Сегодня Рождество, а знаменитыми трескучими морозами даже не пахнет. Всегда у нас на Донбассе так, ночью небольшой минус – днем такой – же плюс. После вчерашнего дождя чуть – чуть похолодало и мелкие лужи на асфальте покрылись тонюсенькой пленочкой льда. Хмурое и тоскливое небо сплошь в серых тучах, не поймешь чего от него ждать толи снега, толи снова дождя, но уж никак ни солнечного лучика. Тоскливо на душе и у Ольги Ивановны Дунаевой, но не мрачная погода тому причиной. Именно на Рождество попадает день гибели ее сына, вот уж пятый год подряд так было и так будет до тех пор, пока она сама жива. Панихиду по убиенному воину Константину в храме Иверской иконы Божьей Матери отслужили еще вчера. Сейчас Ольга Ивановна идет к своей старинной подруге, что – бы поплакать и погоревать вместе. У Жени - Евгении Петровны всего 2 года назад погиб на войне внук Филипп, которого она всегда называет своим Филлипочкой. Костя воевал под г. Дебальцево, был командиром разведгруппы. Выполнив задание, уже почти добравшись к своим, разведчики нарвались на врагов, да не на простых украинцев, а на матерых и лютых из батальона «Айдар». Понимая, что шансов почти нет, Костя позывной его «Москва» приказал пацанам ползком добраться хотя – бы до поля нескошенного подсолнуха, а сам стал отстреливаться. Патроны закончились, израненный командир взглянул на поле, порыжевшие от мороза головки подсолнухов шевелились далеко значит группа благополучно ушла. Бандеровцы были уже рядом, а у него и последнего патрона для себя не осталось, а хоть и остался – бы автомат не поднять перебиты обе руки. Стараясь избежать мучительных пыток и вынудить нациков убить его, Костя изо всех сил заорал: «Я Москва и верен ей буду!» Предсмертные ухищрения бойца сработали и желанную пулю он получил.
Первым к убитому подскочил невысокий человечек, худой настолько, что казался скелетом в форме нацгвардии. Он проворно достал маленький контейнер – морозильник и острый скальпель. Старший горбоносый рявкнул: «Да угомонись ты, кащей, с его печенкой! Те драпанули, значит, обстрел начнут, уходить надо.» Кащей возразил: «Она – же еще живая, не всегда так таланит. Ты с моей работы имеешь тоже.» Остальные поддержали старшего: «Отомстить за товарищей надо, вон пятерых он уложил, но своя жизнь дороже.» Один из айдаровцев не удержался и штык – ножем вырезал свастику на теплом еще лице Кости. «Ну, автограф все – таки поставить надо» - деловито проговорил он и испуганно добавил – Хлопци, сегодня – же Рождество, а мы в церковь не ходили». Все почему – то дружно заржали и быстро ушли. Да, это было 7 января 2015 г.
После похорон единственного сына у матери случился инсульт, но Таня невестка была врачом и выходила свекровь. Последствий почти не осталось, только вот правые рука и нога часто не слушаются Ольгу Ивановну да и язык все время заплетается и губы противно дрожат. Не бывает срока давности у материнской боли, время не лечит, но Ольга Ивановна благодарит Господа за то, что у Костика остался сынок Ваня, в нем она видела единственное для себя утешение. У Жениного Фили никого не осталось, ни жениться, ни даже влюбиться он не успел и погиб, когда и 19 ему не было.
