Пьемонт сдался — что дальше?
Анализируя итоги кампании Монтенотте, приходишь к удивительному для бонапартиЗДов выводу — ни в одном деле или бое, кроме Вольтри и Монте-Неджино, французы не находились в численном меньшинстве (а Вольтри они потому очень легко и проиграли, в Монте-Неджино же был Рампон, а Буонапарте не было), более того, в каждом у них было значительное, если не подавляющее, превосходство. То есть, тактически ни одно столкновение с врагом не требовало от Буонапарте ни особого таланта, ни тем более гения. Надо было лишь «не запороть» начальный перевес, с чем он и справлялся — правда, у Миллезимо и Чевы с большим трудом, а у Корсальи вообще продув. То бишь, на боевых полях «гений-гений» покамест себя ничем особым не проявил. Остается стратегия — в конце концов, в каждом деле и бое, кроме Вольтри, удавалось как-то создавать численное преимущество?
Увы, если мы снова посмотрим на фактуру, окажется, что «всё было уже украдено до него»: Монтенотте, Миллезимо, Дего, Чева и Мондови стали возможны потому, что изначально, перед началом кампании, четыре дивизии — Ляарпа, Мейнье, Ожеро и Серюрье — были сосредоточены в центре позиции, у Савоны. Но они стояли там еще тогда, когда Буонапарте прибыл в армию! То есть, «конфигурация так сложилась» вообще до него. Он лишь ловко ее использовал… выполняя план Карно? По крайней мере, в утвержденном директором плане так было прописано. То есть, даже в окулионе километров от Италии, в Париже, было ясно, что удар надо наносить кулаком из четырех дивизий в стык австрийской и сардинской армии. В чем же «великая гениальность» и «гениальная великость» Буонапарте? Ну, не смейтесь (это не смешно — многие не могут и этого) — в том, что смог всё не засрать и реализовать выгодную конъюнктуру…
Отдельная песня без слов — как ему помогали, лажая, враги. Больё ошибся лишь раз, но радикально, с фатальными последствиями на всю кампанию — решил завозиться на крайнем правом фланге супротивника, а не перебросил спешно все силы в центр. Это ему принесло эфемерный успех при Вольтри, зато обеспечило врагу победы у Монтенотте и Дего, ибо Вукасович опоздал, а Зеботтендорф вообще не пришел, а опосредовано — еще и у Чевы и Мондови, ибо австрияки не могли прийти сардинцам на подмогу. Аражанто облажался дважды — когда не собрал все силы, для какой-то (так и не выяснено до конца, какой) радости попершись на Монтенотте, и когда снова не отдал приказа собрать все силы для обороны Дего. Непонятнее всех поступил Провера, завалившись в наступление (?) у Миллезимо всего с 900 штыками. Грамотнее всех действовал Колли, обороняясь у Чевы и Корсальи, но и он не смог быстро и четко организовать отход к Мондови, за что и поплатился. В общем, Буонапарте тупо оказался умнее своих оппонентов — впрочем, не особо намного, что доказывают слишком большие потери у Миллезимо, Дего и Чевы с Корсальей. Итого, кампанию попросту выиграл тот, кто облажался меньше…
Теперь, после выхода из войны Сардинии и ее 40-тысячной армии (половина которой в кампании не участвовала, ибо прикрывала проходы в горах насупротив французской Альпийской армии) вставал вопрос — а что делать далее? Ведь план Карно-Буонапарте, если вы еще помните, на этом и заканчивался — вывод Пьемонта из войны. Под рукой у командарма оставались все четыре перечисленные выше дивизии и кавалерия — около 30 000 человек. Плюс еще около 7000 в дивизиях Макара и Гарнье — необходимость караулить ими перевал Тенде отпадала. Так что для вторжения в Ломбардию набиралось около 37 000 человек. У Больё имелись около 26 000 человек, плюс от 3000 до 4000 тех, кто находился во вспомогательном корпусе при сардинской армии, а теперь ушел в Ломбардию — итого около 30 000 человек. Не самый радикальный перевес, учитывая и то, что горы закончились — долина По была равниной, а сражений (как столкновений армий) пока не было, только бои и дела, но теперь было где разгуляться.
Сие прекрасно понимал Буонапарте, и потому запросил у Парижа позволения присоединить к нему 15 000 человек Альпийской армии — раз с Сардинией подписан мир, держать ее в горах не нужно. Имея 52 000 человек, можно было спокойно пихать пузами Больё, вытесняя его из Ломбардии в Тироль, а весь беззащитный правый берег По с марионеточными австрийскими режимами в Парме, Модене и Тоскане «падал плодами к ногам». «…Я завтра же иду против Больё, заставляю его перейти через По, сам вслед за ним немедленно переправляюсь через эту реку, овладеваю всей Ломбардией и меньше чем через месяц я надеюсь оказаться на горах Тироля, соединиться с Рейнской армией и совместно с ней открыть военные действия в Баварии», — фантазировал командующий армией. Увы, Директория отказалась от такого блестящего плана, и вряд ли Карно был глупее Клаузевица, который разнес его в пух и прах постфактум:
«Бонапарт забывает, что отношения с Неаполем враждебны, с Римом — натянуты, а с остальными государствами — весьма сомнительны; что, для того чтобы превратить эти отношения в такие, которые до некоторой степени обеспечивали бы тыл французов, требовалось время и применение на это время известной части своих сил для подкрепления переговоров демонстрациями; что в Ломбардии предстояло окружить и блокировать несколько небольших крепостей, как то: Миланскую цитадель, Брешию, Пичигетоне и др.; что Мантуя представляет обширное и весьма важное укрепленное место, вероятно, снабженное сильным гарнизоном,— оставить его у себя в тылу было невозможно, не окружив его значительным осадным корпусом; что Венецию и главную дорогу, ведущую из Австрии со стороны Филлаха, ему нельзя было оставить без наблюдения, если он намеревался проникнуть в Тироль через долину Адидже. Когда и с какими силами мог бы Бонапарт появиться в Тироле, приняв во внимание все эти обстоятельства, и в каком опасном стратегическом положении оказалось бы это выдвинутое вперед острие!»
Впрочем, весьма скоро Больё своими действиями рассеял сомнения и спровоцировал Итальянскую армию на новое наступление...
(Продолжение следОВАет)