Смерти, как известно, с нами никак не встретиться: пока мы есть — нет ее, когда же она приходит — уже нет нас, остался один только помин. А, может, и помина не осталось, если были вы человеком, умевшим жить со вкусом и в свое удовольствие — иначе говоря, если были вы совсем пропащим. Есть подозрение, что не смерти человек так боится, а мук и боли, которые приходят чуть прежде нее.
И еще, наверное, перемен - «все здесь так славно у меня устроено, а хорошее менять — не приведи господь!». Так вот, если от двух этих глупых страхов избавиться, то от неизбежного вполне можно получать удовольствие и относиться к нему, к этому неизбежному, с юмором. И это, между прочим, у многих получалось: жил человек грешно, умер смешно и даже получил от этого некоторое удовольствие.
Если хотите, все то же можно посмотреть здесь - рекомендую
Англичане обладают, безусловно, совершенно специфическим чувством юмора — понять его постороннему невозможно, но им и дела нет: главное, чтобы своим было смешно. В арсенале лондонского Тауэра с почетом хранятся плаха и топор — вполне заурядные на вид, а, значит, музейно-ценные по каким-то совершенно нематериальным причинам.
И точно: в последний раз их применили в 1747-м для того, чтобы укоротить на голову некоего Саймона Фрейзера, шотландского барона и государственного изменника. На лобном месте этот господин вышучивал палача, подначивал его помощника, говорил язвительные пакости конвою. И тут господь подарил ему повод для совершенно истерического веселья: кустарный деревянный балкон, где собрались зрители, желавшие поглядеть на казнь, оказался сколочен «на отзынь». Доски и балясины, обремененные толпой, рухнули на толпу же, в которую спрессовались люди внизу.
Фрейзер не успел узнать, что погибло в этом инциденте 9 человек и полтора десятка остались калеками, но по плахе он ерзал в корчах хохота вплоть до момента, когда экзекутор пресек-таки нить его жизни. Ну, а топор с деревянной колодой британцы до сих пор хранят в память о том, как шотландец «изрядно подшутил!»
А следующая история — она, по британским меркам, вообще эталонно-юмористическая: тут сразу толком и не поймешь, кто над кем посмеялся и кто остался в дураках? Известно, что фундаментом флота Ее\Его Величества являются три вещи — плетка, ром и содомия: вот вам к этой максиме доказательная иллюстрация. Адмирал Горацио Нельсон был убит в ходе битвы при Трафальгаре (1805 г), которая его, пардон за пошлый каламбур, обессмертила.
Случилось это, не поверите, у мыса Трафальгар, неподалеку от Гибралтара и в 2100 километрах от Лондона. Понятное дело, отправить, по морскому обычаю, адмирала на корм рыбам никто и не помышлял. Но, как говорил один академик - «Ке фер? Фер-то ке?». Тяжесть принятия решения взял на себя хирург Битти.
Он велел открыть бочку бренди и погрузить туда тело героя: вернее, тело того, кому предстояло вскоре стать всебританским кумиром — прежде Нельсон хоть и был широко известен, но отнюдь не был боготворим. Представьте себе, как и чем хирург Битти рисковал: не довезешь в наилучшем виде, попортишь тело героя — и вон из профессии, а то и добро пожаловать на каторгу. Везли Нельсона на родину 80 дней: в сражении линкор «Победа» был поврежден пушечным огнем.
Телеграфа не было, но уже через две недели в Лондоне про гибель героя знали и далее началась всебританская психологическая накачка, которая достигла к моменту прибытия бочки с героем в Англию градуса общенациональной истерии. По Лондону ходили демонстранты с вылепленными наскоро восковыми изваяниями Нельсона, газеты были завалены стихами восторженных обывателей в его честь (только вирши на латыни, изданные позже, составили 800-страничный том).
