В детстве нас учили, что тот, кто честно трудится, никогда не останется без уважения людей и куска хлеба. Так говорила советская школа голосами наших учителей. Едва ли кто-то из них мог представить, как переменится вся наша жизнь, и какие в ней будут действовать законы.
Школа и жизнь
Окончив педагогический институт, я 23-летней девчонкой вернулась в родную деревню, чтобы работать учителем. Вся моя жизнь – это школа. Вот уже больше 30-ти лет.
Деревенская школа – это, конечно, совершенно особая история. И за годы работы я навидалась всякого. Финансы в образовательной отрасли столько времени были на нуле, если не в минусе, что мы буквально своими руками и головами решали все проблемы. Латали прохудившуюся крышу. Устраняли ущерб от прорыва неисправной канализации. А несколько стареньких компьютеров, которые числились на школьном балансе – подарки наших детей, обосновавшихся в городе. В моём классе на всех окнах висели занавески, пошитые собственными руками. А мебель (четыре парты и восемь стульев) множество раз чинил и переделывал мой муж, давно уставший от просьб о помощи. И, конечно, денег на жизнь всегда не хватало! Но на это со временем учишься просто не обращать внимания.
Мои ученики
Отшумели постсоветские кризисы, как хищные птицы, пронёсшиеся над нашими головами. Унесли с собой все нажитые нашей семьёй небольшие накопления. Инвестиций наша семья никогда не делала, не умея крутиться в новой жизни. Мы ведь простые оба, как два деревенских валенка. Но постепенно жизнь стала меняться даже в нашем тихом краю.
Современное поколение учеников совсем не те дети, что были раньше. Они всё меньше слушают нас. Может, и правильно: разве мы можем быть для них примером? У них теперь другие кумиры из социальных сетей. И тем временем, когда вокруг бедность и запустение, они уверенно смотрят вперёд и верят, что у них получится иначе.
От души надеюсь, что так и будет!
С надеждой
Я постепенно научилась жить, довольствуясь малым. Отвечать на вопрос: «Как дела?», что могло быть и хуже, ждать близкой пенсии. За годы работы моё здоровье порядком поистрепалось, и я надеялась на то, что более-менее спокойно проживу эти несколько лет и уйду на заслуженный отдых.
Путём строгой экономии нам даже удалось снова сделать кое-какие накопления на чёрный день. Я и в страшном сне не могла представить, что чернота настанет так быстро и внезапно!
Подушевое финансирование
Ещё в начале 2000-х до нас стали долетать вести о введении в школах подушевого финансирования. Экономика – наука точная, а экономисты государства – люди строгие. Вот и вывели они формулу, по которой школа должна получать столько денег, сколько в ней обучается детей. На первый взгляд, это кажется разумным, но на поверку – сущий бред!
Сначала казалось, что нас это не слишком сильно затронет. Во-первых, регион у нас достаточно отдалённый. Во-вторых, до нас и раньше-то финансирование не особо доходило. А в-третьих, школа у нас не самая маленькая: как-никак пять десятков учеников.
Поэтому мы с горечью посмеялись и над названием в ключе лапотной России, и над самой концепцией, что не учитывает ценность каждого отдельного ребёнка. Посмеялись и забыли на какое-то время, а напрасно!
Экономическая целесообразность
На очередном августовском педсовете нас собрали в актовом зале. Директор был сам не свой, с лицом землистого цвета, он то и дело стирал платком пот, крупными каплями стекающий с его лба. Я никогда ещё не видела таким нашего Дмитрия Михайловича.
Не ходя вокруг да около, директор объявил, что вынесено решение нашу школу закрыть. Учеников распределят по окрестным учреждениям, усилив их материальную базу нашим имуществом.
Мы сидели, словно громом поражённые. В воздухе застыла душная безмолвная паника. Потом все разом закричали, заругались. Многие спрашивали о том, куда денутся они, учителя. Другие выкрикивали, что не отдадут того, что принесли в школу из дома или сделали своими руками. Третьи спрашивали, почему так вышло.
Прорываясь через десятки голосов, Дмитрий Михайлович, краснея лицом и шеей, сумел выдавить из себя лишь пару фраз. Школа стала нерентабельной, закрыть её – экономически целесообразное решение. Учителей, как и учеников, разбросают по району.
