стояли в стороне, отойдя за дровами. Мы тогда твердо уяснили, что выход для пара всегда должен быть открыт. Иначе быть беде. Это не первая взорвавшаяся «Марума». До нее было еще две, но не в нашей бригаде. Хорошо, что пока нам везет, люди не пострадали. Мы тоже стали внимательнее следить за своей подопечной. Обычные бочки из под масла заменили на толстостенные, армированные железными поясами. Следили за давлением пара, выходящего из шланга. Если он чересчур быстро вырывался, то снижали давление в бочке, удаляя часть дров из полубочки снизу.
- Как думаешь, сколько градусов пар? На выходе из «Марумы» – с хитринкой спрашивает меня Шишкин.
- Думаю, что сто. Температура закипания воды, - отвечаю, даже не раздумывая.
- Не угадал, на этот раз. Градусов двести-триста. Смотри, лед из трубы прямо со свистом кусками вылетает, когда в нее шланг с паром затолкаешь. А ведь пар еще остывает на морозе, пока в трубу попадет. Да и труба ледяная его охлаждает.
- Точно, это же система чайника, - подтверждает Лёха.
- Скорее, принцип скороварки. Так что для нас главное – не взорвать раньше времени эту здоровенную дурищу, - заканчивает Шишкин.
- Постараемся, - обещаю я, вытягивая в струну отчаянно парящий шланг, который настолько горячий, что прожигает насквозь теплые меховые рукавицы и надетые на них брезентовые грубые «верхонки», заставляя непрерывно перекладывать его из руки в руку, охлаждая рукавицы на морозе.
***
За несколько дней мы неплохо продвинулись в сторону скважины. Все освоились с выполняемой работой, появился автоматизм, каждый знал свой участок работы, выполняемую им роль. Стабильно был налажен подвоз дров и воды для нашей «Марумы». Мы отошли от поселка на пару километров в тайгу и нас до очередной точки работы утром подбрасывал приисковый автобус. Обратно в поселок нас забирал он же, уже в сумерках.
Но главное – перестали появляться «ходоки» из поселка, которые меня очень раздражали. Это были наши же работники прииска, которые жили в частном секторе. Многие из них не стали выходить на восстановление водовода, стараясь отсиживаться дома, в уютном тепле своих печек. Иногда они, со скучающим видом, совершали променад к нам, суетящимся вокруг пылающих бочек с паром, и каждый раз, как будто невзначай, пытались выяснить всего один насущный вопрос - сколько нам за ЭТО платят и когда будет расчет? Мужики им каждый раз терпеливо разъясняли, что это дело совершенно добровольное и исключительно бескорыстное, с нашей стороны. Это единый порыв тех, кто хочет выжить сам и спасти свои семьи, оживить поселок, не дать погибнуть прииску. После этого ходоки отходили с глубокомысленным видом. И явным недоверием в глазах. Через несколько дней они подходили снова с тем же вопросом. Вдруг начнут платить? И вдруг наличными? Но каждый раз их разочаровывали. Ни один из них не остался помогать…
Мне такое их поведение очень не нравилось, и я старался в дискуссии с ними не вступать, занимаясь какой-нибудь работой в стороне. Тогда, по молодости лет, мне было непонятно, как можно было интересоваться только деньгами, когда погибает прииск, поселок с жителями. Мы же жили одной большой семьей. Мне и сейчас это не совсем понятно.
«Ходоки» в своих подозрениях не ошиблись, как оказалось впоследствии. Нам, но только тем, кто занимался восстановлением водовода, выдали по бутылке лимонной водки на брата. Не сразу, ближе к окончанию работы. Но было приятно, что кто-то все-таки нас заметил, позаботился. Дорого было именно внимание, признание нашего труда и отношения к делу. До сих пор не знаю, кто закупил несколько ящиков этого специфического напитка (явно на любителя), и из какого источника это мероприятие финансировалось. Вот и вся материальная благодарность. Мы не ждали и этой, работали на полном энтузиазме.
***
- Ну что, видели сюжет в «Мониторе»?! – сходу начал Лёха, увидев нас с Дедом.
- Какой сюжет? Ты чего такой возбужденный? – не понял я.
- В областной новостной телепередаче «Монитор»!.. – начал нетерпеливо объяснять Лёха.
- Да знаем мы эту передачу, ты нам про сюжет расскажи,- перебил его Дед.
- Ну, помните, когда мы еще сразу за поселком размораживали трубы, к нам мужики из профкома подходили с видеокамерой, Володька Поляков снимал нас на видео, как мы разогреваем тубы, Вася Хохол перед камерой выступал…
- Да помним, помним! – вмешался Шишкин.
- Сегодня вечером этот выпуск повторять будут, как обычно, там и посмотрим. Пойдем разжигать «Маруму», пока совсем на этом морозе не околели, - хмуро продолжил Шишкин и первым стал собирать дрова, оставленные нами со вчерашнего вечера.
День прошел как обычно, за отогревом труб, но вечером мы все чуть пораньше ушли домой. Надо было посмотреть передачу, так воодушевившую Лёху, который не без оснований решил, что раз нас начали показывать по телевизору, значит, дело сдвинулось с мертвой точки. И нам если из области и района не помогут с работой по разморозке водовода (с чем мы и сами уже неплохо справлялись), то хотя бы, как минимум, пришлют несколько машин угля на котельную водовода, чтобы было чем его обогревать, ведь скоро мы его восстановим, общими усилиями. А обогревать нечем. Только дрова. Одно баловство для котельной.
Вечером весь поселок, прильнув к телеэкранам, наблюдал в повторе видео о том, как мы героически перетаскиваем на новое место на морозе парящую «Маруму», как на морозе режем сваркой трубы, греем их паром, после чего снова свариваем в единое целое. Видно было, что работали интенсивно. Да ведь на морозе иначе и не получилось бы. Грелись в движении. И от огнедышащей «Марумы», конечно.