Радость Ольги Ивановны вот она рядышком идет то вперед забежит, то чуточку отстанет, стараясь найти нерастаявший лед и хоть капельку по нему прокатиться. Чудной и милый, уже 12 ему, а резвится, как телок маленький. Взяла внука с собой не только потому, что жить без него не может, а потому, что стала замечать – Ваня немного мешает маминой новой жизни. Таня хорошая женщина и на все право имеет, сошлась с мужчиной, живет с ним, как сейчас говорят, в гражданском браке. Ольга Ивановна сильно опасается, что сын ее Костика почувствует себя лишним у них, хотя, может, это ей только кажется. Ваня очень любил отца, гибель которого безжалостно раскромсала незакаленную детскую душу на две части – с папой и без папы. Лучше всех это понимала бабушка. Переживая свое горе, она молила Господа об утешении боли внука, что – бы душа его не очерствела и не засохла, как обожжённый огнем несозревший плод. Ольге Ивановне и теперь часто снится та страшная картина. Закрытый гроб с телом Кости привезли вечером и заносить его в дом не разрешили. Мороз тогда стоял настоящий Рождественский и ночью добирался до – 20. Командир и однополчане «Москвы» уехали и у гроба остались только Ольга Ивановна, Таня и он семилетний Ваня. На него было невыносимо смотреть. Детское личико приобрело какую – то жуткую мертвецкую окраску – неестественно бледное, с синеватым оттенком и губки такие – же иссиня белые. Ваня не кричал и не плакал, а только закоченевшими пальчиками в варежках постукивал по крышке гроба и жалобно звал: «Папочка, папа.» Переглянувшись, бабушка и мать увели его в дом. Обе надеялись, что отогревшись, он хоть капельку порозовеет, но и в тепле личико мальчика оставалось таким – же.
Стараясь оградить Ваню еще от одной муки, на кладбище его решили не брать, оставили у крестной. Та рассказывала, что все время похорон он не шевелясь, просидел у окна. Женщине показалось, что исстрадавшийся ребенок уснул. Подошла к нему тихонько, а Ваня широко раскрытыми глазами смотрит в одну точку на небе, словно пытается там что – то увидеть. На второй или на третий день у мальчика начался сильный жар. Участковый педиатр послушала и велела немедленно везти его в больницу – у ребенка двухсторонняя пневмония. Все – таки перемерз он той ночью сильно. Температура у внука поднялась почти до 41 и жизнь его висела на тоненьком волоске. Сутки Ольга Ивановна простояла на коленях у кровати ребенка и иступлено молила Христа оставить ей внука. От высокой температуры Ваня был без сознания и находясь в бреду постоянно звал папу. Простые антибиотики с болезнью не справлялись, нужен был особый и очень дорогой. Помогли товарищи Кости, быстро собрали деньги и купили нужный препарат. Он, действительно, оказался сильным, температура медленно спадала и Ванечка начал оживать. Почувствовав на лобике прикосновение руки бабушки, он слабо улыбаясь, прошептал: «У тебя рука такая теплая и сильная, как у папы была.» Ольга Ивановна беззвучно заплакала от того, что Ваня ощущает тепло, значит, жар у него совсем спал и от того, что впервые сознательно произнес несовместимые для него слова у папы и было.
Мальчик быстро поправился и через месяц его выписали из больницы. Таня опасалась последствий перенесенного ним стресса и пыталась искать психолога. Бабушку это тоже сильно тревожило, но она поступила иначе. Вначале Великого поста взяла его с собою в храм на Соборование. Во время Таинства шустрый мальчик на удивление был тихим и спокойным. В нужных местах молитв он послушно произносил свое имя, охотно подставлял маленькие ладошки для елея - помазания и все время смотрел на живой огонек свечки, которую держал в своих, чуть подрагивающих руках. Кто знает, что помогло – Великое таинство, молитвы Ольги Ивановны, а может само время, но мальчик не изменился после гибели Кости и оставался таким, как и был до смерти отца. А, может, это всем просто казалось, где – с полтора года прошло. Наработавшись в огороде, Ольга Ивановна зашла в дом. Ноги ее устали, с наслаждением впитывая прохладу пола, ступала почти не слышно. Тихий голос Вани заставил женщину замереть на месте. Знала точно – в доме нет никого, а он с кем – то разговаривал. Не подозревая, что его могут слышать, внук говорил с отцом, точнее с его портретом на стене. «Пап, а сегодня Кирилл, ну помнишь сын продавщицы из наливайки хотел заставить меня покурить. Я вспомнил, что ты этого никогда не делал и отказался. Кирька гнус, слюнтяем маминым меня обозвал, я хотел в рожу ему дать да тут Светлана наша вышла. Меня заело слово мамин, я конечно, ее, но твой все равно больше, потому что мужик. А ты, как – бы поступил на моем месте? Понимаю, погибшие воины не говорят, но я подумаю хорошенько, может, мои мысли в ответ твой превратятся.» Великих усилий стоило бабушке, что – бы не разрыдаться и не броситься в слезах к внуку, но она взяла себя в руки и также неслышно вышла на улицу.
