С чем я никогда не могу смириться - так это с обреченностью. Я Вам уже говорила про Республиканскую детскую больницу. Сюда со всей России, а в общем-то - со всего Союза стекаются самые больные, самые "тяжелые" дети. Увы, есть среди них и неизлечимые… Недавно, приехав сюда, вместе с гурьбой ребятишек вошла и в их общую игровую комнату. Здесь тоже было полно детворы. Стоит такой приглушенный, как бы несмелый, шум - Вы же знаете, как играют тяжелобольные дети. И посреди этой детской пестроты - а в больнице дети едва ли не всех наших национальностей - сидела на низеньком стульчике молодая женщина, прижимая к себе трехлетнего малыша, и неподвижно глядела перед собой. Когда неожиданно увидела меня, сказала глухим, измученным голосом, без истерики, на том крайнем пределе человеческих сил, на который способна, наверное, только женская, материнская душа: "Раиса Максимовна, помогите. Сделайте что-нибудь! Мы семь раз приезжаем в Москву, и только на седьмой раз удалось получить место в этой больнице в гематологическом отделении. Но нас только обследовали и сказали: мол, возвращайтесь домой, мальчик безнадежен. Помогите!"
У меня подогнулись колени. Взяла у матери ее малыша, стала гладить его по головке, и мы с нею обменялись взглядами, после которых слова не имеют значения…
Потом, уже в кабинете главврача, доктора пытались убедить меня, что разумнее все же выписать мальчика: ведь он практически обречен. В случае операции, которую он вряд ли перенесет, лишь один шанс из ста, что будет жить. "Но есть же этот один шанс, и вдруг он - его…" Просила сделать все возможное, и даже больше того. "Умоляю вас", - сказала я.
Мальчика звали Димой. Вчера я узнала: чуда не произошло. Димы не стало…
В тот вечер я уезжал с кипой писем в портфеле. Потом дома долго сидел над ними. Письма уже носили следы делопроизводства: к их уголкам подколоты бумажки с рукописными пометками - от кого, когда получено. Некоторые увенчаны прямо целыми картонными паспортами с грозными бюрократическими аббревиатурами: "код", "шиф", "исп."… Посмотрел на конверты и понял смысл столь суровой избирательности: картонную шапку имеют письма, пришедшие по адресу: Москва, Кремль, Горбачевой. А если еще короче, совсем уж просто - Москва, Горбачевой Р. М., то и картонки никакой нет - обычный листок бумаги со старомодным, понятным: от кою и когда. Вполне домашняя канцелярия.
В России, как в никакой другой стране, принято писать начальникам. Эпистолярная связь народа с властью вполне в нашей национальной традиции. Как и обычай мысленно поселять больших начальников исключительно в Кремле, хотя ни одной квартиры, за исключением ленинской, да и то нежилой, там давным-давно нет.
Женам же самых больших начальников у нас, по-моему, не писали несколько десятилетий, хотя я, может быть, и не прав.
А тут впору заводить собственную канцелярию. Канцелярии, судя по всему, пока нет: бумажные лоскутки подписаны одним и тем же, уже знакомым, почерком. Стало быть, в графе "исп." должна бы стоять фамилия моей собеседницы: "Р. М. Горбачева". Но рука кремлевской канцелярии в последний момент, видать, дрогнула: в графе стоит пробел.
Что же это за письма? Исполнения чего, каких таких просьб - а в России письма такого рода - это, конечно же, просьбы, просьбы и еще раз просьбы, продиктованные чаще всего не прихотью, а несовершенствами самой нашей жизни и надеждами на "верха", - ждут корреспонденты от своей адресатки?
Эти письма оказались так или иначе связаны с детьми. Мальчики и девочки Кемеровской музыкальной школы благодарят за встречу в Москве, во время их гастролей в столице. А также - за два баяна "Ясная Поляна", специально изготовленные по заказу программы "Новые имена" Советского Фонда культуры на Тульском объединении "Мелодия" и переданные в дар школе. Длинное, возвышенное и сбивчивое письмо актера и режиссера Р. Быкова, лично для меня - по-прежнему непревзойденного "Айболита-66": о нуждах детского киноцентра в Москве. Голубенький, фигурный, по-моему, даже надушенный конвертик выскользнул сам собой из объемистой кипы, как будто из прошлого века с его Смольнинским институтом и с благородной архаичностью манер. Наталия Сац: Надеюсь увидеть Вас в середине мая и рассказать Вам про свой проэкт (именно проэкт - даже орфография смольнинских времен) создания ассоциации Искусство - детям". Листок, на котором написано письмо, тоже резной, голубой, шуршащий, как накрахмаленная материя.
Несколько писем, написанных твердым, характерным почерком на плотных листах бумаги, в верхней части которых типографским способом набрано - по-русски и по-английски: Бехтерева Наталья Петровна, академик Академии наук СССР, директор НИИ экспериментальной медицины, руководитель отдела нейрофизиологии человека и т. д. В общем, одна из самых "титулованных" женщин СССР.
