Ранее: Про нянечек для внука и соседских обидах на меня.
Антон, когда мы сюда переехали, пошел в четвертый класс, а Антоша в шестой. Мы привыкли в Ургенче, что Антон уходил после школы с друзьями и мы его не видели до ужина, учился хорошо при этом, всё хватал на лету. Здесь у него тоже друзья завелись, но уже русские и своим привычкам он не изменял, тоже уходил с ними после школы до ужина, а мы были спокойны за него.
Мы заметили, что соседи с верхних этажей время от времени обращаются к Антону и просят его о чём-то, а во дворе с ним уважительно здороваются мужчины, иногда даже за ручку, женщины ласково произносят его имя немного растягивая букву о и приветливо ему улыбаются. У Антона появились собственные карманные деньги, а когда он первый раз дал Онеге какую-то сумму, то мы, естественно заинтересовались, откуда она у него взялась.
Оказалось, что Антон подрядился в двух гаражах-магазинах помогать продавцам, где подмести, мусор вынести, куда-то сходить с поручением, соседям тоже помогал, при этом сам никогда ни у кого деньги не просил, они сами старались поощрить его какой-то суммой. Вот и сложилась та сумма, которую он своей матери передал.
Но пацаны есть пацаны, в конце улицы кто-то малиновую «плантацию» разбил, самовольно конечно, ягоды поспели, и Антон с другом Жорой залезли туда, чтобы самим полакомиться и своим домой по кулечку принести. Никогда раньше Антон этой ягоды не пробовал.
Кулечки у них были скручены из тетрадных листков, набрать их полными еще не успели, как хозяин «плантации» их застукал, кого-то из них схватил, а второй не убежал и старался договориться с тем, чтобы отпустил, но тот и второго за ухо схватил и так довел до своего дома, что был недалеко от его «плантации».
Возле дома сидели на лавочке мужики, увидев, что тот столкнул пацанов лбами со всей дури, возмутились и пошли на него. Тот стал объяснять, что застукал детей на малине, те предложили ему идти с ними к участковому, но самосуд не устраивать, а то они сами ему его устроят, один даже на костылях был, но не позволил тому измываться над детьми.
Участковый вызвал нас, пацаны были напуганы и на лбах шишки уже выросли. Естественно, что мы обеспокоились их здоровьем, тот амбал просто против детей.
Участковый, увидев нас и выслушав мальчишек, принял нашу сторону и предъявил ряд вопросов к этому мужчине – почему он применил к детям физическое насилие, есть ли у него документы на «Плантацию», готов ли он нести уголовную ответственность за применение физической силы к детям и материальную в виде штрафов за незаконный захват государственной земли, а в конце спросил неужели ему по горсточке малины было жалко детям или сам в детстве по чужим садам не лазил.
Мы, конечно, наказали Антона за то, что залез в малинник, но он объяснил это тем, что «Плантация» была на бесхозной территории, почти не ограждена, не ухожена и никогда никого там не видели. Думали, что само растёт, дикушка. Тут по берегам рек ежевика растёт, думали, что и малина также на бывшей мусорке выросла. Это было предположение Жоры, который раньше на этом месте её видел.
Нам участковый предложил написать на него заявление, тут и мать Жоры прибежала и такой крик и визг там устроила, что хоть уши затыкай. Когда же ей всё объяснили, то она успокоилась и тоже заявление написала. Хозяин «плантации» не ожидал такого поворота и не знал, что уже делать. Неделю ходил за нами извинялся и просил забрать свои заявления.
Участковый нам посоветовал не давать хода делу, чтобы потом, выкрутившись из этого положения, а это было возможно за деньги, тот в будущем не чувствовал себя правым и героем, а остался с чувством вины и в следующий раз думал бы о том, что чужие дети неприкасаемы. Наши заявления участковый оставил при себе, но дальше него они не пошли, а с тем мужчиной провел еще одну воспитательную беседу и сказал, что ему грозило по суду, а мы его пожалели. Мы этого «плантатора» видели еще не раз, он торговал арбузами на нашем рынке и всегда раскланивался с нами, но мы проходили мимо, а малинник со временем убрали, на его месте магазин построили.