В конце сюжета наш Вася Хохол, весь покрытый от пара и горячего дыхания на морозе седым инеем (особенно шапка, борода, усы и даже ресницы, которыми он потешно хлопал, при «наезде» на него камеры крупным планом), справедливо рассуждал о безобразии, когда мы уже два года не получаем на прииске зарплату, перебиваемся только мизерными редкими авансами, которых не хватает даже яблок детям купить. И это при том, что регулярно выполняем план по добыче и сдаче государству драгоценного металла. Под конец он возмутился тем, что нам даже угля не поставляли, в результате чего был разморожен крупный промышленный поселок, так как на котельной водовода не осталось топлива, и бульдозер толкал в загрузочный бункер уже не уголь, а угольную пыль, вперемешку с землей. А под конец вообще одной землей топили котлы, что привело к заморозке воды в трубах.
Репортаж получился эффектным и немного лихим. Забавно было по телевизору наблюдать товарищей по работе. Я даже увидел себя на дальнем плане. Впоследствии этот сюжет еще запускали не один раз. Однажды даже по федеральному центральному каналу. В новостях.
Камень был брошен в воду, оставалось ждать, когда от него пойдут круги. И надеяться на лучшее.
Позже я слышал версию о том, что в новогоднюю ночь водовод поселка замерз по причине человеческого фактора – банальной пьянки обслуживающего персонала на рабочем месте, в котельной водовода и на скважине. И до сих пор с этим не совсем согласен. Хотя и такое могло случиться. В итоге сошлись вместе насколько печальных факторов…
***
- Слышали новость? Дымов с водой идет! Потому что без воды – ни туды, и ни сюды! – радостно огорошил нас Коля Коровин, водитель водовозки, когда подвез с утра воду к нашей «Маруме».
Это было хорошей новостью. Вторая бригада, под руководством бригадира Дымова, шла нам навстречу, в сторону поселка, отогревая водовод со стороны скважины. Они восстановили и запустили на скважине котельную, подогревали воду и двигались нам на встречу, оставляя за своей спиной уже действующий водовод, с циркулирующим «спутником», обогревающим воду в трубах водовода.
Эта новость придала нам сил, и мы поспешили им на встречу, стали работать еще интенсивнее. Каждой бригаде хотелось поскорее приблизиться к точке встречи. В работе появился какой то соревновательный момент, можно даже сказать, что это был азарт.
Наконец, случилось то, чего мы так жаждали столько холодных дней, к чему так стремились. Мы встретились. Две бригады. В заснеженной колымской тайге. На сорокаградусном морозе. И нашей радости не было предела. Это было нашей победой. Вода весело побежала в поселок. В котельную.
Котельную восстановили, но пока работала другая небольшая котельная – паровая, которая давала тепло в санбыткомбинат, где стиралась спецовка и можно было помыться, а также в нашу «промывалку», где мы с Дедом и Лёхой промывали геологические пробы золотоносных песков, взятые нами в шахтах и штольнях.
Но теплотрассы, ведущие к жилым домам, были тоже разморожены. Мы начали восстанавливать их. А ведь предстояло отогреть сотни, а может и тысячи, метров труб не только по поселку, но и сами дома. Трубы в них тоже были забиты льдом.
Во время отогрева теплотрасс поселка случилось то, чего мы никак не могли ожидать, и чего могли хотеть меньше всего на свете. В одну из морозных ночей котельная водовода была остановлена и водовод снова замерз…
***
На второй раз наших сил уже не хватило. Да нам и не дали снова взяться за восстановление водовода. Прямо на лед Колымского водохранилища, который ближе к весне достиг более чем двухметровой толщины, был поставлен теплый обогреваемый вагончик с насосной станцией внутри. Прямо по льду был протянут электрический кабель к вагончику, для питания насоса. Эту воду и подавали в поселок для хозяйственных нужд.
Дело в том, что в Москве было принято решение о выселении поселка. Как не перспективного. Оперативно были разработаны и утверждены необходимые документы. И мы стали готовиться к великому переселению. К нам зачастили комиссии из района и области, была проделана огромная организационная работа, ведь эти вопросы нужно было решить быстро, до апреля, когда будет закрыта ледовая переправа на правый берег водохранилища. Наша связь с «большой землей» прервется до июня, до момента освобождения зеркала воды от ледяного плена и спуска на воду нашего флота, открытия паромной переправы. А к следующей зиме, к следующему отопительному сезону, не должно было остаться в поселке ни одного жителя…
Обидно было видеть, как гибнет прииск и поселок, в котором он базировался. Но сделать мы уже ничего могли. В то время политика государства была направлена на выселение северных поселков и перевод работы на Севере на вахтовый принцип. Чтобы люди жили в благоприятных для жизни теплых регионах, а на Север летали и ездили на работу, на вахту. Правильно это было или нет, покажет время. Но много колымских поселков, больших и малых, было просто стерто с карты области.
А нам пришлось выбирать, куда переезжать. В соответствии с финансированием, выделенным нам на эти цели, конечно. Некоторым моим знакомым удалось уехать в центральные районы страны, «на материк», как у нас говорят. Но большинство собиралось, с открытием навигации через водохранилище, переезжать в другие поселки нашего района, в райцентр, в соседние районы. Кто-то перебрался в Магадан, нашу северную столицу. В основном, почти все жители Мой-Уруста решили остаться в Магаданской области. Все волновались, ждали перемен. Перемен к лучшему, конечно. Только так, не иначе. А впереди нас ждали тысячи дорог…
25.04.2021 – 22.10.2021 г.