14 октября 2011 года ушел из жизни известный белорусский журналист, писатель, публицист Анатолий Козлович. Мой отец. Прошло 10 лет, это вечность, но я все еще могу говорить с папой, перечитывая его книги. Недавно я съездил в родную деревню Анатолия Козловича, в Горск, и это было путешествие в мое детство. Я гулял по тропинкам из прошлого, по нашим местам, крутил в голове 126 горских слов. В холодном и пустом доме забрался на кровать за печкой, где 30 лет назад крепили лыжу, чтобы я случайно не свалился вниз. И веселые облачка воспоминаний унесли меня прочь из осени 2021-го. Мне захотелось сделать видео для тех, кто помнит папу, чтобы передать и его голос, что в тексте невозможно. И вот я нашел файл со старым фильмом про Горск, взял в руки мобильный телефон и сделал эту зарисовку.
БАМ
В Горск мы всегда ехали по трассе М1, по «олимпийке», но только в деревне ее никто так не называл. Все говорили - БАМ. «Иди до Бама, Толичэк». Толичэк - по-горски Толя. По-полесски.
Для меня эти поездки всегда были главным праздником, даже круче, чем путешествие в Юрмалу, в писательский санаторий. Я полюбил Горск автоматически, пускай и родился в минской панельке.
Когда тебе 6 лет, любая дорога бесконечна. Мы неслились по «баму» сначала на белой классической "Жиге", потом отец смог купить 99-ю, бронзового цвета, и это был шик.
В 90-х мы ехали в Горск часа четыре. Я обычно считал мосты - 10,15, 20… Я помню неизменную канистру в багажнике, ведь с бензином были перебои. Еще у нас было свое место под Ивацевичами, где мы всегда останавливались на перекус. И там росла земляника. И еще была традиция. Как только папа проезжал границу родного Березовского района, он всегда жал на клаксон и подавал радостный сигнал.
Привет, Береза. Привет, Горск.
Хата
Время сокращает расстояния. Когда-то главная горская улица казалась мне длиннющим проспектом. Сейчас я еду по деревне и вижу, что вырос я, а она - сжалась.
В Горске остался дом, где вырос отец. Он потихоньку разрушается. «Дом без жильцов обречен», - всегда говорил папа. И не стремился вкладываться в ремонт. Денег особо не было. Подбить, подкрасить, постучать - вот этим он занимался всегда.
Дом принадлежит другим родственникам, не мне. Но я стараюсь каждый раз захватить с собой пилу и молоток.
И вот старенький сосед подходит, заслышав стук, и говорит.
-- Ты чей? Толика? Неужто 10 лет прошло!
Все так, старик. 10 лет.
Когда отец был маленьким, в доме случился пожар. Мой дед, тоже Николай, я никогда его не видел, едва успел спасти жену и детей, выбросил их из окна. Новую хату купили в соседних Соболях. Разобрали, перевезли в Горск, собрали снова. Отец описывал ее так: "состоит из сеней, коморы, выстёбки (холодная комната для летнего отдыха), кухни, зала, спальни". В тридцати метрах от дома поставили сарай. Между ними посадили сад.
В этом саду, под вкуснейшей каштелей, у меня была палатка. А потом все завоевала акация. Колючая и нетерпимая к забвению.
Рядом с хатой стоит клуб. Когда-то на летних каникулах с другом Сашкой я смотрел в нем «Капитана Америку». Пару лет назад клуб купил малечский предприниматель. Хотел сделать здесь агрообъект. Даже вроде бы посматривал на отцовскую усадьбу. В сентябре 2021-го мы познакомились. Увидел машину, подошел.
-- Да не нужно мне.
Дом жил, пока была жива бабушка, папина мама. Она умерла в 1989-м, в 65, и я ее почти не помню. Календарь за 89-й так и висит на стене, мгновение остановилось. Бабушку похоронили на кладбище в Малече, рядом с мужем. «Когда умерла мама, я стал грустный», - писал папа, и я хорошо помню тот день.
В Малече большое кладбище. За годы здесь много изменилось. Рядом вырос лес. Вот парень косит траву. Говорит, переехал сюда из Минска. Жизнь продолжается.
126 слов
Про малую родину папа написал книгу, сохранив топонимы, записанные им со слов матери. В 1992-м режиссер Владимир Орлов снял по книге документальный фильм «126 слов». Я в нем тоже появляюсь.
Мы ехали из Горска в Малеч, всегда останавливались у речки Винец, полноводной некогда, а потом спрямленной мелиораторами. Теперь это канал. Папа рассказывал о детстве, о природе, о системе, которая так любила ломать и выпрямлять - и природу, и маленького человека.
В Малеч, богатое село, мы приезжали на шопинг. В перестройку здесь можно было найти вещи, которых не было даже в Минске. В местном сельпо папе купили пакистанскую ветровку, и он был счастлив, носил ее лет десять.
