Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Прервавши предыдущую часть вроде как на "разборе полётов" в крайне сложном и, понятно, достаточно условном тандеме "Николай/Пушкин", начать сегодня хочу... совсем с другого.
В августе 1851 года Император отмечал 25-летие своей коронации в Москве. Настроение у Государя было мрачное, он устал и предупредил заранее, что не праздновать едет, а Бога благодарить. Однако же, ознакомившись с подготовленными специально для него материалами о деятельности его министерств за минувшую четверть века, внезапно растрогался: по всему выходило, что сделано было очень и очень немало! Вот что вспоминает дочь министра Д.Н.Блудова Антонина:
«Видя его умиление, дочь его подошла тихонько к нему и из-за спины обняла его шею рукою.
— Ты счастлив теперь, — спросила она, — ты доволен собою?
— Собою? — отвечал он и, показав рукой на небо, прибавил: — Я — былинка!»
Не сумею, наверное, по скудости языка точно выразить желаемое, но... Много ли вы, уважаемый читатель, можете представить себе монархов, способных заявить о себе... подобное? "Былинка"? И ведь это точно не рисовка, не позёрство, это - настоящее, то, чего мы не знали о Николае! И это - тот самый очередной "штрих к портрету", что заявлен в названии цикла. И - чёрт побери - это до слёз трогательно, да! Всесильный владыка полумира, до поры до времени решающий судьбы Европы, вытянувший вместе с Егором Францевичем Канкриным государство из зияющей экономической пропасти внешнего долга, истинный Отец своему Отечеству и... Знаете, хотел бы я, чтобы каждый современный лидер понимал бы о себе - в первую очередь - именно ТАК! Но, вероятно, для этого нужно и родиться, и быть, и умереть христианином - настоящим, а не "переобутым по ходу пьесы" ввиду конъюнктурных соображений высшего порядка в середине жизненного пути. Во всяком случае, глядя на многих наших "вершителей", "былинок" среди них я не вижу... ни единой!
Было ли Николаю – при тотальной его занятости и положении - дело до сплетен и грязненьких слухов, разумеется, доносимых до него – правда, в достаточно искаженном виде? Ведь не последней – и достаточно активной – участницей этих событий была и могущественная супруга более чем влиятельного министра Нессельроде, в доме которых тепло принимались и Геккерен, и Дантес. Понятно, что наверняка докладывавший Государю о ситуации вокруг Пушкина Бенкендорф преподносил факты в лучшем случае беспристрастно, а в худшем – принимая сторону "антипушкинской" коалиции. Тут еще хорошо бы припомнить, сколько хлопот за последние десять лет доставил графу непоседа Пушкин: ясно, что никаких личных симпатий Бенкендорф к поэту испытывать не мог физически. На одной чаше весов для Императора – мнение двух довереннейших министров (последний из которых к тому же – личный друг Николая), на другой – беспокойный блудный сын, никак не желающий внять увещеваниям «сверху» и с благодарностью исполнять и делать то, что должно. К тому же есть закон, категорически запрещающий дуэли, нарушителям которого грозят всяческие суровейшие кары – вплоть до смертной казни по петровскому еще воинскому артикулу (хотя, кажется, такая мера к дуэлянтам в XIX веке вообще не применялась).
Итак, увы, всё же дуэль состоялась…Последняя переписка между двумя нашими героями (при посредничестве царского лейб-медика Арендта и личного друга Пушкина – Жуковского):
Пушкин. - …жду царского слова, чтобы умереть спокойно…
Николай. - Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки.
Кстати, я с некоторым сомнением отношусь к общепринятой легенде о якобы произнесенной умирающим Жуковскому фразе «…– Скажите государю, жаль, что умираю, весь был бы его…». Чисто логически, Пушкин, получив ответ Императора, на смертном одре и мог бы такое сказать – ведь теперь он точно знал, что семья его более нуждаться не будет. Но надо понимать, что единственным свидетелем этих слов был Жуковский – человек, во-первых, взявший на себя неблагодарную роль посредника между Царем и Поэтом, а во-вторых, просто обязанный довести до общества (а стало быть – и до самого Николая) признательность Пушкина – хотя бы для того, чтобы царское обещание было осуществлено сполна. Согласимся, что, произнеси Пушкин на смертном одре что-то другое – например, нечто вроде «…раньше бы так», - едва ли мы бы об этом узнали.
