Эта почти детективная история произошла в те уже далёкие времена, когда в районной больнице города С было полноценное хирургическое отделение и вырезали не только аппендициты и аденоиды. Однако основное действие связано как раз с аппендицитом.
Ночью, из дальнего села привезли больного с подозрением. Дежурный врач не рискнул поставить диагноз и вызвали хирурга, благо тот жил неподалёку. Хирург Панюшкин осмотрел болезного, где надо помял-пощупал и сказал традиционное - «будем резать». Пока деревенского мужика с перегаром мыли-брили-переодевали, послали за анестезиологом и хирургической медсестрой — наверно, чтоб жизнь не казалась мёдом. Хоть и молодой ещё, но уже опытный, Панюшкин и один справился бы с обычной операцией, но дежурил сегодня сам главврач и всё пришлось делать по инструкции.
Музыка, впрочем, играла недолго — приключилась редкая, но иногда случающаяся аномалия : у больного Камнева оказалась обратная реакция на наркоз. Вместо того, чтобы заснуть и не дёргаться до конца операции, он возбудился. Настолько, что опрокинул столик с инструментами, вскочил на ноги и начал «Брусиловский прорыв» из операционной. Чтобы утихомирить его, пришлось звать санитарку. Помогал, тут уж деваться некуда, и главврач. Минут через 20, бедолагу вернули на стол, анестезиолог дал ему порцию другого состава и Камнев наконец затих. Операция прошла успешно. А потом хирург Панюшкин, восходящая звезда местной медицины, обнаружил, что исчезла его фамильная драгоценность — дедушкин перстень с рубином, старинный и неприлично дорогой. Как всегда перед операцией, уходя мыть руки, хирург положил его на специальный поднос, вместе с часами и обручальным кольцом. Часы и кольцо были на месте, перстень исчез…
Вырисовывалась пренеприятная история — тех, кто мог прикарманить реликвию, можно было перечислить по пальцам одной руки : анестезиолог Хрюков, медсестра Марейкина, главврач Асташкин и санитарка Зимина. Все они давно работали вместе и подумать на кого-то из них было так же трудно, как отвечать в детстве на вопрос, кого ты больше любишь, маму или папу? Неформальное следствие проходило несколько дней и вора не выявило. Панюшкин умолял : подбросьте по-тихому и забудем! Не подбросили…
Оставалось крайнее средство - обращаться за помощью в милицию. И тут анестезиолога Хрюкова осенило :
- А если этот?!
- Кто этот? - не поняли его.
- Падла эта, с аппендиксом! Он же по всей операционной метался! Мог и прикарманить, алкашина!
- Точно! - хлопнул себя Панюшкин по начинающей лысеть макушке.
- А куда бы он его спрятал? - поинтересовался главврач. - Он в одной манишке бегал, с голой задницей. Там карманы не предусмотрены...
- Разберёмся! - заторопился хирург. - Мне машина нужна!
- Бери, - разрешил Асташкин. Гроза не миновала, но время на передышку появилось и все присутствующие облегчённо выдохнули.
Панюшкин узнал в регистратуре адрес Камнева, нашёл шофёра «скорой» и помчался в Дорофеево, небольшую деревеньку в лесной стороне. Помчался — громко сказано : дорога была в конец разбита лесовозами, но к обеду добрались до места. Поискали гражданина Камнева, старушки у колодца подсказали нужный дом, нашли.
Недавний пациент вовсю бухал с рыжим и конопатым, как Антошка, приятелем — отмечал возвращение из больнички. Приятеля пришлось попросить из комнаты, разговор предстоял конфиденциальный.
- Помнишь меня? - спросил хирург.
- Ну… так, - приглядываясь, пожевал губами Камнев. - Ты на нашего председателя похож!
- Я из больницы, аппендицит тебе удалил.
- А-а… Спасибо!
- Как самочувствие?
-Заживает, как на собаке!
- Перстень где?
- Какой перстень? - на лице Камнева изобразилось глубокое раздумье.
- Мой, - сказал Панюшкин. - Из операционной исчез.
- Думаете, я взял? Не помню, честно… Вы ж меня наркозом заглушили!
- В том-то и дело! Не взял тебя наркоз — буянить начал, из палаты рваться, мебель крушить. А на столике перстень лежал. И пропал!
- Не помню, - повторил Камнев, задрал майку и пощупал шов. - А он туда завалиться не мог?
- Ты ещё нерезаным буянил…
- Значит, проглотил, - сказал Камнев.
- Как?! - изумился хирург.
- Элементарно, Ватсон! - Камнев отщипнул от буханки кусочек хлеба, сунул в рот и изобразил глотательное движение. - Мышечная память, доктор. Я ж глотал уже, с мужиками, на спор. Бабкино кольцо. Вот ручонки и вспомнили собаку Павлова! А точно я?
- Больше некому вроде. Всех на детекторе лжи проверили. Что дальше было? С кольцом?
- На четвёртый день вышло! Пришлось всё время в ведро ходить. Пока по дну не звякнуло!
- А сейчас?
- А сейчас — вон, сортир на улице… Я ж не знал.
