Отец и мать в школу не ходили. "Отец и мать" - вообще, я их так никогда не называла. Мама и папа. "Батюшка и матушка" - тоже не называла, не было принято. Папа и мама. И - на "Вы". Мы к родителям обращались - "Вы". Не припомню случая, чтобы родители были по вызову в школе. И домашние задания мои никогда не проверяли. Только отец иногда мне рассказывал, как учился сам. Он человек грамотный. Рассказывал, что были годы "новаторских школьных реформ", когда из класса в класс учеников переводили голосованием. "Итоги" голосования на классных собраниях утверждали учителя. А уроки школьники отвечали только по желанию. "И вот высокий результат такой системы", - заканчивал он рассказы, весело тыча себя пальцем в грудь.
- Отвечать по желанию… Сегодня, во всяком случае в моей семье, об этом даже упоминать опасно…
- Десятый класс закончила в городе Стерлитамаке, в Башкирии. И, как сказано в аттестате зрелости, "за отличные успехи и примерное поведение награждена золотой медалью". Это давало, опять цитирую тогдашний аттестат, "право поступления в высшие учебные заведения Союза ССР без вступительных экзаменов". То был второй год, когда вручали золотые медали. Вузом для себя выбрала Московский государственный университет имени Ломоносова.
- Какой же год это был?
- Сорок девятый. А мне - семнадцать лет.
Что книга - чудо из всех чудес, сотворенных человечеством, я, как и многие, тоже поняла в детстве. Книга, художественная литература были моей постоянной привязанностью, любовью тех лет. Переживала это, повторяю, не я одна. Именно в те годы наша страна и становилась, как мы сегодня говорим, "читающей страной". Правда, книг было не так уж много. Выбор невелик. Но читали все, что попадалось, что доставали. И каждая книга становилась открытием.
Самые счастливые и светлые страницы детства, всплывающие в памяти, связаны с чтением книг в кругу семьи. Я любила читать вслух. Какие это были вечера!.. Трещат дрова в печи или в буржуйке. Мама готовит ужин. Брат и младшая сестренка сидят рядом, прижавшись ко мне. А я читаю. Отец редко бывал с нами, очень редко. В те годы знаете, как работали: без выходных, без отпусков. Помню, что отец всегда "компенсировал" отпуск. Было такое выражение: компенсация за неиспользованный отпуск. Он никогда и не ходил в отпуск, а просто получал дополнительные деньги и продолжал работать круглый год. И так - год за годом.
Читали мы все: Панферова - "Бруски", Шолохова - "Тихий Дон", "Поднятую целину", Льва Толстого - "Анну Каренину", Гюго - "Собор Парижской богоматери", Драйзера - "Американскую трагедию", Дюма - "Три мушкетера", "Граф Монте-Кристо". Читали Гоголя - "Вечера на хуторе близ Диканьки", Полевого - "Повесть о настоящем человеке", Фадеева - "Молодая гвардия", стихи Симонова. А когда бывал с нами отец, обязательно читали Тараса Шевченко. Прежде всего "Думы": "Думы мои, думы мои, горе, думы, с вами! Что вы встали на бумаге хмурыми рядами?.." "Тяжко, тяжко жить на свете сироте без роду: От тоски-печали горькой хоть с моста - да в воду! Утопился б - надоело по людям скитаться; Жить нелюбо, неприютно, некуда деваться…" "На что черные мне брови да карие очи, На что юность мне девичья - нет ее короче. Годы мои молодые даром пропадают, Брови черные, густые от ветра линяют…" Очень любили "Катерину", "Широкий Днепр". Я Вам читаю по-русски, а отец любил - на украинском. Это же звучит совершенно по-другому!
Издание "Кобзаря", которое она держит на коленях, чем-то похоже на Библию: капитальный, прекрасно оформленный гроссбух. Она легко ориентируется в нем. Но с русского на украинский все же переходит с погрешностями: так нередко люди, самозабвенно слушающие, да и поющие украинские народные песни, - сам я, например, - прозой" их повторить уже не могут - произношение не дается.
- Как только беру в руки любой томик Шевченко, сразу вспоминаю папу. Вспоминала его, и когда была последний раз на Украине. Там состоялась встреча с писателями республики. Тоже говорили с ними о Шевченко, о "Кобзаре"… Как любил его мой отец!
Брат моложе меня на три года, а сестра - на шесть лет. У каждого из нас, естественно, своя дорога в жизни, своя биография, своя судьба. Сестра для меня всегда была ребенком, которого я, как старшая, опекала. Я и сегодня называю ее - Людочка. Когда я уехала из дома учиться в Москву, сестре тогда исполнилось всего одиннадцать лет. Из эпизодов детства, связанных с нею, которые чаще всего вспоминаю, мне хотелось бы рассказать о двух. Она, брат и я играли в любимую нами игру: отгадывание задуманных каждым из нас имен - мужских или женских. Была ее очередь задумать имя. Мы долго не могли отгадать его. Бились-бились - никак. Дело дошло до слез. Стали подозревать в обмане. Вмешалась мама. И наконец сестра "открыла" нам это имя. Так и сказала: мужское имя "Бывалоча".
