Ранее: Ещё одни посиделки на пасху и новые сюрпризы.
Антоша наша не то, чтобы незаметно росла, всяко было. Характер у ребенка еще тот был. Когда она была маленькой, то мы все удивлялись, что она прошла, просто прошла, а там, где она прошла на полу уже стул с бельем, приготовленным для глажки, лежит на боку, пиалка со стола слетела, хорошо если не разбилась, дорожки на полу забраны, как будто их специально в гармошку собирали, книга место поменяла и еще много всякого.
Вот только никогда у нас ни один ребенок не рвал ни газеты, ни журналы, ни книги, к ним всегда было бережное отношение со стороны взрослых, и Антоша тоже никогда не портила ничего такого, а вот наволочку или простынь порезать иногда можно было. Мы как-то сильно за это не наказывали, в основном спрашивали настойчиво кто это мог сделать, делая вид, что никак не можем узнать это. Виновник сжимался и тихонько уходил в другую комнату или на веранду, а когда выходил мы уже не вспоминали то, что только недавно у них спрашивали.
Как-то так и приучились дети не резать вещи. Я помню, что, когда Онега училась в Ташкенте, а Антоша оставалась со мною, я её с Полиной возила в садик на служебном автобусе, на нём же привозила домой. Была на её утренниках в детском саду и радовалась тому, что её хвалят.
Оставив Полину и Антошу в садике я к концу рабочего дня уже сильно скучала по ним и последние часы уже жила в предвкушении нашей встречи. Взяв Полину в одном садике, мы доезжали до Антошкиного, нас там оставляли, Антоша неслась нам навстречу, мы обнимались и целовались, а одевшись выходили к воротам садика и ждали возвращающегося в свой гараж нашего служебного автобуса, который довозил нас до нашего дома.
Девочки не ревновали меня друг к другу, росли рядышком, Полина, как старшенькая всегда уступала Антоше игрушки, книги и могла занять её чем-то. Не помню, чтобы я разнимала их когда-нибудь. Может время эти воспоминания стёрли, но нет, не помню.
Когда перешли в трехкомнатную квартиру, Антоша моя еще маленькая была, и я забрала её с собой, оставив Онегу с Антоном. Это только говорится, что я оставила Антошу себе, правда, она ночевала со мной, но мать свою видела почти ежедневно. Когда Онега забирала её к себе ночевать, то я места себе не находила, мне её не хватало, это как будто пятая моя дочь была.
Столько счастья мне подарил этот ребенок, также, как и каждый из моих детей в этом возрасте. Я до сих пор с восторгом и нежностью вспоминаю свою маленькую Антошу в пышном ореоле пылающей на солнце копной её волос, которые на сквозняке сияют и переливаются бликами, а каждый волос кажется живой нитью, спускаясь по плечам и бедрам, а она такая тоненькая и маленькая стоит в одних трусиках и ждёт, когда я соберу её копну в один большой золотистый хвост.
У меня же рука долго не поднимается, чтобы смять такую красоту, стою любуюсь, кажется приложи ладонь - обожжёт, но надо. А она уже нетерпеливо бьет ножкой, ей хочется на улицу, торопит меня. Свои волосы никому не доверяет и только мне разрешает причесывать себя. Потом она убегает на улицу, а я занимаюсь своими делами.
Подошло время, и мы её в первый класс отправили в ту же школу, куда Полина ходила. Провожали всей семьей, столько радости дома было. Потом шли школьные будни, каникулы, маленькие детские и школьные радости, а неприятности, решались как-то быстро и незаметно.
В третьем классе Антоша стала посещать театральный кружок, мы её поощряли, но вот первый в её жизни спектакль, я не пошла, болела. Она из-за этого сильно расстроилась.
Переехав в Чирчик, она пошла в шестой класс, со временем с большинством детей этого класса познакомилась и я, почти всем классом они мне помогали шить салфетки с мережкой, жалко только, что это были не долгосрочные заказы, а то бы наше сотрудничество продолжилось.
Здесь Антоша снова пошла в театральный класс при школе искусств, её хвалили, как и в школе, где она не отлынивала от общественных мероприятий. Отличницей не была, но и троечницей тоже.