Перспектива вычёрпывать деревенский туалет и просеивать его содержимое через решето, Панюшкину совершенно не улыбалась. Прикинул — сегодня как раз четвёртый день после операции, перстень мог и не выйти пока. Да и массивнее он любого кольца, а значит - длиннее путь по пищеводу. Появлялась хоть какая-то надежда!
- Бери ведро, поехали!
- Куда?
- Рентген делать будем, чтобы наверняка убедиться.
- Не хочу рентгена, доктор! Я радиации опасаюсь. У меня и так проблемы с Ванькой-встанькой!
- Ты, я смотрю, продвинутый колхозник! - крякнул хирург.- Всё на свете знаешь — мышечная память, собака Павлова...
- Я не колхозник, - обиделся Камнев. - Я читаю много…
- Ну, извини. Сам же сказал про председателя…
- Про председателя сельсовета, гниду лысую! А так у нас лесхоз. Кого тут сажать и выращивать? Зерновые поверх пеньков? Лосей и кабанов?
- Поехали! - слегка надавил Панюшкин. - За свои «бубенцы» не бойся — свинцом обложим. И спирту нальём для профилактики!
- А поехали! - решил Камнев и крикнул приятеля. - Митяй! Допивай-доедай один, дом закроешь. Меня в Политбюро вызывают!
По дороге Камнева растрясло и он запросился «в кустики». Панюшкину пришлось сопровождать «рецидивиста-глотателя» - с крышкой от ведра : как носитель доспехов при странствующем рыцаре. Вместе ждали «вечернего звона», не звякнет ли счастливо вышедшая семейная реликвия.
- Сильно не тужься, - всё-таки, посоветовал хирург, оставаясь верным клятве Гиппократа. - А то швы разойдутся.
Увы, перстня в отходах жизнедеятельности глотателя не было. А в плане быта, времена ещё оставались суровыми, особенно на селе, и вместо туалетной бумаги использовали газету с портретом нового Генсека.
- А теперь Горбатый, я сказал! - опасно пошутил Камнев.
- На, - протянул Панюшкин крышку. - Ляпнешь про Горбатого в больнице - зарэжу, когда будем швы снимать!
- Ужо и шуткануть нельзя... А ему, правда, птичка на лысину капнула или болтают?
- А ты по телеку не видел?
- Нет у меня телека, доктор. Жена забрала. Говорю же — Ванька-встанька забарахлил…
Оправившись, поехали дальше. Человек с ведром на территории больницы никого не удивил — вот если бы с человек с ружьём… Рентгенолог уже ушла, пришлось звонить ей и извиняться.
- Куда «лучами смерти» будем светить? - спросила дородная Ираида Евлампиевна. Панюшкина сморщило, как от зубной боли : сплошные шутники кругом, а у него дедовский перстень болтается неизвестно где.
- Желудок. На наличие посторонних предметов.
- Пройдёмте, сударь, - пригласила она Камнева.
«Сударь» церемонно поклонился, передоверил ведро Панюшкину, разом забыл про свинец со спиртом, и покорно пошёл под «лучи смерти» - всего-то одно точное женское слово и хоть верёвки вей!
Через полчаса ситуация вернулась к изначальной точке : какая тля свинтила из операционной перстень? Ибо в желудке работника лесной отрасли никаких посторонних предметов не просматривалось.
- На, сам смотри, - протянула Ираида Евлампиевна снимок. Столь замысловатое имя-отчество досталось ей от сибирских родителей-старообрядцев, от которых она, потеряв голову, навсегда сбежала с заехавшим в те края красавцем-геологом : дура была, как сама и говорила потом.
- Может, контрастной жидкости ему дать? - ещё надеялся на что-то Панюшкин.
- Не зачем. Тут и так всё видно. Желудок маленький, из категории «сильно пьющих».
- Но кто тогда?! - хирург бессильно схватился за голову и сел на ведро.
И тут, как изредка бывает, произошло чудо! «Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь» и в рентген-кабинет вбежала запыхавшаяся санитарка Зимина. - Нашли!!!
Фамильную реликвию хирурга Панюшкина всё-таки подбросили под дверь отделения — в коробочке из-под монпасье и с запиской «Простите!». Но кто это сделал и зачем, так и осталось тайной на долгие годы.
- Камнев! За мной! Надо срочно выпить по этому поводу! Вы с нами, Ираида Евлампиевна?
- А как же!
Знали бы они, что совсем скоро слово «выпить», сказанное вслух, станет хуже любого нецензурного, что виноградники пойдут под топор, а в вино-водочные отделы выстоятся километровые очереди… Не знали. И хорошо.
Р.S. О том, кто взял тогда перстень в операционной, Панюшкин узнает только через 20 лет. Как почти в любом классическом детективе, истина глаголила общеизвестное - «Шерше ля фам» / «Ищите женщину» : это была хирургическая медсестра Зоя Марейкина, давно и безнадёжно влюблённая в женатого хирурга. Зачем взяла? А попробуйте сами понять женскую логику и действия — может, просто на память, а может - «заговорить» и увести из семьи. Зоя сама призналась ему в давнем грехе, на прощальном банкете уходящего на пенсию главврача Асташкина. Стало ли кому-то легче от ее признания? Не факт...