А доблестный адмирал тем временем опухал и разлагался: крышку погребальной бочки по пути вышибло даже с грохотом трупными газами. И вот, наконец, Лондон: хирург извлек останки героя из бочки, удалил внутренности, перегрузил тело в свинцовый гроб — и снова залил бренди, правда, добавив уже камфору и мирро. На удивление, Нельсон сохранился неплохо и соблюл приличия в те несколько дней, что с ним прощались.
История и сама по себе исполнена висельного юмора. Но тут надо учесть кое-какие дополнительные обстоятельства, что придают этой фантасмагории четвертое, пятое, а также еще дюжину измерений. Хирург Битти был ирландцем и пьяницей: то есть, англичан он ненавидел (за десять лет до того они вырезали пол-Ирландии, подавляя восстание), а бренди, напротив, обожал. Что из этих двух факторов заставило его запихнуть Нельсона в бочку — не ясно. Но его не раз обвиняли в том, что, будь Битти патриотом, погрузил бы Нельсона в ром, который сохраняет мертвую плоть лучше.
Не поверите, но хирург написал в свою защиту целую книгу, в которой, опираясь на огромный массив данных, доказывал, что ничего лучше бренди господь не создал – в том числе, и для целей консервации мертвой плоти. Ну, а чтобы эта английский гэг с адмиралом подлинно заиграл всеми гранями, знайте, что, во-первых, на Острове всерьез распространялись слухи, будто Нельсона уложили в бренди хоть и раненым, но живым, так что из бочки он порядком эдак отпил – по каковой лишь причине и выглядел на похоронах неважно.
А из этой легенды проистекло вот какое следствие: по всему Острову сотни пабов получили название «Горацио Нельсон» - и сами решайте, было это данью уважения или черным юмором. Короче, в этой истории не было только плетки, зато бренди и содомитов, согласитесь, оказалось в избытке.
Англосаксы вообще со смертью в совершенно специфических отношениях – тут, скажем, уместно вспомнить американскую моду на «кладбищенские бомбы», они же – «могильные торпеды». Во второй половине XIX века и вплоть до 1913 г, когда в Штатах приняли закон, обеспечивающий телами упокоившихся бродяг всех желающих поупражняться с патологоанатомии, потрошение погребений в Новом Свете было массовым.
Крали, впрочем, трупы для самых разных нужд: по большей части, для медицинских, но, случалось, что и для последующего шантажа родных и близких. Не спасали ни статус, ни могущество, ни семейный капитал: например, были похищены тела конгрессмена Джона Харрисона, сына президента США Харрисона (1877) или магната А.Т. Стюарта (1878) – в обоих случаях злоумышленников интересовал выкуп. Острый англосаксонский смысл немедленно предложил выход: минировать могилы. Известны десятки соответствующих патентов: мины закладывали под гроб; взрывное устройство помещали под крышку, чтобы оно в нужный момент выстрелило свинцовой картечью; над холмиком могли установить заряженный обрез, стреляющий дробью.
Всякий раз, когда эти устройства срабатывали, газеты страны выходили со злорадными первополосными статьями в жанре «собаке собачья смерть». Так было, например, когда 17 января 1881 в Огайо прогремел взрыв на кладбище городка Маунт-Вернон: один из преступников погиб на месте, второму едва не оторвало ногу, третий, стоявший на шухере, чуть довез выжившего соратника до больницы и оба были изловлены полицией. Радость тогда была всеобщей, хохотом заходились все добропорядочные граждане страны, а шутки были изощреннее некуда. Самым гуманным из изобретений являлось чугунное погребальное сооружение весом в полтонны, снабженное хитрыми замками – тут расхитители могил, порядком попотев, оставались ни с чем, но, по крайней мере, живыми.
Понятно, сохранность сберегаемого покойника интересовала изобретателей мало – главное было нанести неприемлемый ущерб преступникам: Век разума, Век прогресса – какие тут сантименты!