Тут несколько голосов стали кричать, что нужно бороться. Ведь по закону население может отстоять школу, выступив с официальным заявлением. Многим эта идея показалась настоящим спасением.
Попытка борьбы
Мы побежали по деревне, разговаривая с родителями наших учеников. Многие соглашались поддержать подписями коллективное письмо.
Мне почему-то особенно запомнилась мама шестилетнего Дениса. В этом году её сын должен был пойти в 1 класс. Всегда скромная женщина, мать-одиночка, из которой слова клещами не вытянешь. Но она сказала, что подпишет, а если надо будет, то и выйдет защищать школу. Такая поддержка жителей вселяла в нас надежду.
Районное начальство на письмо не ответило, словно его и не было. Мы всё больше убеждались, что решение было принято выше, и отменять его никто не собирается. Но мы не падали духом и решили, что 31 августа, когда приедут забирать наши скудные пожитки, выйдем к школе всем миром и ничего не отдадим.
С утра дождило, мы, притихшие и испуганные, оставив свои дела, сошлись на школьном дворе. Начали съезжаться машины из других школ за скудной добычей. Прибыло и начальство. Оно упрекало нас в эгоизме, грозило безработицей и увольнением с волчьим билетом, нищетой на пенсии из-за прерванного стажа. И мы дрогнули. Толпа стала редеть, люди расходились.
Поняв, что всё потеряно, я бросилась в мой класс. Рабочие как раз выносили компьютер, который мой сын привёз из города и отдал школе. Я крикнула, что это моё личное, и я не отдам. Один рабочий усмехнулся, указывая на инвентарный номер на системном блоке. Другой, выдёргивая провод, неловко толкнул горшок с цветком на подоконнике. Тот не удержался, упал на пол и разлетелся на мелкие осколки. Пришли ещё двое и стали выносить столы и стулья.
Когда всё закончилось, я осталась среди пустых стен, сокрушённая и разбитая, как цветок, выпавший из горшка у моих ног.
Без надежды
Нас обещала трудоустроить в школах района и сохранить за каждым минимальную ставку. Чиновники солгали. Для меня, учителя начальных классов, места нигде не нашлось. Предложили работу лаборанта и технички. От неожиданности я засмеялась и отказалась. Три десятка лет в образовании, а на пенсию выйду техничкой? Это не умещалось в моей голове.
Но постепенно, осознав, что отказом ставлю нас с мужем на грань нищеты, я согласилась мыть полы в школе за 15 километров от нашей деревни. Это всё, что мне оставалось.
Расплата за экономию
Однажды, выйдя из рейсового автобуса, в котором тряслась почти час по дороге с работы, я застала на улице жуткое столпотворение. Женщины рыдали, мужчины стояли, опустив голову, дети бродили, как потерянные. Я подошла ближе и спросила у знакомых, что произошло.
Маленький Денис, который в этом году пошёл в 1 класс, приехал на школьном автобусе и хотел скорее бежать домой. Там его ждали мультики и приготовленный мамой обед. Мальчик решил прошмыгнуть позади стоящего на остановке транспорта. В это время водитель, не заметив ребёнка, резко сдал назад. Врачи приехали сразу, но застали лишь мать Дениса, сидящую на земле с неживым маленьким тельцем на руках. Ничем нельзя было помочь.
Я кое-как доплелась до дома, где рухнула на кровать и разрыдалась. Вот она, расплата за государственную экономию и за нашу неспособность идти до конца! Не будь глупого закона, Денис ходил бы в школу через дорогу от дома и развивал бы внимательность, постепенно обучаясь правилам дорожного движения. А теперь его больше нет.
Намывая полы в своей новой школе, я стараюсь забыть, как жила раньше. С каждым новым движением тяжёлой швабры стираю свою память, удивлённые и непонимающие взгляды моих прежних учеников, веру в справедливость, надежды на лучшее.
Теперь пол чистый, и я спокойна. Просто техничка тётя Таня. Не Татьяна Павловна. Не учитель больше. Амбиции здесь ни при чём. Мне очень легко забыть о себе, когда вспоминаю глаза матери маленького Дениски. Он уже никогда не окончит 1 класс.