Чем дальше от нас грозные годы Великой Отечественной, тем меньше остаётся в живых её участников и свидетелей. Даже те, кто в войну были детьми, сами уже давно стали бабушками и дедушками. Продолжаю публиковать воспоминания, которыми поделился родившийся в 1941-м Анатолий Иванович Талала – ветеран Южно-Уральского государственного университета (ЮУрГУ).
Это продолжение материала. Начало СМ. ТУТ.
После войны
– Война кончилась. Мирная жизнь постепенно налаживалась, – продолжает рассказ ветеран. – Но жили крайне бедно. Пахали на коровах, в том числе на нашей Зорьке. Техники-то практически никакой не было: ни тракторов, ни комбайнов. Быков – и тех не хватало! После такой работы корова доиться почти перестала – давала лишь около литра молока в сутки. А государству нужно было сдать в год триста литров. Так что мы сами молока не пили. А ещё нужно было сдавать яйца, если есть птица. Если заколол телёнка или поросёнка – обязан сдать шкуру. По дворам ходили ответственные работники и всякие активисты – переписывали всё имущество. Спрашивали, какая есть живность. Если корова замычит – её уже не спрячешь. Поросёнка, правда, прятали: лежит себе в сарайчике и не хрюкает. Так делали все – и на это закрывали глаза. Ну, а на Рождество свиней кололи. Причём по ночам, чтобы никто не увидел. Щетину палили так: возьмут пук соломы, подожгут – и опаливают. Ночью-то, бывало, выйдешь на улицу – и видишь: то тут, то там во дворах вспыхивает костёр. Следы потом заметали, чтобы никто ничего не обнаружил. Сейчас это кому-то покажется забавным. А тогда было не до смеха: могли и наказать за то, что от государства утаил. К тому же, действовал так называемый «закон о пяти колосках»: кто подберёт пять хлебных колосков на колхозном поле, тому дадут срок – пять лет. Когда шла уборка урожая, трудились, пока погода позволяла. Если ночь лунная, то и при свете луны – иначе не успеешь собрать урожай, а за это тоже могли наказать.
Из родных моих с войны вернулся только двоюродный дядя Николай Бовтун. Он был ранен под Кенигсбергом. Осколок в нём так и сидел всю жизнь: доставать было трудно и опасно. Работал он плотником. Скончался в 1966-м. Такая же картина по всей деревне: из нескольких сотен призванных в ряды РККА уцелело несколько десятков. Практически все, кто вернулся, были ранены, многие – тяжело, так что и прожили потом недолго. Из моих друзей почти ни у кого не было отцов: погибли на фронте. На нашей улице – длинной, километра полтора – взрослых мужиков после войны жило два человека. Среди возвратившихся был Николай Ульянович Драпико – он ходил на костылях после тяжёлого ранения. Ему довелось участвовать в пленении фельдмаршала Паулюса. Рассказывал, что немцы держались высокомерно, как будто не их брали в плен, а наоборот!..
После войны, конечно, надо было поднимать сельское хозяйство. А техники, повторюсь, никакой. К тому же, люди в поле или в лесу нередко гибли или калечились, наткнувшись на неразорвавшиеся снаряды, мины или бомбы. Мы, мальчишки, часто находили пули, гильзы, патроны. Как-то раз в сентябре мы были в школе – и тут раздался оглушительный взрыв. Потом оказалось, что в поле выпахали снаряд, и один парень, то ли по глупости, то ли по неосторожности, взял его в руки, стал стучать по нему палкой, и при этом шёл к костру, где сидели ребята. Снаряд взорвался – и от парня ничего не осталось. Это было жутко.
В войну жили голодно. Но и после её окончания было трудно. Питались, в основном, картошкой, суп варили из лебеды, а из лепестков белой акации делали лепёшки. Чаю, а тем более кофе или какао, разумеется, не было и в заводе. Пили воду, молоко – когда было, и, конечно же, компот, или, на нашем местном диалекте, узвар.
Одежда вся была домотканой. Коноплю собирали, вымачивали, а зимой, когда заканчивались полевые работы, пряли нить. Из готовой нити на ручных ткацких станках ткали полотно, а из него шили всю одежду: рубахи, портки, платья. Бедность была страшная. Летом ходили, в основном, босиком (детство босоногое!), если были галоши – то в них, а зимой – в какой-нибудь старой обуви. Бывало, что в семье не у всех есть что обуть – стало быть, кто выходит из избы, тот валенки и надевает. Случалось и так, что на одной ноге сапог, на другой валенок – просто больше носить нечего.
Электричество провели только спустя много лет после войны. До этого дома освещались керосиновыми лампами, а в войну – свечками, а то и вовсе лучинами. Иногда использовали горелки: глиняные плошки, в которых налито масло и плавает фитиль.
Посуда вся, в основном, была глиняной или деревянной. Гончары налепят горшков, мисок и прочей утвари, нагрузят на телеги и везут по деревням обменивать на яйца и другую снедь – денег-то ни у кого не было: в колхозах работали за трудодни, или, как говорили тогда, «за палочки»!
Ложки и половники-черпаки были деревянными, например, дедушка – мамин отец – делал такие. Был он работящий, умелый, плотницкими инструментами хорошо владел и нас учил. Мебель – стол, лавки, табуретки – дедушка, кстати, сделал своими руками. Лавки ставили вдоль стен, чтоб можно было спиной прислониться. Спали на полатях, а зимой, когда холодно, на русской печи с лежанкой. Подушки были перьевые, а тюфяки соломенные – те и другие тоже, конечно, не покупные. И одеяла – пуховые и лоскутные – тоже сами делали.
Также на продукты выменивали керосин, спички, соль и прочее. А во время войны и того не было. Так что, например, если нужно было разжечь огонь, вместо спичек обходились кресалами. А так ходили друг к другу: у кого печка топится, у того и попросишь огоньку.
Во время войны и сразу после её окончания школа не работала, так что мой брат Саша, старше меня на два года, пошёл в школу вместе со мной, и мы учились в одном классе. Саша вместе со старшим братом Колей помогал семье зарабатывать – пас деревенское стадо. И, конечно, уставал, порой домашнее задание сделать не хватало ни сил, ни времени. А учиться-то надо! Вот я и давал ему списывать. Учительница меня за это ругала. Но что было делать?
После войны мы ходили в школу-семилетку в родном селе, а потом я пошёл в десятилетку. Она находилась в селе Кошары, от нас восемь километров, пешком, в любую погоду. У кого были велосипеды – ездили на них. Дорога шла через болото, заросшее кустами тальника. Как-то раз шёл я с другом вечером по дороге через это болото – и вдруг мы услышали вой волков. А дело было осенью, темнело рано. На наше счастье, волки не напали, но страху мы натерпелись! Мама после этого заняла денег – и купила мне велосипед.
Потом вместе с другом Мишей ночевали в общежитии при школе. Брали с собой из дома какую-нибудь нехитрую снедь – хлеб, иногда лепёшки, картошку. Там была печь – так что зимой не мёрзли. В школе тоже не было электричества – только керосиновые лампы. Сейчас, в век электроники, это сложно представить.
Большого водоёма возле села не было, но был искусственный пруд, куда впадали ручьи. Специально сделали дамбу. Были и небольшие озерца – да практически все заболоченные. Там после войны полукустарным способом добывали торф – печи топить. А потом развернулась и промышленная заготовка, для чего осушали болота.
(продолжение следует)
#воспоминания ветерана #воспоминания ветеранов #ветеран #ветераны #великая отечественная война #воспоминания и мемуары #мемуары и воспоминания #великая отечественная #воспоминания #воспоминания об ссср