Молодая коллега Тамары Васильевны, Любочка, сказала, что Тамара не прогрессивная. Она славная, добрая, хороший преподаватель - вон в школе дети ее как любят. Но не прогрессивная, не раз-ви-ваю-щая-ся как мать! Чтобы развиваться - нужно ходить на тренинги. Вот, она Люба купила один! Хотите, скину?
Сначала Тамара не обратила внимание. Болтает молоденькая учительница всякую ерунду. Какой прогрессивной матерью она должна быть - детки-то уже выросли. И вообще, ей не до глупостей, нужно вести математику, а то скоро у шестого "Б" итоговая контрольная, проверять домашние задания, утешать Алинку (снова заплакала из-за тройки, хотя в четверти выходит твердая четыре, ну ничего, к седьмому классу это должно пройти).
К концу рабочего дня Тамара чувствовала себя выжатой и усталой. Она медленно брела по улице. Зимой темнело рано и весь городок в свете фонарей становился сказочным, будто нарисованным для иллюстрации в детской книжки. Тома улыбнулась, вспоминая, как в эту пору они с сыном и дочкой - Володенькой и Наташкой лепили снеговиков, играли в снежки, как её детки валялись на бесконечном белом покрове, проводя по нему руками так, чтобы получился отпечаток пролетавшего над их городом ангела.
На небе, словно староста, присматривающая за каждым "учеником" красовалась Луна, внимательная и строгая.
-А что если я действительно не прогрессивная мать? - задала Тамара Васильевна свой вопрос ночи. С другой стороны - вроде и книжки по педагогике читала в свое время, и всю душу в деток вложила и выросли-то они вполне приличными людьми - Наташенька вон певицей стала, как она и мечтала, выступает в театре оперы и балета, а Ваня сделался крупным начальником. Из подробных рассказов сына, Тамара Васильевна не очень понимала, чем именно он собственно заведует, но все равно очень гордилась.
Пришла домой, поставила чайник, посмеиваясь (что там эти модные коучи еще напридумывают?) включила тренинг, что скинула ей коллега. Там холеная полная женщина с уверенностью рассказывала о том, что во всех бедах ребенка, даже если ему тридцать, виноваты навязанные токсичными родителями сценарии. Мама с папой скажут что-нибудь, в несознательном возрасте, лет в пять, а потом у человека вся жизнь под откос. "Мне говорили, например, что если я буду есть по пять булочек в день, я стану, толстой, - вещала пышная-дама ведущая, с подступившими к глазам слезами, - И вот через годы полного непринятия себя и тотальной работы над собой..." Что случилось через годы, Тома не дослушала, ей стало смешно. "Вроде взрослая женщина, а все на маму валит!"
Посмотрела еще минут сорок как солидные дяденьки и тетеньки рассказывали о том, как родители ломали их жизни. О том, как им в детстве однажды сказали то-то и то-то.... и вот! Подумала: "Что за глупости!" Со спокойной душой выключила трансляцию и легла спать.
Посреди ночи Тому подбросило. Ей вспомнилось, Ната до сих пор не переехала выступать в Москву. А Володя три года не отваживался сделать своей девушке Ларе предложение, пока Лара не заявила, что хочет за него замуж сама. "Выходит, все их сомнения, неудачи из-за детских травм? Из-за меня, матери? И из-за их покойного отца?" "Что за глупости, глупости, глупости!" - бормотала Тома, лежа на ставшей вмиг жесткой кровати. На небе уже забрезжил нежный, будто топленое молоко рассвет. Еле дождалась утра. Первым делом позвонила дочке. Пригласила в гости, сегодня, непременно! И Володя пусть приходит, передай!
-Ма, ну мы же договорились, встретимся в субботу, - раздался удивленный голос Наташи.
В другой раз Тома непременно бы начала настаивать на том, чтобы они увиделись именно сегодня. Она, может, соскучилась, и вообще, как это на мать - нет времени. Но вспомнила, что только что чуть не нарушила границы. Нужно себя останавливать. Не дай бог из-за нее у детей появится новая травма! Или что похуже!
-Хорошо, приезжайте тогда, когда будет время. И желание. Я ваши границы уважаю, вы не подумайте, - залепетала она.
-Что ты ма! Какие границы! - испугалась Наташа, - Мы приедем сегодня!
