Испокон веков в деревнях боялись тех, кто чем-то отличается от большинства: слишком худ, слишком высок, волосы не того цвета.... Но случалось, что не любили просто так, за сам факт существования.
Заехал как-то в деревню купец – Федор Сыромятников. Случайно, мимо тракт шел, лошади устали. Пришлось остаться. Выбрал крайний дом, рядом с которым росла рябина, решил в нём притулиться и заночевать. Приглянулась ему дочь хозяина дома - Прохора, Агафья.
Прохор сам хиленький был, невзрачный мужичонка. Выпить любил – сразу видно, бороду отпустил, вся грязная, редкая. И даже понять было сложно, как у такого сброда дочь-красавица уродилась.
После ужина и так сманивал, и эдак.... Не шла к нему девка. И силой бы взял, да торговлю вел в соседних деревнях, ссориться не хотелось. Решил Федор подойти к делу с деловой выдумкой. Послал слугу за выпивкой, опоил Прохора да и выторговал Агафью за пару целковых.
Вот только с Агафьей нехорошо всё вышло. Под утро из дома выскочил, напуганный весь, волосы взъерошенные, от шеи к груди – царапина глубокая. Приказал коней запрягать, умчался, ни минуты не задержался в деревне.
Агафья девка видная был, а тут тускнеть, бледнеть стала. Все ясно было: понесла. И с Прохором неладно всё – тоже стал угасать, и через пару месяцев помер вовсе. Да смертью нехорошей: кони вздыбились, да его копытами забили.
Осталась Агафья одна, деревенские над ней посмеиваться начали: раньше, дескать, женихов от себя гнала, нос воротила. А теперь-то кто её замуж возьмет? Кому брюхатая нужна?
Повитухи к Агафье не подходили. Рожать стала – ни одна не пришла, не захотели ребенком нагулянным руки пачкать. Сколько мучилась Агафья – Богу одному известно, рожать одна пошла, как водится – в баню. Да только протопить её, очисть – сил не было. А баня, как известно, место грязное, сила разная это любит и куражится там.
Родила Агафья девочку да померла там же. Местные долго подходить не решались к бане, но больно ребенок плакал громко. Отдали девочку тетке Агафьиной на воспитание, тело упокоили за погостом, а баню сожгли. Брезговали больно.
Девочку тётка Варварой назвала, заботилась о ней как могла, но особой любви к ребёнку не испытывала.
И повелось так, что невзлюбили девочку в деревне, гоняли отовсюду, помня рождение ее нехорошее. Недолго она в семье родни своей прожила, невмоготу ей стало. Пошла она одна в дом дедов жить, Прохоров, то есть. И будто пропала вовсе. Днем не появлялась на людях, в церковь не ходила. Но, как говориться, с глаз долой.... Деревенские и забыли про нее вскоре.
Годы шли, деревня все крепчала, росла. Вскоре превратилась в село. Всего вдоволь было, сыто и счастливо жили.
До того дня, пока Федор-купец в деревню не приехал. От прежнего мужика крепкого да статного мало что осталось: был будто постоянно напуган, стал тощ, облез, запах рядом ощущался неприятный. И грудь постоянно трогал там, где крест носил.
Баню топить приказал, платил щедро. Двух мужиков подрядил с ним в баню сходить, чтоб сподручнее было. Да только как развеваться стал, мужиков оторопь взяла: на месте, где крест висеть должен был – рана шла большая, от шеи и до живота самого. А креста как и не было. Отказались мужики Федору помогать, по домам разошлись.
Знал Федор, что вина за ним была, про Агафью помнил. Рану долго лечить пытался, да та никак не заживала. Еще одну странность стал замечать: в церковь зайти не может, дурно делается. Молиться начинает – кашлем кровавым заходится, даже нагрудный крестик, самоцветами усыпанный, снять пришлось – жег и душил. Никак не мог Федор грех свой отмолить, а за него, кто не пытался – ни у кого так и не получилось. Вот и решил Агафью найти, да прощение себя вымолить.
Да только не нашел он Агафьи, вообще в доме никого не было. Да и не жил там никто уже очень давно. У деревенских стал спрашивать, те диву давались, куда Варвара делась. Только и смогли, что на могилку Агафьи, что одиноко стояла за погостом, указать.
И какую бы вину Федор за собой не чувствовал, но не решился он к могилке не отпетой за погостом подходить, тем более, темнеть начинало. Решил, видимо, до утра дело отложить.
А ночью в селе пожар был страшный, все амбары погорели, запасы зерновые. Только и был слышан над домами бабий плач, ругань мужская да одинокий звонкий детский смех. Практически все село уничтожил пожар, только несколько домов не тронул, церковь, да кладбище.
Как развеялся дым над пепелищем, вышло солнце, осветило дороги, заметили деревенские следы босые, детские. По усыпанной пеплом дороге прошли следы от дома Прохора к одинокой могилке за погостом.
На месте погребения Агафьи нашли бездыханное, сжатое в судорогах тело Федора с отвратительной раной и струпьями по всему телу. А над кладбищем звенел одинокий детский смех.
Не стали местные село восстанавливать. Да люд разбрелся по остальным деревням. Так и остался стоять на пепелище дом Прохора, да покинутая церковь возвышалась над погостом.
Читать следующий рассказ: "Крепостная - Авдотья"
#деревенские истории #преступление и наказание #предрассудки #дети