По реке неспешно плывет корзина с младенцем, над которой кружат три черных ворона, а в это время по другую сторону Андалурсии горы сотрясаются от страшного рева - это ее Верховный Владыка амир Эррегор Болигард оплакивает свою погибшую дочь и троих сыновей, похищенных тьмой. Последних после него Огнедышащих Драконов Андалурсии.
16+
Автор: Тала Тоцка
— Я должен тебя утопить, тьма меня раздери, — Родерик хмуро посмотрел на младенца, лежащего в люльке и радостно ему улыбающегося. Младенец не вызывал у молодого гвардейца ничего, кроме раздражения. И почему жребий выпал именно на него? Он воин, а не убийца мальчишек. — И нечего мне улыбаться. А как тебя утопить? Если б ты мог хоть меч держать в руке, я бы с тобой сразился, а взять и бросить тебя в реку как новорожденного яхненка?
Младенец схватил себя за ногу и засунул ее себе в рот. Это вызвало еще большее раздражение у Родерика. Он подумал, что бросать в реку вместе с люлькой мальчишку не стоит, может, лучше что-то к нему привязать?
Родерик достал младенца из люльки и тут же выругался.
— Да ты никак обмочился, приятель? Что ж ты так поспешил?
Младенец засмеялся и засучил ножками. В груди Родерика предательски шевельнулось странное, неведомое ему чувство. Он не стал прислушиваться к нему, лишь только подумал, что негоже вот так взять и утопить описавшегося мальчишку, надо бы его… вымыть, что ли. Родерик оглянулся по сторонам, держа мальчика на вытянутых руках. Ребенок засунул в рот пятерню и сияющими глазами смотрел на воина. Тот снова выругался и спустился к реке. Перебросив малыша через руку, он стянул с него мокрую рубашку, зачерпнул воды и плеснул на голую попку.
— Темная сила, и что я вожусь с тобой, кто бы мне сказал, — проворчал он, но лишь только шершавая ладонь коснулась нежной кожи младенца, он словно закаменел, а затем быстро перевернул ребенка и изумленно воскликнул: — Вот те раз! Да ты же девчонка!
Девочка. Не мальчик, а девочка, тьма его раздери… Внезапно догадка заточенной сталью пронзила молодого гвардейца, и он тихо взвыл, сцепив зубы. Девочка засмеялась, схватила его за темную прядь и потянула на себя. Родерик дрожащими руками прижал мокрого ребенка к плечу, а затем, опомнившись, сорвал с себя плащ и укутал девочку. Он лихорадочно оглядывался по сторонам, пытаясь сообразить, что ему теперь делать.
Возвращаться в замок с младенцем нельзя, герцог Ильброз отдал четкий приказ избавиться от ребенка. От своего рожденного служанкой сына-бастарда, зараженного мокрицей. Но теперь Родерик понимал, что за младенца подсунули ему и еще крепче прижал к себе девочку. Что же делать?
Сверху раздались протяжные гортанные крики, молодой человек поднял голову и увидел трех воронов, круживших над ним. Их крики были совсем не похожи на воронье карканье, но Родерик не испугался. И почему-то вовсе не удивился тому, что в клювах вороны держали привязанную к лентам корзину. Вороны опустили ее перед Родериком и снова взлетели вверх. Двое крупных, взрослых птиц, а третий помельче, видать еще птенец.
Плащ гвардейца со знаком Огнедышащего Дракона слишком узнаваем, Родерик осторожно положил ребенка на траву, а сам принялся стягивать с себя сорочку. Простая, без родовых вязей, полотняная сорочка, какие носят и простые горожане, и обедневшие аристократы. Он надел ее утром свежей, но она уже успела пропахнуть его потом. Родерик положил сорочку на дно корзины, уложил туда девочку, а затем как сумел, запеленал ребенка, оставив свободными ручки.
— Так тебе будет удобнее, — шепнул он и погладил светлую, с еще совсем редкими светлыми волосами головку.
Сорочку трижды можно было обернуть вокруг малышки, такая она была крошечная. Вороны, усевшись на опустившем ветви к реке дереве и повернув головы, пристально наблюдали за парнем. У него невольно бежали мурашки по телу, такими… человеческими казались ему эти взгляды.
Лишь только Родерик закончил работу, вороны подлетели к корзине, подхватили клювами ленты и без труда подняли корзину в воздух. Родерик смотрел, как они несут ее к середине реки и сморгнул мешавшую глазам влагу. Мелкий вороненок, обернувшись, посмотрел на воина, тот вздрогнул и опустился на одно колено.
— В добрый путь, маленькая амирана, — прошептал он, — в добрый путь.
Вороны бережно опустили корзину на воду, и она поплыла, несомая течением, а птицы, сделав круг, развернулись и полетели к Родерику. Он продолжал стоять на коленях, склонив голову, а вороны спускались все ниже. Родерик приложил обе руки к сердцу.
— Пусть хранит вас Небесный Бог, амираны, — сказал он, — простите что не смог помочь вам, я всего лишь простой солдат.
Крылья мягко коснулись его лба, и молодой человек вскинул голову. Он понимал, что прощен. Не понимал как, просто знал. Птицы, сделав еще один круг, устремились за корзиной. Родерик поднялся с колен и набросил плащ на голое тело. Он купит новую сорочку в городской лавке по дороге в замок, а сейчас нужно избавиться от люльки.
Гвардеец бросил в люльку рубашку младенца, вскочил на морава и, пришпорив его, взлетел над дорогой. Он долетит сейчас выше по течению, до водопада Эль-Гудар, привяжет к люльке камень и бросит в реку. Доложит герцогу, что выполнил поручение, а затем попросится на войну, туда, где их амир Эррегор, последний из Огнедышащих Драконов, сражается в битве с Драконами Света. Он хороший солдат, Итем из обедневшего рода Родериков, и он не убийца маленьких девочек.
А когда хороший солдат, честный гвардеец Итем из рода Родериков вернется и доложит герцогу Ильброзу о выполненном поручении, тут же упадет замертво, пронзенный лично командиром охраны его сиятельства за тайный заговор против амиры Алентайны, и будет выброшен за городскую стену, как безымянный преступник.
— Он предатель, — скажет в оправдание герцог, — и казнен по закону военного времени.
Итем Родерик будет лежать, глядя угасающими зрачками в ночное небо, пока ветер не принесет со стороны реки несколько черных перышек, и в темных волосах умирающего гвардейца, там, где младенец хватал его, играясь, не засияют крошечные огоньки. Они побегут по его телу, добираясь до раны, и нырнут внутрь, опаляя рваные края. А дальше помчатся по венам, разгоняясь по всему телу, заставляя гвардейца кричать и выгибаться, в тщетной попытке потушить пылающий внутри огонь.
Наутро он очнется в чужой крытой повозке, потерявший память, но живой и полностью здоровый, лишь полоса седых волос прорежет темные волосы там, где касался его младенец с синими, как весеннее небо, глазами.