И они действительно, что называется «замутили». Взяли вместе учебник алгебры для 10-11 классов и просмотрели проходимые темы. Марату многое пришлось пояснять Вовчику, так как до этого никакого интереса к алгебре тот не проявлял…. Но если есть на свете счастье – то это было именно оно. Когда сидя вместе в кильдиме или после уроков в кабинете Остроги, он пытался донести до Вовчика смысл какой-нибудь производной или способы интегрирования функции… Марат в такие минуты не просто преображался – он витал, витал где-то в невидимых эмпиреях своего ума, забывая обо всем – о времени, о еде, питье, и даже…. И даже о том, что ожидало и что предстояло ему дома. Та, домашняя, вторая ипостась, готовящаяся пожертвовать собой и унести на тот свет как можно больше неверных, как будто исчезала, проваливалась, растворялась. Как будто ее никогда не было и не могло быть!.. Как будто все это было где-то в далеком прошлом – сне или даже прошлой жизни, знать и помнить о которых не имеет никакого смысла…
Вовчик действительно в последнее время выглядел плохо. Он словно бы осунулся, даже постарел и как бы выцвел. Веснушки и те стали трудно различимы на его лице. А по постоянно расширенным зрачкам, припухлостям век и красной риске на белках глазной склеры специалисту нетрудно было различить постоянно практикующего наркомана.
Правда, наркоманом он все же был не совсем обычным. Из биографий боготворимых им музыкантов-наркоманов таких как Курт Кобейн или Джим Моррисон он знал, что те вдохновлялись именно «под кайфом», оттуда черпая свои музыкальные и поэтические опусы. У Вовчика все было наоборот. Накурившись анаши, он никогда ничего не создавал, а только, как сказала бы Гуля, «откисал», забываясь в бесформенных грезах и стремясь уйти от непреодолимо тоскливого внутреннего состояния.
Обыкновенно, приходя со школы, он брался за гитару или за печатную машинку (ему все-таки удалось починить ее) – и это было лучшее время в его жизни. Но вслед за ним – он это знал неизбежно – наступает этот мучительный провал, который надо было чем-то заполнить. В последнее время Спанч, как главный его спонсор и поставщик «плана», видя, как стремительно разрушается организм своего друга, стал ограничивать его и даже порою увещевать в необходимости «завязывания». Но Вовчик не видел другого способа справиться с неизбежно подступающей тоскливостью. Точнее, другой способ существовал, но он был еще более…, выражаясь словами Вовчика, омерзительнее. Это был онанизм.
Когда не было «дури», Вовчик мог с точностью до минуты предсказать, как произойдет его очередное, как он это называл, «падение». В лихорадочном состоянии, напоминающем ломку (а это она, собственно, и была), у него начинало также лихорадочно работать воображение, и приходила она…. Она – это была Люда. Только Люда, вызванная из его разнузданного поэтического воображения – обольстительная и непреодолимая. Поразительно, что с одной стороны это была та же самая Люда: она разговаривала с ним ее же словами, выглядела также, смотрела один в один, но в то же время, это была не она.
Это была как бы ее обратная сторона, ее копия, ее отражение…. Как будто в этой копии отражались все скрытые ее пороки, прикрытые тем же самым внешним обликом.
Вовчик пытался не поддаться ей, даже «бороться» с ней, но она неизменно обольщала его. В ее разнузданном сладострастии и бесстыдстве было что-то такое ошеломляющее и непреодолимое, что какое-то время после «падения» Вовчик даже не чувствовал за собой вины, настолько бессмысленным казалось какое-либо сопротивление. Все равно, что против опытного бойца и обладателя черного пояса по карате выставить 10-летнего пацана. Стыд постепенно приходил после – и как ни странно потихоньку возвращал его к реальности и обычной жизни.
Вовчику было стыдно даже не столько за то, что он в своем воображении «марал» образ Люды, образ своей поэтической музы, а за то, что, как он чувствовал, во время своих воображаемых соитий с ней, он реально грязнит ее, реально чернит ее душу, делает ее сладострастнее и приземленнее. Это невозможно было объяснить, но он это чувствовал именно так. Поэтому новый жгучий стыд охватывал Вовчика, когда он встречался с Людой в школе, разговаривал о чем-то…. Ему казалось, что она все знает, но молчит только из деликатности, чтобы не травмировать его еще сильнее.