Мы еще от Настиной смерти не отошли, а потому делали послабления своим детям. Боялись, мало ли что, а мы хоть что-то должны дать им, больше тепла, участия, самостоятельности и любви, которые, казалось, Настеньке не додали. Конечно сами всегда настороже.
В пятнадцать лет её вдруг пригласили на кастинг в одно модельное агентство, я пошла с нею, Антоша естественно не могла отказаться от такого предложения, многие девочки хотят видеть себя красивыми и в лучах славы, она не исключение. По результатам кастинга её приняли и предложили пройти курс обучения бесплатно, она так умоляюще смотрела на меня, что я согласилась.
В отличие от Антона Антошу я держала в строгости, всегда подчеркивала, что она девочка и с неё спроса больше и надзора над нею тоже. Как же она возмущалась, а я говорила ей на свою голову, что вот когда ей будет восемнадцать, то она сама за себя будет отвечать, а пока я за неё с матерью отвечаем, то она обязана нам подчиняться. Вот и подчинялась, сильно не брыкалась, со школы приходила вовремя, искать по подругам не приходилось.
Когда она уже будет взрослой, не раз мне скажет спасибо, что я не отпускала ей вечерами на посиделки со школьными подругами и друзьями, может что она что-то узнала о том, что там было, а может потому, что у неё к этому времени были совсем другие цели, сильно отличные от целей своих прежних подруг.
Иногда я брала её с собой в Ташкент по магазинам или на базар, чтобы ей одежду купить или обувь. На базаре мы перекусывали на ходу, рассиживаться некогда было, а вот, когда однажды мы, пройдя с нею все торговые точки, уже выдохлись и она попросила меня уже присесть где-нибудь, то мы зашли в кафе на Фрунзенском.
Был летний прохладный вечер, и я не захотела заходить в душное помещение кафе, а предложила Антоше сесть на открытой веранде. Она согласилась, но всё-время провожала глазами официантов, которые скрывались за дверью кафе. Когда мы уже поужинали с нею и отдохнули она как бы про себя сказала, что она еще пообедает когда-нибудь в этом кафе, имея в виду помещение кафе, а не его веранду.
Это случится обязательно много позже, но случится, она просто запомнила своё обещание и выполнила его. А тогда ей лет пятнадцать было и я, именно тогда поняла, что у девочки моей амбиции. Может потому и запомнила тот вечер, хотя казалось ничего примечательного в нём не было.
Перед окончание восьмого класса в школе искусств был поставлен спектакль, в котором участвовала и Антоша. Я ей сшила платье для спектакля, а пойти не смогла, у меня был срочный заказ, и я не могла подвести заказчика. Зато как Онега гордилась своей дочерью, а та говорила, что артисткой хочет быть. Как-то незаметно она закончила восемь классов, поступила в лицей, что был недалеко от нашего дома, там и Полина училась раньше.
Особой специальности этот лицей не давал, что-то размытое такое – информатика и секретарь-машинистка, но вроде куда-то надо было идти после восьмого класса, вот и пошла, а там хлопок. Со школы тоже раньше здесь отправляли на хлопок, но я сказала, что только через мой труп, а тут грозятся отчислением, мол или едешь на хлопок с ночевкой, или документы забирай. Это в то время, когда у меня новые неприятности и война с Таниным.
Забрали документы, и она поселится с нами. Но с кем я напишу позже, что-то я забежала вперёд, если сейчас напишу, то столько вопросов будет.
А это мой торт для новорожденной из подгузников, сегодня "испекла". Моя соседка, казашка, стала бабушкой. Ох как хорошо, что я не казашка, это ж сколько надо потратить на новорожденного своей дочери, ужас один, а у меня четыре дочери да внучки. Зато она не будет тратиться совсем, когда её сын станет папой. Интересный обычай все-таки.
Далее: Захотелось и о себе вновь подумать.
Из моих: На жизненном перепутье.
Один пасхальный день.
О соседях на одной площадке со мной.
О чём меня соседка попросила.
О том, как мы отказались быть распространителями Гербалайф.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.