В Малече теперь грустное увядание. Пруд, самолет, дети у школы - и семья прекрасных лебедей.
Мое место - это и дорога в Березу. Не дорога, а шедевр, аллея, где березы сплетаются, образуя коридор моей памяти.
Их уже давно вырубили. Но память со мной.
По этой дороге папа ездил с аккордеоном на танцы в соседние деревни. По этой дороге, я точно знаю, отец хотел бы, чтобы его провезли в последний раз. Он мечтал, чтобы его похоронили на уютном кладбище в лесу под Горском, рядом с братом, но потом - передумал. Пожалел нас. Ведь ездить далеко.
И конечно, мое место, которое я люблю всем своим городским серцдем, это горский лес, его запахи, особенно осенью, когда листья хрустят под ногами. Скрипят верхушки сосен, в лесу нет ничего постороннего, лишнего, фальшивого.
Горский лес для меня - это «Рыгорава порубка». Это чабрец, который чарующе пахнет в летнюю жару и вызывает оглушительные приступы счастья. Я помню, как мы идем за черникой, и папа большими руками наполняет мою чашку горстью ягод. И находит все грибы, что есть вокруг.
Ведь это мой папа, он может все.
****
Ту последнюю поездку в Горск, что случилась 10 лет назад, я помню детально. Я даже сохранил запись на регистраторе, пускай и не отважился ни разу за 10 лет ее пересмотреть.
Помню, что папа попросил меня дать ему сесть за руль на полчаса. Он любил водить. Когда приехали, с трудом, из последних сил, ведь болезнь уже пожирала его, душила, починил калитку. А на колодец сил не хватило.
По дороге к брату попросил высадить их с мамой из машины. Хотелось пройтись. Они шли позади, я ехал тихо и плакал. У меня и сейчас стоят слезы перед глазами, мне кажется, папа так и идет там среди деревьев. И скрипят сосны, и я хочу услышать его шаги. Но не могу.
Оптимисты
Мой прадед был большим оптимистом. В начале 30-х он покинул родной дом и уехал в Аргентину.
Папа вспоминал: "Дед собирался заработать денег на землю и вернуться в Горск. В Буэнос-Айресе он открыл швейную мастерскую, купил машину и начал звать семью: приезжайте, приезжайте в Аргентину. Был 39-й год. Мама купила в Пружанах шляпку, чтобы носить в Буэнос-Айресе. Но тут Красная Армия освободила Западную Белоруссию. Поэтому родина моя не Буэнос-Айрес, а Горск".
И моя - тоже.
И еще, я уверен, именно здесь живет душа отца. Ей больше негде быть.
В послесловии к своей последней изданной при жизни серии «Хроник» Анатолий Козлович дал четкие координаты, где его найти.
— Накануне шестидесятилетнего перевала все чаще ловлю себя на мысли: в следующей жизни я не хочу быть публицистом, спорящим, доказывающим, убеждающим… Я стану, возможно, деревенским воробьем. Налетаюсь, присяду на ветку отдохнуть, почирикать о зеленом и голубом, о земле и о небе. Этого воробья, как и публициста, поймут только умные люди.
Я приезжаю в Горск, чтобы послушать воробья, и узнать его совет, когда мне тяжело. Я вспоминаю - детство, бабу Зину, свежее молоко, друзей, старую кабину из-под трактора, в которой мы сделали космический корабль. Я путешествую в свое детство. Как и мой отец.
Еще одна цитата из Анатолия Козловича. Его жизненный манифест.
Я ставил перед собой просветительскую цель - показать неразрывность, трагическую взаимозависимость судеб человека, страны, нации, истории, природы. Просвещать в моем понимании - не поучать, а доказывать фактами. В моей системе доказательств важную роль ведет мой личный социальный опыт. Его невозможно опровергнуть. Мне светит окошко родной хаты в Горске, где я вырос. Свет детства - самый чистый, под ним нельзя слукавить
Горское окошко светит и мне. Я дал себе обещание, что должен, просто обязан, когда будет на то возможность, издать папины книги, те, что написаны в независимый период. Они не утратили актуальности. Как раз наоборот.
— Лет через 10, может, это будет возможно, - говорил отец незадолго до смерти.
Он ошибался. Но я все-таки верю. Я буду оптимистом.
Часть отцовских вещей я отвез в Березовский музей. Мне важно, чтобы память о нем жила.
И вот я машу хате рукой. Еду по грунтовке к БАМу. Беру курс на Минск. Сигналю на прощание Березовскому району.
Конечно же, я снова вернусь в Горск. Туда, где сидит на ветке мудрый воробей.
Последние книги Анатолия Козловича можно найти здесь:
Белорусы между небом и землей. Книга 1
Белорусы между небом и землей. Книга 2
Белорусы между небом и землей. Книга 3
Белорусы между небом и землей. Книга 4
Восход и заход публициста. Лекции о журналистике
И просто две истории отдельно:
Немцы
Колька-Веник