Утром в день пасхи Антон рано собрался и ушел из дома, мы ещё спали, а пришёл уже после обеда с пакетом сдобы, Антоша и Сашенька кинулись к нему, а он всех отодвигает и просит меня первую взять булочку и скушать. Мне не по себе, никогда такого не было, сначала дети, потом я, но он просит, и я беру булочку, а он рядом такой счастливый стоит.
Чай готов уже, и мы садимся за стол, Антон, как добытчик, выкладывает с пакета содержимое в плетенку и ставит среди стола. Я ему говорю, что у меня такое впечатление, что он у церкви сидел и ему бабульки всё это дали. Он с такой лучезарной улыбкой отвечает мне, что да, он там с утра посидел с Жорой. Меня, как огнём окатило, ноги подкосились, но сдерживаю себя и спрашиваю почему.
Антон на полном серьезе говорит, что ему сказали, что если посидеть у церкви и принести потом в дом, то, что тебе дадут, даст здоровье тому, кто первый попробует из этого приношения. Он еще там у церкви очень хотел попробовать хоть одну булочку, но держался, чтобы это сделала я и не болела никогда.
Я не знала, что делать, волна нежности и благодарности ему накатила на меня, на глаза навернулись слёзы, я его обняла и попросила больше никогда не делать этого, чтобы не болеть надо лечиться, а не побираться. Он обещал, что больше никогда этого не будет делать. Мы потом еще, когда я болела, говорили, что не пора ли Антону к церкви идти? Смеялись, конечно.
Антон обещал никогда больше не сидеть у церкви, но с Жорой они стали заниматься другим. У нас очень оживленная дорога в Ташкент, почти любой автотранспорт останавливается на нашей остановке, многие ловят такси, проезд на котором до Ташкента почти равен проезду в общественном транспорте. В те годы многие дети – мальчики и девочки разного возраста сновали на остановке между этими машинами и выпрашивали подаяние, кто с голоду, а кто просто ради денежки.
Как-то Таня со своим были в городе и оттуда вернулись на такси, тут мальчишки их автомашину атаковали с двух сторон, выпрашивая деньги, мол у нас нет ни папы, ни мамы, помогите. В одном они признали Антона и привели к нам домой, рассказав за каким занятием его застали.
Что уж мы Антону наговорили не помню, знаю только, что с тех пор он точно никогда, ни у кого ничего не просил и даром не брал, если только у нас, но и это мы быстро просекли и с этим тоже было покончено раз и навсегда.
А было так: мы ежедневно на семью брали литровую банку катыка у местных женщин на импровизированном базарчике. Для этого надо было отдать им свою пустую литровую банку и оплатить только стоимость самого катыка. У нас было много литровых банок, но вот почему-то их стало не хватать, а однажды утром осталась только одна.
Антон еще не ушел в школу и мы, увидев его растолстевший ранец, заглянули туда, а там три банки литровые стоят. Так выяснили, что он торговкам все наши литровые банки снёс. Краснел, бледнел, но признался сам, что деньги на компьютерные игры тратил, тогда много их вокруг школ открылось.
Так рос наш мальчик, которого не только мы любили, но и все соседи, он хоть и не всегда поступал правильно, но уроки наши усваивал быстро, рос добрым и отзывчивым, помогал всем, кто попросит, да и сам приходил на помощь без просьб, дети во дворе его просто обожали.
Когда Антон шел по двору, то все звали его по имени и он для каждого находил доброе слово, а кого-то еще и на руках раскручивал или просто щелкал по носу, а те счастливо улыбались ему.
Далее: Ещё одни посиделки на пасху и новые сюрпризы.
Из моих: Не жилец?
Один пасхальный день.
О соседях на одной площадке со мной.
О чём меня соседка попросила.
О том, как мы отказались быть распространителями Гербалайф.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.