– Николай Максимович, давайте вспомним что-нибудь смешное, что было в вашей карьере. Что-то такое, что зацепило. Курьезный случай какой-то...
– В балете много было веселого. Но я хочу рассказать очень интересный курьез, случившийся со мной в балете «Жизель».
Это еще был старый Большой театр, я танцевал в «Жизели» версии Васильева, где финал спектакля заканчивался так, что Жизель уходила в могилу. Она вставала на люк, Альберт как бы обнимал ее, и она сквозь его руки проваливалась туда, вниз.
Мы с Николаем Борисовичем Фадеечевым готовили эту сцену и я все время ее переделывал, мне не нравился этот бравурный финал, потому что там надо было прыгать.
Я все время что-то искал. А он все время надо мной смеялся и издевался. Говорил, все уже танцуют одно и то же, а тебе все не нравится. А потом говорит, Коко, ну хорошо, давай еще придумаем.
И вот идет этот спектакль, а в старом театре было безумное количество кошек. И под сценой пахло очень специфически. Я лег на могилу. Не помню, кто тогда была Жизель. Она встала в эту позу, я ее обнял – и люк поехал вниз, а я, видимо, в этот момент, когда люк поехал, вдохнул воздух – и весь этот запах кошек мне ударил в нос так, что я вскочил и давай дальше прыгать.
Николай Борисович приходит ко мне после спектакля и говорит: Вот, Цискаридзе, это было потрясающе. Ты знаешь, как будто ток, как будто ты опомнился. Я говорю, Николай Борисович, если бы вы знали, что мне в нос ударило, какой запах и из-за чего я так вскочил.
В общем, мы с ним стояли тогда и очень смеялись. Он говорил, посмотри на видео. А меня всегда записывали и потом я смотрел свои спектакли, чтобы понять, что получилось, что не получилось. Он говорит, посмотри, запомни, это было очень хорошо, надо все время вскакивать, как будто ты почувствовал запах кошек.
И пока я танцевал «Жизель» в этой версии, он мне говорил: ну, представь себе, что опять пахнет кошками.