Сергей Медведев, профессор Свободного Университета
Москва между зоной комфорта и зоной террора
В Москве, в Третьяковке на Крымском валу открылась выставка Юрия Пименова. Ее главный хит и плакатный символ — знаменитая «Новая Москва». День Первомая, прошел весенний дождь, и Театральная площадь, тогда еще площадь Свердлова, запружена праздничной толпой. Дом Союзов украшен флагами, за ним сизыми модернистскими грезами вздымаются новые здания Госплана и гостиницы «Москва». По улице едет не просто дорогой автомобиль (начальственный лимузин ЗИС-101), а настоящий кабриолет, за рулем которого блондинка в нарядном платье, — к ветровому стеклу кокетливо привязаны две гвоздики, красная и белая. От полотна веет молодостью, свежестью, надеждой. Год создания картины — страшный 1937-й.
Этот экзистенциальный диссонанс напомнил мне о событиях неделей ранее, когда в Москве, в один вечер в концертном зале «Зарядье» вручали звезды «Мишлен» девяти столичным ресторанам, а в паре километров оттуда, на Каретном Ряду два десятка штурмовиков в черных масках в сопровождении айнзатц-группы телеканала НТВ устроили погром в офисе «Международного мемориала». Буквальное соседство этих двух событий потрясло воображение многих: в соцсетях восторженные отклики ресторанных критиков перемежались военными сводками из «Мемориала», который оккупировала приехавшая полиция, заперев входные двери на наручники, а некоторые известные блогеры задавались риторическим вопросом: как такое возможно в одно время и в одном месте?
Эта шизофрения, раздвоенность сознания современного горожанина, мечущегося между нарастающим комфортом московской жизни и столь же неумолимо растущими репрессиями, продолжается уже второе десятилетие, по меньшей мере с 2011 года. Я вспоминаю эпоху митингов, когда они еще были частично разрешены: с утра можно было сходить на городское мероприятие, типа массового забега в Лужниках или на выставку собак из приютов, днем встретиться с друзьями на Пушкинской и пройти шествием по бульварам, если митинг был согласованный, или отважно прогуляться по Тверской, если нет, испытывая чувство гражданской решимости и отчаянного куража, глядя, как роботы в черных латах выхватывают из толпы одного за другим митингующих — и потом завернуть в грузинский ресторан и, разгоряченными, за парой бутылок саперави под хачапури и хинкали, обсудить подробности митинга и жестокость полиции. И то же самое все эти годы происходит в лентах Фейсбука, где репосты о пытках в колониях и призывы «свободу Юрию Дмитриеву» перемежаются отчетами о вернисажах и театральных премьерах.
На деле, конечно, никакого противоречия здесь нет: террор давно стал нормой, он вплетен в канву нашей комфортной повседневности, более того, он — ее условие, изнанка. Об этом Михаил Ямпольский писал пару лет назад в своей книге «Парк культуры. Культура и насилие в Москве сегодня» (Новое издательство, 2018), где он вскрывал коды символического и физического насилия, стоящего за «похорошением» Москвы, от разрушения исторической канвы города до создания особого московского стиля жизни (он называет его «парком культуры»), основанного на «тотальной эстетизации и деполитизации» (с.13). Подобно тому, как культурные достижения сталинской эпохи невозможно рассматривать в отрыве от политических репрессий (об этом писали и Борис Гройс в «Стиле Сталин», и Михаил Рыклин в «Террорологиках», и — последним — Евгений Добренко в своем фундаментальном труде «Поздний сталинизм»), нынешний путинско-собянинский «парк культуры» неотделим от дубинок ОМОНа и утренних обысков «эшников»: на пару с благоустройством репрессивные практики выгораживают комфортный концлагерь для городского класса, где предлагается потреблять на уровне лучших мировых образцов но не выходить за рамки автохтонной и архаичной политической системы.
Кстати, в том же 1937 году по инициативе Лаврентия Берии в Москве открылся знаменитый ресторан «Арагви» — большой террор пробуждает большой аппетит.