От всех этих наркотических и онанистических наваждений Вовчика спасала только поэзия и гитара. Вот почему он хватался за любую возможность включения своего «спасительного источника», источника творчества, который продолжал бить в нем несмотря ни на что. И даже словно усиливался в это нелегкое время, как бы пытаясь спасти от окончательного нравственного и физического краха своего владетеля.
Этим собственно и объясняется удивившая Марата «анимационная» инициатива Вовчика. Тот действительно вдохновился удивительной и впервые открывшейся ему возможностью включить в свое творчество учебный материал, раньше казавшийся ему таким далеким от какой-либо поэзии или музыки.
Первое «представление» произошло через неделю после начала работы творческого «дуэта» Марата и Вовчика. Острога уже к этому времени вышла, но она, конечно же, не помешала представлению «анимационной» песни Вовчика на тему всех теорем связанных с треугольником. Вовчик назвал ее «Страсти по треугольнику». Острога, кстати, предваряя песню, сказала, что этот материал входит в повторительный бок к ЕГЭ, и очень хорошо, что Вовчик его затронул.
Как ни не любил Вовчик использовать компьютер для учебных целей, он все-таки не поленился создать небольшую презентацию на свою песню: на слайд были выведены главные теоремы, связанные с треугольником.
Теоремы:
Квадрат стороны треугольника равен сумме квадратов двух других его сторон без удвоенного произведения этих сторон на косинус угла между ними.
Стороны углов треугольника пропорциональны синусам противолежащих углов.
Сумма углов треугольника равна 180 градусам.
Cos 180* = - 1, Sin 180* = 0
А сам Вовчик, взяв гитару и сев на стул перед улыбающимися одноклассниками, торжественно объявил название и негромко, но с постоянно растущей энергичностью начал петь:
Страсти по треугольнику
Представь, что ты одним из всех стал
треугольников, Точнее, стал одним с его углов.
Теперь ты связан очень прочно – нету
вольницы
И помнить должен о других – закон таков.
**
Представь, что ты вдруг в перепой
Решил расширить угол свой
И расширяться начал с двух сторон,
Тогда другие два угла
войну откроют под тебя –
Ведь им сужаться надобно вдогон.
**
Оружье в двух твоих руках –
тебя создавших сторонах,
Ты держишь крепко их как щит и меч.
Где двинешь косинус ты в бой,
где в синус выйдешь стороной
На тех, что в угол бьют тебя навстречь.
**
Но неудача здесь одна – ты понимал ее едва –
Чем больше в синус угол твой,
Тем меньше косинус любой…
**
Идет война, идет борьба,
И каждый тянет на себя:
Чем шире вырвется один,
Тем больше сузиться другим.
Ведь сумма ваших всех углов –
сто восемьдесят градусов.
И больше ей никак не быть,
И треугольнику так жить.
**
Но это поздно понял ты –
рванул с последней широты
И развернулся полностью в черту.
А что другие два угла –
они исчезли навсегда,
Ведь ты себе забрал их широту.
**
Когда же остреньким ты был,
Ты видел их, ты ими жил,
В семье вы равны были по углу.
А чем сильнее стал тупеть –
Стал расширяться, стал борзеть
И задушил сейчас их на корню.
**
И что теперь – одна черта
Едва осталась от тебя.
На что она тебе – зачем?
А косинус и синус твой?.. –
Да, минус единица, ноль,
А треугольник умер ваш совсем…
Запев о «расширении», Вовчик замотал головой по сторонам, как бы наглядно демонстрируя его.
Исполняя это, Вовчик кивнул в сторону презентации: мол, все в соответствии с написанными теоремами.
Последнюю строчку после энергичности предыдущих Вовчик резко замедлил, как бы давая понять, что сейчас будет главное.
Едва ли кому-то было заметно, что спев это, Вовчик бросил мимолетный взгляд в сторону Спанчева. Тот сидел прямо против Вовчика на первой парте и, внимательно слушая песню, параллельно почесывал себе челюсть.
Вовчик закончил свою песню таким трагическим голосом, что по контрасту вызвал в классе волну смеха и аплодисментов. Больше всех почему-то визжала и хлопала Гунина Ленка, сидящая на этот раз почему-то отдельно от Славунчика.
Хлопала и Полатина Люда, но Вовчик, мельком взглянув на нее, увидел в ее глазах слезы. Или ему это показалось, потому что Люда сидела в глубине класса рядом с Куркиной Аней. Та замерла, не шелохнувшись. Зато сидящая за ней Сашка Сабадаш от души хлопала и кричала:
- Браво, Вовчик!..