Мы рассмеялись. Сразу поняли, о ком речь. В то время, как Вы знаете, гостиниц в небольших городах, поселках не было. И приезжие останавливались у знакомых. И у моих родителей таким частым постояльцем был один из сослуживцев моего отца. Он был хорошим рассказчиком и вообще бывалым человеком, вечерами его любила послушать вся наша большая семья. И любой рассказ начинал со слов: "Вот, бывалоча, мы…" Над этим его "бывалоча" подшучивала вся семья. А для сестренки оно стало именем собственным. Вот она и задумала его: "Бывалоча". Я и сама не помню сейчас, как же звали этого человека на самом деле. А вот его неизменное "бывалоча" помню превосходно. В общем, дня два, по-моему, отгадывали мы с братом. Потом начались слезы, взаимные обвинения, наконец, она призналась, что за имя загадала - "Бывалоча".
- А вообще, эта игра рассчитана на взаимную честность - нечто подобное было и у нас.
- Да, детские игры почти все построены на честности.
И второй эпизод. На строительство железной дороги в годы войны привлекались пленные немцы. На станции, где мы тогда жили, произошел пожар. Несколько домов сгорели дотла. Другие пострадали частично и требовали ремонта. В числе последних был и дом, который занимала наша семья. Немцы чинили крышу нашего дома, помогали нам. Моя сестра - такая махонькая, голубоглазая, беловолосая - постоянно привлекала их внимание. Однажды, играя во дворе, я вдруг увидела, как к сестре подошел немец и протянул руку - погладить ее по головке. Сердце мое сжалось от страха. В одно мгновение я оказалась рядом, рванула сестренку к себе. И только тогда посмотрела на него. И вдруг увидела: немец плачет… Вы знаете, я была потрясена! Мы так и стояли - плачущий, сгорбившийся молодой мужчина-немец, я, подросток, и пугливо прижавшаяся ко мне моя младшая сестра-Сегодня, вспоминая эту сцену, вновь и вновь думаю о тех чувствах, которые владели тогда мной, всеми нами в те страшные годы фашистского нашествия, думаю о чудовищной трагедии миллионов ни в чем не повинных людей.
- А я сейчас вспоминаю Вас на кладбище советских военнопленных в Штукенброке в ФРГ.
- Да, сложные чувства переживала я, когда мы с рядом общественных деятелей, сопровождавших Михаила Сергеевича в его официальном визите в ФРГ, приехали поклониться могилам наших многострадальных соотечественников. Множество людей, немцев, тоже приехали в тот день на кладбище. И мне показалось, что над горестным Штукенброком на всех нас, и живых и мертвых, снизошла благая весть примирения. Прощения. Ненавистью жить нельзя. Я думаю, что бесконечные могилы - не только в Штукенброке, но и в нашей стране - в конечном счете взывают все же не к отмщению, а - к разуму…
Сестра закончила медицинский институт. Врач. Муж - инженер. Теперь у нее уже взрослый сын и маленькая внучка.
- А брат?
- Судьба брата сложилась по-другому. Брат - одаренный, талантливый человек. Но его дарованиям не суждено было сбыться. Его талант оказался невостребованным и погубленным. Брат пьет и по многу месяцев проводит в больнице. Его судьба - это драма матери и отца. Это моя постоянная боль, которую я ношу в сердце уже больше тридцати лет. Я горько переживаю его трагедию, тем более что в детстве мы были очень близки, между нами всегда была особая душевная связь и привязанность… Тяжело и больно.
Собеседница замкнулась. А я вновь подумал о матушке-России: не только историю едва ли не каждой семьи в стране, независимо от ее положения, но и сегодняшние беды наших семей она чаще всего тоже лепит по одной, не очень искусной, сугубо отечественной колодке. Самое время было задать наводящий вопрос из какой-нибудь другой "оперы". Но вопрос, как на грех, не отыскивался - у меня и у самого есть что вспомнить на эту нашу нечаянно затронутую тему…
- Вспоминая тот или иной период своей жизни, я неожиданно для себя обнаружила одну удивительную вещь, - заговорила собеседница сама, без наводящих вопросов. - Может быть, и не удивительную, а закономерную. Все воспоминания моего детства, отрочества, юности, да и зрелых лет у меня неизменно сопровождаются какими - то яркими, сильными впечатлениями от природы. Убеждена, что это - из детства. Я выросла в природе. Природа и дети - это вообще, по-моему, какое-то единое начало.