***
Тома поставила чайник. Купила тортик. Володя подтянутый, загорелый мужчина (Тома поверить не могла, как вырос ее мальчик) в каждом движении которого чувствовалась стать и довольство, сидел, блаженно вытянув ноги (в офисе так не насидишься). Наташа суетилась возле мамы, рассказывала: представляешь, приезжал главный из Москвы. И ему Наташкино пение очень понравилось! Он ходил на "Снегурочку", целых два раза, а перед прошлым выступлением прислал ей в гримерку букет!
"А этого всего бы могло не быть! Из-за меня", - подумала Тома, чувствуя как откуда-то от сердца к глазам поднимается щемящее, соленое, жидкое.
-Детки, - начала она и вдруг у неё сорвался голос, - Я очень хочу извиниться! Простите меня, - дальше Тамара говорить не могла. Она не плакала последние пять лет. После того, как похоронила мужа, поняла: кроме смерти близких нет достойной причины из-за которой она могла бы разреветься. А тут разрыдалась, как какая-то шестиклассница Алинка.
-Мама, ты случайно не болеешь? Знаешь, - пыталась успокоить ее побледневшая Ната, - При современной медицине даже рак вылечивают!
-Мам, ну ты чего? - неуклюже обнимал ее Володя, - Может устала? Так давай вместе на Кипр полетим! Я планировал свою Лариску свозить, но чувствую - тебе важнее.
Тома не знала, что на нее нашло, она только плакала и просила прощения. Когда дети все же выпытали, что мама плачет из-за какого-то тренинга - заметно повеселели.
-Ну бывает! Я когда онлайн-курс посмотрела, кажется, назывался "настоящая женщина" и тоже чуть не разревелась, не подхожу ни по одному параметру, - хихикнула Ната.
-А я бы тренинг "настоящий мужчина" даже открывать не стал, - захохотал Володька. Они пообнимали маму, посидели еще минут двадцать и разошлись. Натке нужно лечь пораньше, у нее с утра репетиция, а Володя хотел еще проверить один отчет перед сном.
***
На следующий день у Натки зазвонил телефон:
-Нат, ты прости меня!
-Ма, да ты чего? За что?
-Я тут вспомнила, когда ты не хотела ходить в музыкальную школу, я говорила, что если бросишь, будешь рыбой на базаре торговать. Это же могло заложить пагубную программу!
-Ма, да я счастлива, что музыкалку не бросила. Я же петь всегда любила. Ну, ударила весна в голову в седьмом классе, с кем не бывает. Может, это и хорошо, что ты меня тогда припугнула! Ты посмотри - я сейчас работаю Пе-ви-цей! Понимаешь?
-А могла бы продавщицей рыбы! Из-за меня!
-Володька, прости, - звонила Томара Васильевна сыну через двадцать минут.
-Чего еще ма?!
-Помнишь, как я твои игрушки собрала и отдала другому мальчику! Солдатиков и машинки! Это было таким грубым, таким ужасным нарушением границ.
-Ма, мне было восемнадцать. Мне экзамены нужно было сдавать! С девушками встречаться, в конце концов! Может быть, с психологической точки зрения, это было и не правильно, но я бы на Ларку, может и внимания бы не обратил, если бы продолжил с солдатиками возиться!
Но Тома упорно продолжала саморазвиваться. Она закрывала гештальты, совершала супервизии, прорабатывала деструктивные сценарии, окончательно убеждаясь, что от нее один вред и зло. Пока однажды не обнаружила своих детей на кухне. Изрядно рассерженных, правда с тортиком. За окном, будто пыльца с перьев ангелов парили снежинки. Какие-то дети лепили во дворе снеговика. "Вот сейчас они наконец-то мне выскажут все, - с ужасом и тоской подумала Тома, - Как я собственноручно убила их детство. Смогу ли я пережить это?"
-Знаешь, от чего вред и зло на самом деле? - строго спросил Володя. Тома побледнела. Она готова была выслушать все: про все детские травмы, незакрытые гештальты. Что он, Володька из-за Томы всего лишь какой-то там начальник, а не директор, скажем, всего завода. А Ната из-за нее выступает в провинциальном театре, а не блистает в великолепной Москве.
- Я? - испуганно пискнула женщина.
-Нет, ма, настоящее зло — это некоторые психологические тренинги!
Потому что их детство - это тот великолепный зимний день, в сказочном, будто нарисованным для иллюстрации детской книжке городе. Где они с мамой Томой вечно лепят снеговиков, играют в снежки и валяются, рисуя отпечатки ангелов, пролетавших над городом. И ни у какого коуча не получится у них и у их мамы это отнять. Никогда.