Но и сами усопшие американцы тоже предуготовлялись к бурнокипящей загробной активности. В конце XIX столетия гуляла из газеты в газету сомнительной достоверности статистика: еженедельно в Штатах укладывают в гроб и присыпают могильной землею по меньшей мере одного человека, которому ТУДА еще рано – и бьется он, и мучается, но выхода не находит. Возник даже массовый психоз – люди не столько боялись пришествия последнего мига, сколько того, что миг будет сочтен последним ошибочно. Наука и инноваторы не замедлили отреагировать: появились десятки изобретений, которые полностью исключали риск оказаться в могиле живым и безо всякой связи с поверхностью.
Изобретатели прятали под крышку гроба кнопку колокольчика, а проволоку выводили в надгробье, делали прозрачное окошко в могильной плите,
прятали в саркофаг дыхательную трубу, которую несколькими ударами ладони можно было вывести на поверхность.
Был даже прибор, который позволял человеку самовыкопаться: вращаешь рукоятку – и земля над тобой перемещается в дальний конец гроба, где плотно трамбуется. Задним числом-то всем ясно, что этот страх был психологическим вывихом коллективного бессознательного, болезненной сублимацией страха смерти вообще.
Есть много историй о счастливом спасении лжемертвецов, но таковые рассказы, чаще всего, являются просто городскими легендами. Авторитетно вас заверяю: все они, американцы XIX столетия, уже ТАМ, никто ОТТУДА, увы, не выбрался и уже вряд ли выберется.
Собственно, немыслимое, если постоянно о нем думать, становится простым и понятным, полностью утрачивает всякую способность страшить или интриговать.
Те же англосаксы недавно придумали тело замораживать, растирать в ледяную крошку, удалять воду и прах возвращать к праху.
Или вот тоже свежий проектик: покойника упрятывают в биоразлагаемое яйцо, где происходит дренаж жидкостей, а полученный фосфор, магний и что там еще в нас есть полезного становятся удобрением для саженца, который помещен туда же, в яйцо.
Пара лет – и вся та дрянь, которой полон любой человек, может уместиться в пригоршне, что позволяет ее удалить, а остальным пропитать некое древо. Собственно, оба подхода – довольно злая шутка: люди почитаются за средоточие зла и скверны, каковые следует собрать и с гримасой отвращения швырнуть в поганое ведро, память же об усопшем надобно навсегда стереть. Здесь есть эдакое превращенное пуританство и даже, отчасти, гностицизм – «весь мир суть мерзость, с которым рвать связь, отправляясь в мир высший, надо навсегда и без жалости».
Сейчас это еще называют трансгуманизмом – это идеология избавления от мешка с костями и плотью, превращения в чистое энергетическое «Я». И о сброшенных оковах плоти надо поскорее забыть – стряхнул их, эти оковы, и пошел дальше. Вот во Флориде, скажем, предлагают замесить на прахе погребальный бетонный шар и отправить его на дно морское – пускай там роится вокруг могилы морская живность, пускай плещется океан, а мы про ушедшего поскорей забудем: ну, в самом деле, не доставлять же регулярно цветы на дно морское, куда-нибудь на глубину в тысячу футов?
Таких шаров на свете уже 700 тысяч – и, кстати, трансгуманизм трансгуманизмом, а бизнес бизнесом: подобная могила стоит до 7000 вечнозеленых. А шуткой шуток, над которой в голос хохотало бы самое мироздание, умей оно смеяться, стали космические похороны: выяснилось, что Царь природы оказался способен выбраться за пределы Земли только в виде золы, упакованной в металлическую капсулу.
Ну, да, вроде, на Луну летали – но последствий этот полет имел меньше, чем если бы и не летали. А космос бороздят уже 450 бывших человеков: дальше всех, к самому Плутону, взлетел в виде праха некто Клайд Томбо из Иллинойса. Согласитесь, жизнь наша смешна, а смерть еще смешнее.
Дочитали – с вас лайк-подписка. Спасибо!