Перекрестилась и решила ничего никому не рассказывать. Фактически, хоть и нечаянно она подслушала тонкий звенящий голосок Ваниной души, беседующей с папой. Явно такое было и раньше и потом тоже будет, но разрывать незримую тайную связь двух их родных сердец никто права не имеет.
По дороге бабушка откровенно любовалась внуком, вылитый Костя – походка, движения, ужимки лица и те отцовы. Легко перепрыгнув глубокую лужу, Ваня вдруг остановился и недоуменно стал что – то рассматривать в ней. «Бабуль, не пойму, это кровь так в луже застыла?» Ольга Ивановна посмотрела туда, куда указывал мальчик. Под самым бордюром лежало что – то багровое, на первый взгляд, действительно похожее на кровь. Приглядевшись внимательнее, она с восторгом охнула: «Ванюш, да это настоящая живая роза! Видно кто – то потерял ее, а прохожие и машины вдавили цветок в грязь так, что и узнать его невозможно сразу.» Ваня улыбнулся: «Чудеса прямо, начало января, а тут красивый летний цветок валяется, хоть и в грязи вываленный, а все равно прекрасный.»
Вот уже и дом, где Женя живет добротный. Богатый, прямо особняк настоящий. Выстроил его муж Евгении Петровны, работавший при Союзе в каком – то крупном управлении. Он был талантливым архитектором, да и она супругу подстать, до самой войны студентов университета английскому и немецкому языку учила. Семья высокообразованная, интеллигентная, дочь их Аня кандидат медицинских наук да вот, когда ( АТО) объявили взяла и в Красный Лиман уехала, побоялась звание потерять. Хорошо, что отец ее не дожил до такого позора, ведь он ненавидел бандеровцев, которые пилой «дружба» на 3 части распилили его отца только за то, что он с фашистами воевал в Великую Отечественную. Зато совсем еще молодой Филечка наотрез отказался Донецк покидать и вступил в ополчение. Очень жалко дитя, он погиб почти сразу под пос. Семеновкой. Бедная Женя вмиг согнулась и постарела и характер ее стал еще более суровым. Очень любила она и Костю за огромное желание знать языки, и в университете он у нее учился и домой на дополнительные занятия приходил.
Евгения Петровна уже ждала их, на вид веселая, а глаза от слез покраснели, видно, все утро проплакала. На кухне стол с белоснежной скатертью, на нем когда – то красовался модный музыкальный сервиз, привезенный ее мужем из Японии. В блюдцах конфеты дорогие, печенюшки разные в магазине купленные. Готовить Женя не любила. Расцеловались, как положено, хозяйка хотела снова расплакаться, да Ольга Ивановна кивнула ей на Ваню, не вздумай, мол. Женя, посмотрела на мальчика и воскликнула с искренним восторгом: «Господи, как 2 капли воды Костенька! Он был точно таким, когда я ему уроки давать стала.» Мальчик расплылся в счастливой улыбке, он всегда радовался подобным словам. За столом Ваня чувствовал себя довольно скованно. Взял четвертую конфету – хозяйка предупредила его о вреде сладкого, хотел еще один вид печенья попробовать и лишнее мучное оказалось не желательным. Ольга Ивановна знала – не в скупости дело. А в последствии горя и одиночества, раньше Женя была щедрой и очень гостеприимной. Разговоры бабушек быстро наскучили мальчику, он рассеяно стал глядеть то в окно, то на рисунок чайника. Компьютера у Евгении Петровны не имелось.