Список благодеяний Императора, оказанных семье покойного, действительно впечатляет - как и общая сумма его долга, совершенно астрономическая по тому времени. Лично меня терзал одно время закономерный вопрос: отчего бы Государю было не остаться христианином и рыцарем до конца и не попрощаться со "своим Пушкиным"? В конце концов, "всё могут короли"... А вот нет. Думаю, как человек, всецело требующий соблюдения законности и сам - первый функционер Государства, Николай Павлович не мог переступить через этикет и вот так - запросто - прийти на отпевание к простому титулярному советнику и камер-юнкеру, сколь бы велик как поэт он ни был. Не забудем к тому же, что покойный был ещё и преступником, осмелившимся нарушить Закон, так что проститься с Пушкиным "очно" было попросту немыслимым. Тем не менее, цифра оплаченных Императором долгов поэта заставляет полагать, что первый всё же испытывал некоторую вину перед вторым... хотя бы за то, что произошедшее с Пушкиным стало возможным и при определённых промахах со стороны его сотрудников, призванных как раз пресекать подобное. Что косвенно подтверждает и довольно суровая "ответка" - высылка чрезвычайного посланника и полномочного министра не самой заштатной европейской державы.
ОТСТУПЛЕНИЕ. Готовя этот материал, только сегодня абсолютно случайно заметил - какой век был отмерен г-ну Луи-Якобу-Теодору ван Геккерну де Беверваарду... Больше 90 лет протянул этот чудесный человек! Пушкину отмерено было 37. Николаю - 58. Александру Горчакову - 84. Петру Вяземскому - 86. Геккерну - 91. Он пережил даже Дантеса (по годам жизни)... Иной раз промысел Божий ставит в откровенный тупик. Представляя себя адвокатом барона, подготовил было фразу "Он всего лишь хотел любить и быть любимым", но, как видите, с отвращением оную вымарал!
Однако же Пушкин был не единственным "сумасшедшим" (почему-то думается, что едва ли не вся "хлопотная" литературная братия частенько представлялась Императору такой), удостоенным финансового попечения Государя. Постоянно нуждавшийся в деньгах Гоголь дважды жаловался бриллиантовыми перстнями, когда однажды находился на грани отчаяния, Николай выслал ему 5 000 рублей, на которые писатель уехал на полтора года в Италию, от Императрицы поступила помощь в 1000 рублей, а в 1843-м - назначен ему был трёхгодичный пенсион по тысяче рублей от Николая, и столько же - от Наследника... «Он подал мне помощь в самую трудную минуту жизни, за это я не заплатил ещё ничем» - писал растроганный Гоголь Плетнёву.
Литератор и издатель Николай Полевой, оставивший после своей смерти девять детей и 60 тысяч долга, скончался в 49 лет, и, как писал его бывший деловой партнёр по "Московскому телеграфу" князь Вяземский, лежал в гробу "в халате и с небритой бородой". По представлению графа Орлова Государь пожаловал семье покойного пенсию в 1000 рублей серебром.
И уже "сумасшедший" настоящий - всё тот же Пётр Андреевич Вяземский, пять лет долбившийся в наглухо запертые для него "ворота власти" и сумевший таки выпросить у Императора прощение, с 1830-х годов более никогда и ни в чём не нуждался, осыпанный и царской милостью, и наградами, и чинами, и должностями-синекурами...
Подытожим небольшую сегодняшнюю часть... Как мне представляется, оба – и Государь, и Поэт – что называется, «плыли в одной лодке» с названием «Россия», и имена их неразрывно связаны навеки одно с другим – подобно тому, как связаны имена Христа и Пилата. Один рожден был прожить на вторых ролях в царской семье, пока Провидению не стало угодно сделать его Вождём, другой же – верным Сыном Отечества своего. И тот, и другой – оба, без всякого сомнения, были государственниками и искренне служили своей стране – каждый как мог. Только одного после смерти вознесли и причислили к Пантеону Величайших, а другого – ошельмовали, намертво прилепив ярлык «Палкина» и «солдафона» (чему до сих пор читаю подтверждения в комментариях). Пусть же рассудит всех... сам Пушкин: "...третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут..." Не ищут!!!! Так-то, господа!
С признательностью за прочтение, не вздумайте болеть и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Николай I. Штрихи к портрету
***************************** PRELUDE
***************************** Хорошенького понемножку?..
***************************** И что же с ним не так?..
***************************** Один сумасшедший приехал, другой сумасшедший уехал..." Часть первая