В дореволюционной России для самой большой группы населения – мещан и крестьян – для «отлучки» из места постоянного проживания существовало три вида отпускных документов: простые «корочки», письменные билеты и печатные плакатные паспорта, в зависимости от длительности и расстояния передвижения. Государство того времени строго следило за перемещением народонаселения огромной страны и, как ни странно, создавало для этого достаточные препятствия, что мешало развитию экономики.
Поэтому долго пребывать в столице, не имея документа, было непросто, и при очередном полицейском рейде по злачным местам большинство из задержанных отправлялось принудительным порядком к себе на родину за казенный счет.
И если вы прогуляетесь рано поутру по дореволюционному Петербургу, можно с большой вероятностью сказать, что увидите толпу бездомных и нищих, сопровождаемых полицейскими в ближайший участок. И в этой толпе вы без труда разглядите два сорта беспаспортников – профессиональных попрошаек, и приехавших на заработки в Питер с ближайших губерний крестьян, которых закрутила столичная жизнь, проевших уже все что было с собой взято, а за неимением денег на обратную дорогу они были вынуждены скитаться. Эти последние шли с понурыми лицами, смотрели себе под ноги, взгляд их был хмур, не весел, даже задумчив. Шагали они неохотно, понимали, что после прибытия в свою деревню за государственный счет окажутся посмешищем среди своих односельчан. А их домочадцы, думая, что они приедут с заработком, окажутся у разбитого корыта.
Но другое дело – профессиональные бродяги. Вы только посмотрите на них – какая горделивая осанка, уверенный шаг, голова задрана, ухмылка на лице. И одет он, даже если и в лохмотья, то с некоторым изыском, серый воротник рубашки, который когда-то был белым, выступает из-под повязанного еще более грязного галстука.
Каких субъектов среди них только не встретишь – и бывших чиновников, и таких же бывших студентов, и отставные нижние чины тоже тут представлены, иногда даже попадаются люди, которые были вхожи в круги высшего общества. Правда все они стараются идти внутри толпы, скрывая свои лица, поднимая воротники, чтобы обыватели столицы их не увидели и не узнали бы в них еще недавно стоявших около церкви на паперти, с грустным взглядом и с костылем, просящим подать им «Христа ради». От той скорби на лице не осталось и следа.
После разбирательства в полицейском участке отведут большинство из них на один из столичных вокзалов, посадят в вагон третьего класса, и отправят на малую родину. Но, там они недолго задержаться, и приедут опять в столицу уже «на законных основаниях» и продолжат заниматься привычным им ремеслом – попрошайничеством и бродяжничеством. У себя в городке такой вот отмечается «у начальства» и делает вид, что ищет место занятия. Естественно, он его не находит, потому что ни к какому ремеслу, кроме просить милостыню, у него нет тяги. Вот тут-то наш герой и подает официальную бумагу с просьбой перевести его в другой город, естественно указывает в какой, где у него есть родные и знакомые и где он может честным трудом заработать себе на пропитание. Но дорога до места нового назначения должна пролегать именно через столицу, и как вы понимаете, именно там он и сходит с поезда.
А дальше он продолжает «стрелять» - так на сленге называется прошение милостыни – с костылем под мышкой, припрятанного еще с прошлого раза, а если с него полицейский и потребует документ, то он не без гордости и предоставит «проходное» свидетельство, и заявит: «Иду к новому месту назначения».
Нищие уже просто заполонили столицу, и только может в центре их не встретишь, а чуть свернешь – и тут же поймаешь на себе унылый взгляд, который и без слов просит и даже кричит о помощи, и ты тянешься к своему портмоне, достаешь копейку, протягиваешь и кладешь в грязную ладонь. А он подобострастно кланяется, приговаривая заученную фразу: «Спаси Бог!»