Третий и тоже главный: «…а телятки будут наши…»
Ох, и остра на язык была моя бабушка! Так скажет, что не просто поверишь - на всю жизнь запомнишь! Память у нее была великолепная, а жизнь вокруг кипела пестрая, многонациональная. Немецкая осторожность, Одесский грустный юмор, Сибирская грубоватая простота, Уральская находчивость – все нашло свое местечко и в нужный момент было предъявлено! Спорить с бабушкой было так же бесполезно, как с погодой. Сегодня солнце – радуемся солнцу. Завтра дождь- дождю! Была у нее такая «приговорочка»: чьи бы бычки ни веселились, а телятки будут наши! Но лучше расскажу по порядку….
Еще в 1924 году бабушка потеряла своего первого ребенка - девочку, названную в честь ее мамы Валечкой. Еще и двух лет ей не было - умерла от аппендицита… Сейчас бы, конечно, спасли… Вторую дочку Наташу, Наталочку, в 44 году арестовали… бабушку сослали…
Всю жизнь Галина Михайловна как-то моментально притягивала к себе ребятишек. В Одесском приюте служила (читайте предыдущие публикации)… Сколько себя помню - возле бабушки всегда крутилась и прилипала к юбке соседская малышня… «Однажды, - часто говорила бабушка, - мне страшно повезло!» В самое грустное время Краснотурьинской ссылки обрела сразу троих внуков, которые потом стали моими братьями и сестрой! В немецких бараках бабушка познакомилась с женщиной, у которой было трое ребятишек мал-мала меньше, они родились один за другим сразу после войны, когда уже трудармейцам разрешили жить семейно.
Горькая история этой молодой и очень красивой женщины потрясла Галину Михайловну. В 41 году сразу после начала войны ее с двумя крошечными детьми и сотнями таких, как она, немцев Поволжья загнали в товарные вагоны и несколько месяцев везли на Северный Урал. К зиме привезли… Дети не вынесли этих адских мук… Чуть живая от горя и голода, она должна была работать и на стройке, и на лесоповале… Каким чудом воссоединялись семьи? Господь помогал! Они с мужем даже приютили в своей крошечной каморке одинокого и больного пожилого человека по имени Александр Шварц.
Он бы не выжил без Анечкиного «затирухин-супа» и ее заботливых рук! Маленькие дети, которые вскоре народились, привыкли называть его дедушкой, а соседи и не вникали: родной – неродной… Дедушка работал в строительном управлении плановиком, знал несколько иностранных языков и манеры имел «старорежимные». Анечка его заботливо лечила, стирала и чинила одежду, кормила вместе с детьми и мужем, а он приносил в семью все заработанное и не забывал церемонно благодарить за всякую малость. Так и выживали все вместе. А потом появилась бабушка, которой так не хватало! Как говорили в то время, они сошлись! И у бабушки сразу стало трое внуков! Вот уж она радовалась, когда на каждом колене по маленькому мальчику, а за шею обнимает маленькая девочка! Вот такой подарок судьбы бабушка получила в Краснотурьинске. Дедушка скоро умер - Трудармия забрала здоровье и силы, а внуки еще долго вспоминали, какие конфетки дедушка доставал из кармана, приходя с работы… А бабушке остались внуки! Они выросли, женились, растили детей и внуков, и бабушка была рядом, любимая и незаменимая, незабвенная… А у меня на всю жизнь появились братья и сестра! Родные-преродные! А бабушка шутила, обнимая нас: «Чьи бы бычки ни веселились, а телятки наши!»
Потом появились дети у ее учениц, потом соседские дети… Кто-то звал бабушкой. Кто-то тетей Галей… для всех находился пирожок, сказка-рассказка… и ласковое слово! Не могу не рассказать одну из историй, которую поведала мне, уже взрослой, ее верная подруга Юля Петровна. Помните: война, Одесса, оккупация… Две подруги с детьми в коммунальной квартире на Пироговской… и главная задача: выжить и сохранить детей… Подпольщики, которые уничтожали оккупантов…Их никто не видел, но убитых солдат часто по утрам находили в разных частях города. Это ведь старый город: улочки, переулочки, подворотни…В первые самые страшные дни рано-рано утром подруги пошли за едой на Привоз. За рубли ничего не купишь, а вот юбку хорошую можно на стакан мамалыги (кукурузной крупы) обменять. Вышли из дома и в подворотне увидели лежащего солдата … Фашист… Галина Михайловна подошла ближе, наверное, не смогла отвернуться и убежать… Двумя руками фашист зажимал страшную рану на животе, прерывисто дышал и глаза не закрывал… Умирал… Бабушка наклонилась и посмотрела ему в лицо… Это был совсем мальчишка, тощий, белобрысый, и … она села на землю, приподняла его и заговорила с ним по-немецки. Стала гладить по голове и шептать какие-то слова… Юля Петровна в ужасе, что сейчас появятся люди и будет что-то страшное, пыталась увести подругу… Дома дети, старенький отец… Ведь даже водички у них не было, чтобы напоить умирающего, а он только сказал: «Еin liеbeswort…» И бабушка опять что-то ему горячо шептала… пока не поняла, что он уже не дышит…Подруги вернулись домой. Не плакали. Никому ничего не сказали. Только бабушка потом часто повторяла: «EIN LIЕBESWORT» - одно ласковое слово…» Никогда нам бабушка этого не рассказывала, а вот фразу эту я почему-то помню…
Почему Юля Петровна мне это рассказала, до сих пор не знаю… Восхищалась или осуждала… Думаю: понимала, что дети, маленькие или большие, в форме или без формы, не должны так страшно уходить из жизни ни в арестантских вагонах, как Аничкины дети, ни в подворотнях чужого города, как этот белобрысый солдат… А бабушку Господь хранил, и дожила она до 90 лет, оставив после себя добрую память и любовь, которая всего превыше… И завет свой: «…а телятки наши…»