Тактика русской армии
Пожалуй, самым известным русским военным теоретиком XIX века был генерал Михаил Иванович Драгомиров, труды которого оказали самое серьезное влияние на тактику русской армии в русско-японской войне. Драгомиров – личность очень колоритная, герой войны 1877–1878 годов и персонаж анекдотов. Именно с него Репин писал атамана Ивана Серко при создании знаменитых "Запорожцев".
Драгомирову, в частности, приписывают такую характеристику Николая II:
“Сидеть на престоле годен, но стоять во главе России не способен”.
В основе взглядов Драгомирова на военное дело лежали его философские представления о непрерывной борьбе двух начал – Разума и Воли. Поскольку солдат должен идти вперед, рисковать жизнью и, если нужно, погибнуть, то войска надо воспитывать так, чтобы всеми силами поддерживать в них дух самопожертвования и подавлять инстинкт самосохранения.
Одновременно Драгомиров стремился избавить русскую армию от муштры, и за свои «либеральные» взгляды был весьма популярен среди подчиненных. Михаил Иванович требовал культурного отношения к солдату, что было малоприемлемо в царской армии, и вызывало неприятие значительной части русского офицерства.
Генерал-философ, конечно, чрезвычайно идеализировал русского солдата. Чтобы заставить малограмотных (а часто вообще неграмотных) солдат жертвовать жизнью по одним лишь идейным соображениям, нужен был харизматичный и пассионарный военачальник, а таких были единицы. В эпоху массовых армий большинство офицеров – «усредненные», как и солдаты. «Порядок бьет класс» - универсальная формула, работающая со времен битвы при Креси. А порядок в огромном, но малограмотном воинстве мог быть обеспечен лишь столь нелюбимой всеми муштрой.
Переоценка морального фактора привела Драгомирова к недооценке значения фактора технического. Последний, согласно Драгомирову, всего лишь помогает устранить препятствия к достижению цели живой силой «на основе нравственной энергии». А отсюда многочисленные следствия:
Драгомиров считал излишним скорострельное оружие. Зачем? Только патроны тратить, ведь решающее значение в любой ситуации имеет штыковой удар.
Драгомиров был против применения фортификационных сооружений (даже окопов), потому что войска «начинают смотреть на них… как на преграду, которая к ним не подпустит противника».
Драгомиров признавал вредным залегание в бою: залегших солдат трудно поднять в штыковую атаку. Драгомиров требовал движения пехоты во весь рост, при этом стрельба должна производиться не одиночным порядком, а залпами, по команде и только по крупным целям.
Нетрудно понять, что пулемет в одно мгновение сделал эти тактические принципы устаревшими.
В то время, как европейские армии (и копирующая их японская) делали упор на обеспечении высокой плотности огня, вводили разреженные боевые порядки, обучали солдат индивидуальному бою, применению к местности и просачиванию через фронт, русская тактика по-прежнему строилась на густых построениях и штыковых ударах.
Идти в атаку батальоны должны были в строю колонн, перестраиваясь в цепь на расстоянии 1400 м от противника. С дистанции 1000 м полагалось дать залп, после чего, ведя беглый огонь, стремительно сближаться с противником на дистанцию 200 шагов. С этого рубежа следовало переходить в штыковую атаку.
На практике все это оказалось совершенно невозможным. Исходный рубеж, где колонна разворачивалась в цепь, обычно располагался в 2 верстах (2134 м) от вражеских позиций, а под обстрелом японской артиллерии – вдвое дальше. Батальон продвигался короткими перебежками, используя складки местности и укрытия. Но при этом штык рассматривался как главное оружие и в атаке, и в обороне: у врага он должен был вызывать страх, а русским солдатам придавать уверенность.
"Если бы наших солдат не учили смотреть на штык как на последнее и неизбежное средство в каждом бою, они, вероятно, оставили бы свои позиции, и не пытались отразить врага штыком."