"Наконец-то совсем недавно смогли, пройдя бесконечную цепочку барьеров, заключить договор со шведской фирмой на поставку позитронно-эмиссионного томографа, который для меня всегда будет связан с Вами - спасибо Вам за помощь. Сделаем все для реализации открывающихся возможностей и для скорейшего создания отечественных аналогов…" И далее:…потому, что я знаю о механизмах мозга, наше общество сейчас проходит фазу, только через которую и можно достигнуть нового желаемого уровня в социально-коммерческом и экономическом планах".
В каждом ее письме есть хотя бы строчка о долгожданном томографе - как он себя "чувствует" и как трудится на благо отечественного здравоохранения. И в конце: Думаю о Вас… но почему-то сейчас, когда Вы так хороши на экране… когда Вас так тепло принимают… болит у меня за Вас душа…" Язык ясный, русский, и почерк как будто типографский. Передавая мне на время эти письма, хозяйка сказала грустно:
- У Натальи Петровны - трагедия. Почти одновременно из жизни ушли сын и муж.
"О госпитализации в ФРГ больного мальчика В. Уварова. Родители мальчика в связи с невозможностью обеспечить в СССР лечение выявленной у ребенка болезни крови направляли письмо М. С. и Р. М. Горбачевым с просьбой помочь в организации лечения в ФРГ, где имеются необходимые методики и медикаменты. В ответ на это письмо М. С. Горбачев обратился к канцлеру ФРГ Г. Колю с просьбой оказать помощь мальчику. Просьба была встречена доброжелательно. И сегодня из Бонна советник посольства СССР в ФРГ В. В. Тютюнов сообщил, что Валерий Уваров помещен в детскую клинику г. Ганновера. Руководит лечением профессор Хуберт Поливода, лечащий врач - профессор Ханс-Йорг Рум. Финансирует пребывание мальчика и его мамы благотворительная организация "Кэр Дойчланд". В. Александров, помощник секретаря ЦК КПСС".
"После нашей последней встречи в Республиканской больнице многое изменилось к лучшему. Мы с профессором Е. Б. Владимирской организовали новый институт на базе больницы, а также двух отделений в городе, чтобы охватить москвичей, больных заболеваниями крови; проводим ремонт в двух отделениях на том этаже, где Вы осматривали банк крови. В одном из отделений с помощью германских коллег и фирмы "Стиг" начата организация первого детского отделения трансплантации костного мозга.
Ваш - профессор А. Г. Румянцев".
Мне показалось, что между двумя этими сообщениями есть некая связь.
Мальчик Илюша Мальшев благодарит за подаренную ему гитару и за помощь им с мамой и братишкой в получении долгожданной квартиры. "Раиса Максимовна! Летом я выступал в учреждениях и на предприятиях с платными концертами. Вместе с Вашей замечательной гитарой мы заработали 340 рублей. Отослал их на счет 700 344 (проэкт "Саманта" - поразительно, но орфография такая же аристократическая, как и у Наталии Сац!). Слушают "мои" песни военных лет - и так хорошо, что даже плачут…"
О, этого мальчика я знаю. И мальчика, и его маму. Участвовал во встрече Р. М. Горбачевой с ними в Фонде культуры. Письмо, как я понял, давнее, сейчас паренек уже учится в музыкальной школе при консерватории. На встрече он в известной мере давал "отчет" о своих творческих делах последних двух лет. Но меня на ней тронул не только он, худенький, романтичный, с симпатичной шевелюрой и тонкими застенчивыми пальцами. Меня тронули простота и достоинство, с которыми держались обе женщины: Р. М. Горбачева и Илюшина мама - Нина Давыдовна. Здесь не было "благодетельницы" и "искательницы". Две женщины спокойно и здраво беседовали друг с другом - причем не только об одаренном пареньке и его ближайшем будущем. В еще большей степени - о жизни, что бурлила за окном особняка на Гоголевском бульваре, где размещается Советский фонд культуры.
"Дорогая Раиса, - обращается по-итальянски госпожа Фанфани. - Мне очень жаль, что я не смогла увидеть Вас хотя бы для того, чтобы пожать Вам руку и пожелать счастья в Новом году. От имени Аминторе передаю Президенту самые теплые и сердечные пожелания успеха в его деятельности на благо русского народа. Барон фон Тиссен, с которым я виделась в Риме, передает Вам приветствия и добрые пожелания.
Направляю Вам список помощи, которую мы привезли для Ваших больниц с октября месяца до сегодняшнего дня. Я счастлива, что смогла без помощи Правительства и министерств осуществить эту добровольческую миссию, собрав, подготовив и доставив все своими руками. Мы сделали это от всего сердца и с пожеланием, чтобы Советский Союз уже в скором времени не нуждался больше в помощи. Мы тогда будем приезжать в Москву только для знакомства с культурой. Я хотела бы, в любом случае, чтобы Вы знали, что в Италии у Вас есть подруга, настоящая подруга, которая любит русский народ и любит семью Горбачевых".