Стоит ли говорить, что в классе я сидел, как в тумане. Сейчас бы корвалол с валидолом, но в молодости у меня не было плохой привычки таскать с собой лекарства. Вошла Лидия Николаевна. О! Вспомнил её имя. Значит – "математика". Порылся в портфеле. Ни учебника, ни тетради… И по закону подлости меня сразу к доске. Интегралы. Кое-что я вспомнил, но явно не по теме урока. Лидия включила свою шарманку. «Как ты думаешь поступать в институт, если не готовишься к урокам? Почему ты не записываешь домашние задания?» Я так устал, что тихо и спокойно сказал – «А знаете, Лидия Николаевна, я уже давно закончил Политехнический институт. Работаю главным инженером и интегралы эти мне ни разу не понадобились. Вот так» Вернулся к парте, взял портфель и вышел в гробовой тишине. Аккуратно дверь прикрыл.
Спускаясь по ступенькам крыльца школы, я решил, что так дальше нельзя. Нужно расслабиться. Нужно выпить. Да! Напиться! В дребадан. До поросячьего визга… похлопал себя по карманам. Чёрт! Я же еще маленький, денег нет… Как нет? Есть! Вот он кошелек заветный! Золотой мой! Я отправился к «Юбилейному». Винный отдел. Ну, тут попроще. Тут я никого не знал и не помнил. За рубль попросил дядьку помятого вида купить мне водки.
«Экстра?»
«Я, вообще, "Русский стандарт" люблю, но... давай "Экстру»
«Конечно русская! По стандарту! Четыре рубля»
«Вот пять. Сдачу себе оставь»
«Слышь? А не рано тебе водку то?»
«Мне то? Мне уже поздно. Сердечко пошаливает»
«А товарищ тебе не нужен?»
«Нет. Я один люблю»
«Один – это уже алкоголизм».
Мужик с уважением посмотрел на меня. Бутылку я сунул в портфель. Бутылка водки смотрелась среди школьных учебников контрастно. Почему то вспомнились карикатуры из «Крокодила» и журнал «Фитиль». Купил хлеба, плавленых сырков. Присматривался к кильке в томате, но чем открывать?
Пил я в парке на скамейке. Проходящие мимо мамаши с колясками возмущались и с отвращением делали мне замечания. На эмоциях меня долго не забирало. Я сидел и тупо пялился на «колесо обозрения», которое, как всегда, не работало. Потом я заплакал. Я наливал, пил и плакал. Плакал навзрыд, плакал беззвучно. Кобзона никогда не любил, но тут вспомнил:
«Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все»
Правда, эти стихи еще не написали... Кулак разжался. Сердце отпустило. Стало легче дышать. Я уснул.