Л.З.Соловьев. «Указания опыта текущей войны на боевые действия пехоты: впечатления ротного командира»
Уже первый бой на реке Ялу показал, что попытки переходить в штыковую атаку без достаточной огневой подготовки приводят к большим потерям и поражению.
Несколько слов нужно сказать об офицерском составе - с довоенных времен он был откровенно слабым:
«Приходилось брать офицеров из частей войск, расположенных в Европейской России, на Кавказе и в Туркестане. При этом должная разборчивость при командировании офицеров не проявлялась. Посылали к нам в армию совершенно непригодных по болезненности алкоголиков или офицеров запаса с порочным прошлым. Часть этих офицеров уже на пути в армию заявляла себя с ненадёжной стороны пьянством, буйством. Доехав до Харбина, такие ненадёжные офицеры застревали там и, наконец, водворённые в части по прибытию в них, ничего, кроме вреда, не приносили и были удаляемы. Наиболее надёжным элементом, конечно, были офицеры срочной службы, особенно поехавшие в армию по своему желанию. Среди них было много вполне выдающихся офицеров. Наименее надёжны были офицеры запаса, а из них не те, которые оставили службу добровольно, а те, которые подлежали исключению из службы, но по нашей мягкосердечности попали в запас».
Главнокомандующий генерал Куропаткин
При занятии хорошо подготовленных оборонительных позиций выбить русскую пехоту было очень трудно, но общий низкий уровень подготовки и нехватка шанцевого инструмента не позволяли солдатам закрепляться на местности достаточно быстро, что в бою нередко играло роковую роль.
Русские очень быстро оценили боевую ценность пулеметов. До войны их рассматривали как разновидность артиллерии (неудивительно, если учесть отсутствие легкого станка у имевшихся пулеметов системы Максима). При размещении в опорных пунктах с хорошими углами обстрела пулеметы становились настоящим вундерваффе, способным сдерживать многократно превосходящие силы противника. Особенно успешно «максимы» проявили себя при обороне Порт-Артура.
А вот русская артиллерия, увы, проявила себя в Маньчжурии не с лучшей стороны. Чаще всего она и количественно уступала японской. При этом, обладая гораздо более современной, чем у противника, матчастью (за исключением горных орудий), русские артиллеристы не были обучены вести огонь с закрытых позиций. Так, в бою у реки Ялу, батареи, расположенные на открытых гребнях холмов, при первых же выстрелах были обнаружены и подавлены.
В боекомплекте русской полевой артиллерии не было осколочно-фугасной гранаты, что не позволяло эффективно бороться с расположенным в укрытиях противником. Что касается взаимодействия родов войск, то пехотной атаке обычно предшествовала часовая артиллерийская подготовка, исключавшая внезапность и предупреждавшая японцев об угрожаемом участке.
Наши орудия превосходны, намного лучше, чем у японцев; но японцы изучали способы обращения со своим оружием в течение многих лет до войны, в то время как в нашей армии некоторые подразделения знакомились со своим вооружением в дороге, а многих обучали стрельбе в железнодорожных вагонах…
Л.З.Соловьев. «Указания опыта текущей войны на боевые действия пехоты: впечатления ротного командира»
Русская кавалерия (18 эскадронов и 162 сотни, всего 22 тыс. чел.), была в Маньчжурии представлена почти исключительно казачьими частями (за исключением трех драгунских полков, которые в боях почти не принимали участия). Вообще вся кампания не отличалась ни массовым применением кавалерии в бою, ни ее качеством.
"Хотя наши разведывательные отряды достигают силы в одну или даже несколько сотен, их зачастую останавливает десяток японских пехотинцев. В таких случаях необходимо спешиваться и прогнать неприятеля огнем. Будь у казаков более воинственный дух, они атаковали бы противника в шашки".
Главнокомандующий генерал Куропаткин
#русско-японская война
#1904
#русская императорская армия
#куропаткин
#япония
#военная история
#война
#армия
Делитесь статьей и ставьте "пальцы вверх", если она вам понравилась.
Не забывайте подписываться на канал - так вы не пропустите выход нового материала