Она твердо придерживалась жизненного принципа – знания должны быть в голове и общение с друзьями только вживую. Ольга Ивановна попросила: «Жень, разреши ему твою библиотеку посмотреть, поверь Ваня будет осторожным и аккуратным.» Зная болезненно трепетное отношение подруги к тысячам своих книг, не исключала и отрицательного ответа, который тут – же бы простила. «Да пусть идет, только я сама проведу его туда.» Хозяйка на минуту исчезла, Ольга Ивановна знала – не хочет показывать кому то место хранения ключа. Держа руку в кармане, Женя велела мальчику следовать за ней. Ваня с интересом пошел. Бабушка Вани всю жизнь проработала учительницей начальных классов, дома у них тоже было много книг, но такую огромную домашнюю библиотеку мальчик увидел впервые. Словно завороженный, он замер посреди зала, стены которого закрывали стеллажи. За тускло поблескивающими стеклами в таинственном величии стояли книги большие и совсем маленькие, толстые и тоненькие, почти новые и потрепанные. Одну стену сплошь занимали полные собрания разных авторов. Первым в глаза бросились работы А. Пушкина. Узкие и широкие томики напоминали цвет свежего ржаного хлеба, на прилично затертых корешках порядковый номер, написанный потускневшим золотом. А вот А. Толстой в лимонном переплете, номера его книг серебряные. Здесь и Ф. Достоевский, и другой Толстой, и какой – то Т. Драйзер, не пересмотреть всего, а очень хочется. Вон еще и старинный стол с ящичками, их – бы тоже заглянуть! Глядя на восторженное, почти отрешенное личико Вани, Евгения Петровна подумала, что сильно ему все нравиться, значит, ничего плохого ее сокровищу не сделает. Она еще понаблюдала за ним и успокоившись удалилась на кухню. Больше часа подруги изливали друг – другу свою душевную боль, а Ваня все не приходил. Ольга Ивановна засобиралась домой, хозяйка пошла звать маленького гостя и библиотеку запереть на ключ особой надежности. Уже оделись и обулись в прихожей, как вдруг Евгении Петровне не понравился вид Вани. Собираясь очень быстро, он норовил скорее уйти, но, главное, что – то слишком подозрительно мальчик прятал свои глаза. Хозяйке это не понравилось и она зловеще прошипела: «Признавайся, ты что – то украл в библиотеке? Вместо ответа Ваня, словно ошпаренный вылетел на улицу и ничего не видя, побежал домой. Его бабушке это тоже показалось странным. Женя уже без всякой чопорности, с перекошенным от ярости лицом, неистово завопила: «Немедленно верни мою книгу, вор малолетний!» Растерянная Ольга Ивановна обиделась за внука, но все же попробовала успокоить подругу, но Женя тряслась, твердя в истерике: «Украл, украл!» От Вани и след простыл. Не на шутку перепуганная Ольга Ивановна хотела догнать его, да куда там – ноги ее заплетались и неуверенными шагами она едва плелась. На ее губах колючей льдинкой застыл вопрос: «Ванечка, милый, неужели ты правда что – то украл? - а в ушах завывал дикий вопль – Вор малолетний!» Дома Ваня лежал на своей кровать и зарывшись в подушку, беззвучно плакал. Бабушка осторожно положила руку на его пушистый затылок. Ваня поднял голову, заикаясь от всхлипываний, упрямо проговорил: «Бабуль, я не вор! Я просто взял у нее книжку своего папы, которую он подарил ей когда – то.» В доказательство он бережно вытащил из под рубашки маленькую книжку и протянул ее бабушке. На сером, потрескавшемся в уголках каленкоровом переплете черным были написаны простые слова – русско немецкий словарь. Ольга Ивановна раскрыла ее и на обложке увидела до боли знакомый родной почерк с особо красиво вытянутыми петельками маленькой буквы «у». Дорогой Евгении Петровне от Кости Дунаева – 7 января 1993г, с Рождеством!
Галина Пономарева