Песню, в конце концов, прокомментировала Острога, особо удовлетворенно подчеркнув отмеченную Вовчиком взаимосвязь углов треугольника друг с другом. А потом, вздохнув, добавила:
- Володька, если бы нам что-нибудь и о производных с интегралами забабахал!.. А то для большинства – это же полный и темный лес…
Как в воду глядела. Через неделю Вовчиком была представлена следующая анимационная песня под названием «Страсти по производной». И это уже была их совместная разработка со Спанчевым, который обеспечил полную компьютерную анимационную поддержку. То есть обеспечил видеоряд к песни Вовчика.
Кстати, сразу после первой песни он подошел к нему и, понимающе улыбаясь, спросил:
- Вовик, а кто третий угол?..
Вовчик грустно засмеялся, но ничего не ответил, однако за следующую песню они уже взялись вместе. Спанчу сразу стало понятно, что эта песня посвящена Люде, но он не стал ни шутить, ни прикалываться на эту тему. Напротив, повел себя с непохожей на него тактичностью и деликатностью.
Однако на следующий день они, как ни в чем не бывало, представили свою новую песенную анимацию – «Страсти по производной».
На этот раз Борис сидел за компьютером учительского стола, регулируя сопровождающий песню видеоряд.
Сначала на экране тоже высветились некие теоретические положения, только теперь они появлялись и исчезали с эффектами анимации – в каких-то облаках, а по ходу песни время от времени появлялись снова.
Производная представляет собой скорость изменения функции.
Геометрический смысл производной заключается в том, что если в данной точке функции существует ее производная, то в этой точке к ней можно провести касательную.
В точке экстремума функции производная равна нулю.
Страсти по производной
Она лишь – счастие твое,
Твой дух, твой смысл, твое житье!
Она средь прочих разных дел
Твой бесконечный был предел.
Она ведь - функция твоя,
И изменялась от тебя,
А ты средь прочих для нее
Лишь производной был ее.
**
Функции такие очень не просты –
Под бока крутые будь положе ты.
Если, скажем, кубом «икс» у ней до пят,
Будешь ты сугубо для нее квадрат –
Только лишь квадрат!
**
На порядок ниже
ты всегда, как бред.
Будешь рваться ближе,
но достигнешь? – нет!
**
Только в каждой точке
функции ее
Знал ты очень точно
бытие свое.
Как стрелой мгновенья,
солнца в луч прямей –
То прикосновенье,
что дарил ты ей…
Ты в каждой точке брал свое,
Но лишь касался до нее…
**
Но крутизна ее росла,
К вершине славы вознесла.
Настал ее экстремум – боль!
Ведь в этот миг сошел ты в ноль…
Уж кто-то после рассказал:
Ее знакомый интеграл
Всю площадь вычислил под ней –
Купил ее и всех, кто с ней.
А ты остался – дым и прах!
И лишь в одних своих мечтах,
Как отражение свое –
Ты лишь касался до нее…
Люда на этот раз сидела на бывшем месте Спанчева, как раз напротив Вовчика и, не отрываясь, смотрела на него. Тот же словно намеренно избегал ее взгляда.
На словах о прикосновении на экране возник какой-то туманный образ девушки, к которой также из тумана протягивалась также туманная рука, едва касалась ее и превращалась в прямую…
В видеоряде появлялся, туманный лик девушки, исчезающий за различными формулами с обозначением интеграла.
Прошлый раз на представлении первой песни Вовчика Марата не было – был задействован на каком-то уроке. На этот раз он присутствовал и переживал противоречивые чувства. Ему и радостно было от творческого успеха Вовчика, к которому он тоже приложил руку, втолковывая ему смыл производной и интеграла, и больно…. Почему больно – сложно сказать. Здесь и горечь за физическое состояние Вовчика, которое он не мог не видеть и…. Ведь это упоминание об интеграле в конце песни было связано именно с ним – не мог Марат не понять этого. В последнее время они практически все время проводили вместе с Людой, готовя различные коланимационные проекты.
«Купил ее и всех, кто с ней…», - повторил про себя Марат и, мучительно замерев душой, пошел к Вовчику, чтобы в общем шуме похвал и восторгов подойти и прикоснуться к нему…
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь