В некотором царстве, в некотором государстве жил да был боярин Платон. Человек он был могущественный и властный, любил повелевать и диктовать указы. Роста он был высокого и имел огромнейший живот, потому как ходить пешком он не любил, а всё больше на лошадках, да в карете, вот и выросло брюшко от малоподвижного образа жизни. Носил Платон, как и положено ему по чину, высокую мохнатую шапку, длинную шубу до пола и посох с золотым набалдашником. Случалось, нередко и побивал этим посохом боярин своих нерадивых слуг. Характер он имел жестокий и гневливый, так что доставалось всем и часто. Немало человеческих судеб было поломано крутым боярским характером, немало пролито слез. Многие, даже знатные люди, выстаивали перед ним на коленях, вымаливая себе помилования.
– Не погуби, Платон Силыч, прости ради Бога!
Глядя сверху вниз на смирившегося и молящего о пощаде именем Божиим, боярин обычно говорил:
– Пока прощаю, но смотри у меня! – и грозил своим огромным кулачищем.
Согрешивший вставал с колен, кланяясь осторожно, целовал здоровенный кулак и, пятясь задом, исчезал за дверями.
В этом же царстве и государстве проживал молодой купец Ириней. Был он внешне очень похож на боярина Платона, такой же могучий рост и огромный живот были его визитной карточкой. Но характер он имел хитрый и медоточивый, говорил ласково и распевно, но спать, как говорится, было жёстко. «Какой он славный!» – говорили многие люди, слыша благостные напевы молодого купца, но были и другие, которые говорили и думали иначе. Это были те, кто уже приобрёл некоторый опыт в общении с Иринеем, и по сему имели своё мнение.
С самого раннего утра в купеческую приёмную собиралось много разных людей. Одни из них прочитали объявление и пришли подрядиться на работу, другие топтались, чтобы получить-таки, наконец, гроши за свершённую работу, третьи просто договаривались с купцом на такой-то час, и все сидели и терпеливо ждали Иринея часами.
А купец рано никогда не вставал. Любил он и в картишки перекинуться, и «лясы поточить» с братовьями, и выпить-закусить с себе подобными.
Обычно он появлялся на людях после обеда. Но измученные ожиданием люди рано радовались. Бегло окинув взглядом ожидавших, купец проходил на склад и громко хлопал кованной дверью. Молоденький приказчик исчезал вслед за ним для доклада и, спустя некоторое время, вызывал счастливчиков на аудиенцию. Далеко не все люди её удостаивались и поэтому с большим напряжением следили за железной дверью, которую охранял хорошо сложенный привратник. Некоторым людям приказчик передавал слова купца: «Приходите завтра», и они, весьма раздражённые напрасным ожиданием, уходили, чтобы завтра вновь с покорностью ждать решения Иринея.
Так купец воспитывал в людях христианские добродетели терпения и смирения. Сам он был весьма набожным, любил бывать в церкви и слушать проповеди, нередко и сам говорил людям поучения о правильной и благочестивой жизни. Но они были так длинны и утомительны, что знающие люди старались перед этим благоразумно ретироваться, так как, когда купец «включал шарманку», уйти было уже невозможно, и он добрых сорок минут удерживал слушателей искусством своего ораторского гения.
В государстве, где они жили, была славная традиция праздновать день стиха и пляски и каждый год отмечать его в разных вотчинах. В этот раз выпал жребий праздновать сей праздник в вотчине, которой управлял боярин Платон и где проживал купец Ириней. Приехало и приплыло много разных гостей, в основном больших и великих. Приплыл на ладье и сам князь, светлейший Варсонофий.
Боярин Платон повелел купцу Иринею опекать одного из надменных бояр, отличавшегося строптивым характером.
Тот боярин, как и все гости, был поселён в самой лучшей гостинице города и занимал прекрасные палаты с видом на море и пальмы.
Утром купец Ириней прибыл в гостиницу и, справившись у приказчика, в каком номере живёт его подопечный, подошёл к переговорной трубе и ласковым голосом сказал в медный раструб:
– Доброе утро, Ваша милость!
Сонный боярский голос пробурчал что-то невнятное, а купец, напустивши ещё больше мёда в голосе, сладостно запел:
– На службочку пора, просыпайтесь, Ваша милость, а то припозднимся, не ровен час. Вставайте, пожалуйста, хватит почивать, солнышко уже высоко, и лошадки запряжены, поедемте в церковь.
Боярин рявкнул зло, и опешивший купец услышал, как тот смачно плюнул в переговорную трубу. Когда же, наконец, недовольный гость вышел и сел в карету, кучер хлестнул вожжами по спинам лошадей, и они резво помчали экипаж по пыльной дороге. Весь путь боярин презрительно молчал, не обращая внимания на ласковые речи купца Иринея, а по приезде в храм к купцу подошёл боярский служка и тихонько сказал ему:
– Боярин велел передать вам, чтобы вы больше его не беспокоили, а обращались к нему через меня.
– Хорошо, как будет ему угодно, – ответил купец.
Хотя ему было вовсе не хорошо и очень не понравилось, что боярин дистанцируется от него. Он надеялся через этого боярина обстряпать выгодное дельце. Позже он с возмущением рассказывал своим подчинённым об этом боярине:
– Ну, надо же какая цаца, как будто его на гулянку позвали.
Подчинённые согласно кивали, хотя и понимали, что их купец такая же «цаца», только масштаба помельче, и обижается, если ему подарить недостаточно пышный букет.
– Что это за веник такой? Неужели я не заслужил большого красивого букета? – нередко от него было слышно. И долго потом будет помнить обиду.
На праздничной службе все молились истово и поклонов били изрядное количество. А как же иначе? Вон сколько сотен, или даже тысяч глаз на них с умилением взирают. После был молебен и традиционное шествие со свечами. Некоторые купцы да бояре несли в руках по многу зажжённых свечей; их подданные, передавая им в руки свечи, верили, что, если кто из великих сих, пронесет их свечку больше ста шагов, то благополучие на целый год им будет обеспечено.
Плотненько пообедав, князь с боярами да купцами поспешили в амфитеатр. Там давали невиданное зрелище – сотни сочинителей и плясунов читали, пели и плясали до позднего вечера. После концерта был обильный праздничный ужин и салют из пушек. За столом тосты с клятвами в вечной дружбе и взаимопонимании, слова благодарности за отличный приём и награды отличившимся. Отгремел из пушек разноцветный салют, и все облегченно вздохнули – официальному мероприятию пришёл конец. Гостей ждут кареты с лошадками, да ладьи чтобы вести их в свои вотчины, и все жмут друг другу руки, устало улыбаются и довольные собой уезжают.
На прощание князь, светлейший Варсонофий, прежде чем сесть в ладью, отвёл боярина Платона в сторонку и, твёрдо глядя ему прямо в глаза, говорит:
– У вас очень богатая вотчина!
– Ну, что вы, ваша светлость, – потупился было Платон.
А князь, вновь глядя в глаза, повторил свою фразу:
– У вас очень богатая вотчина!
Задумался боярин, пытаясь разгадать смысл этих слов, но время было позднее, в голове шумело и крутилось, кубков выпито было немало, да ещё эти музыканты с акробатами плясали и пели слишком громко…
На следующий день боярин Платон отдыхал от праздника, приходя в себя, а на другой день он выправился и приказал вести себя в присутствие. И весь день подписывал какие-то бумаги, и макая перо в чернила думал над словами Варсонофия, но не мог уяснить для себя тайный смысл этих слов. Они постоянно звучали в голове, требовательные и важные, но утомленный мозг не мог их расшифровать. От этого боярин рассердился, и все стали шептать: «Платон не в духе…». И старались его не беспокоить, опасаясь его крутого нрава и дрожа за своё будущее. Боярин решил посоветоваться со своими приближёнными. Он внимательно обдумывал на ком остановить свой выбор, чтобы меньше было бы огласки. И, наконец, он остановился на купце Иринее, велел срочно найти его и сообщить, что его ждут в боярской палате по очень важному вопросу. Вскоре купец приехал и без очереди прошёл в кабинет боярина. Тот поведал ему о последних словах светлейшего князя и неясности их толкования.
– Так, ваша милость, денег он просил, дайте ему денег, – тут же сказал купец. В торгово-деловых отношениях он был большим мастером.
– И как это я сразу не догадался? – вымолвил боярин, – а ведь точно – князю деньги надобны, пошлю-ка я ему вместо серебряных монет золотых, да побольше.
Обрадовался Платон, что так просто разрешился сей важный вопрос, похлопал купца по мясистой щеке и велел позвать к себе казначея.
– С сегодняшнего дня в столицу нашего царства-государства светлейшему князю нашему Варсонофию будем отправлять сумму вдвое большую, чем прежде и в золотых монетах.
– Как прикажете, ваша милость! – сказала казначей и пошла заготовлять отчетно-отправную ведомость. И макая перо в чернила по секрету всем присутствующим сказала:
– Боярин в хорошем настроении и будет принимать.
Обрадовано зашевелились все служащие и просители и благодарили казначея за добрые вести, благословляя день и час своего рождения. Они надеялись быстренько порешать свои и купеческие дела, пока боярин благодушествовал.