Из "Записок" лейб-медика Д. К. Тарасова
Нельзя описать того горестного положения, в которое повергнуты были мы все присутствовавшие при кончине Александра Благословенного: князь Волконский, барон Дибич, генерал-адъютант Чернышев, статс-секретарь Лонгинов; лейб-медики: баронет Виллие, Штоффреген, я и доктор Рейнгольд. Бывший при князе Волконском живописец из этой печальной сцены составил картину, которая довольно верно представляет кончину великого из монархов этого времени.
Удивительны и непостижимы судьбы Провидения Всевышнего! Великий монарх, обладатель 50-ти миллионов, отлученный от родственного своего круга попечением о восстановлении здоровья августейшей своей супруги, умирает в отдаленном от столиц уединенном городе, не в великолепном дворце, а в частном, самом скромном доме, без всякого великолепия.
Все присутствовавшие, по выходе императрицы, в беспрестанных рыданиях, простились с усопшим императором, и удалились из кабинета его величества. Князь Волконский и барон Дибич тотчас приказали чиновнику Петухову, при себе, опечатать все бумаги и портфели в кабинете императора н составить подробную всему опись. Это немедленно и было выполнено с наивозможной аккуратностью.
В тот же день, 19-го ноября, в 10 часов вечера у барона Дибича был чрезвычайный комитет, который составляли: князь Волконский, барон Дибич, генерал-адъютант Чернышев, статс-секретарь Лонгинов, духовник протоиерей Алексей Федотов, лейб-медик Bиллие и я. Комитету было предложено составить государственный акт о кончине императора Александра I.
Акт этот немедленно был составлен, я тут же переписал его набело, и все члены, а равно и я, его подписали. В акте этом, между прочим, изображено: "Император Александр I, 19-го ноября 1825 года, в 10 часов и 47 минут, в городе Таганроге, скончался от горячки с воспалением мозга (Акт этот хранится в государственном архиве).
Тело скончавшегося императора помещено было тут же в кабинете на столе, окружено подсвечниками с горящими свечами и начато чтение св. Евангелия. В 7 часов вечера была совершена первая панихида соборне; в последующее время панихиды над телом императора были постоянно в 11 часов утра и в 7 вечера.
Предстояла необходимость бальзамирования тела императора. Князь Волконский эту печальную операцию возлагал на меня; но я, из сыновнего чувства и благоговения к имитатору, не мог принять на себя такой обязанности. Тогда составлен был особый комитет, под председательством генерал-адъютанта Чернышева, из врачей: Рейнгольда, Добберта, Лaкиepa (таганрогского городового лекаря), штаб-лекаря Васильева (состоявшего при казацком гарнизоне) и придворного аптекаря Протта.
Перед бальзамированием, которое предписано было совершить в продолжение только одной ночи, было произведено вскрытие тела по установленному судебному порядку, и составлен акт.
При вскрытии найден в мозге воспалительный процесс и значительное выпотение сукровицы, коей в боковых желудках мозга найдено до трех унций. Редакция этого акта составлена мною, и черновой хранится между моими бумагами; но я его не подписывал.
Вслед за сим немедленно преступлено было к бальзамированию, которое, несмотря на все встреченные затруднения в отыскивании в столь короткое время всех потребных к тому веществ и составов, произведено было в назначенное время и вполне удачно, так что по прибытии печальной церемонии 8-го марта 1826 года в Царское Село, несмотря на расстояние почти в 2000 верст и продолжительность шествия печальной церемонии, тело императора и форма лица были совершенно сохранены.
Сердце императора было помещено в серебряный, густо вызолоченный сосуд, а внутренности в особый кивот, или ящик, и герметически закупорены.
По совершении бальзамирования, тело императора одето было в парадный общий генеральский мундир со всеми принадлежностями, кроме Андреевской ленты и шпаги. По положению тела в гроб, возложена была на голову императора корона. Гроб был поставлен на катафалк в приемном зале, который был весь обит трауром и убран всеми императорскими принадлежностями и доспехами.
В день кончины государя, ввечеру императрица выехала из дворца (здесь: дом, где жила императорская чета) в дом генерала Бабкова, со своими фрейлинами, Валуевой и княжной Волконской.
По отдаленности Таганрога от столиц, все потребности и вещи для печальной церемонии надобно было выписывать или из Москвы, или Петербурга; это требовало значительного времени. Между тем были вытребованы из Петербурга два генерал-адъютанта и 8 флигель-адъютантов для дежурства при гробе императора.
2-го декабря была произведена церемониальная печальная процессия для выноса тела императора в Варвациевский собор, где оно в парадном гробе поставлено было на великолепный катафалк под балдахином, увенчанным императорскою короной. В соборе было ежедневно архиерейское служение, и поутру и ввечеру панихиды. Для сего был вызван из Екатеринославля епархиальный архиерей, и, замечательно то, что это был тот самый, которому, незадолго перед тем, в городе Орехове покойный император, за поступок с губернатором лично сделал строгое замечание.
Для императрицы всегда служились панихиды над телом государя особенно. Нельзя не упомянуть здесь о том, что императрица, в потере августейшего супруга, сохранила замечательное присутствие духа, не показывая ни малейшей слабости, свойственной ее полу, при таком ужасном для нее ударе. Она в день кончины императора написала императрице Марии Федоровне письмо, которое должно считаться историческим, которое начиналось: Notre Ange est an ciel, et Moi, je vegette enеcore sur la terre (Наш ангел отлетел...)... и проч.
На третий день по кончине императора, в соборной церкви была присяга цесаревичу Константину Павловичу, которому в тот же день был отправлен курьер в Варшаву с рапортами от начальника главного штаба барона Дибича, о состоянии всей армии и о других управлениях и частях военного ведомства. На пакетах было надписано: "Его императорскому величеству государю Константину I".
Курьером был послан капитан фельдъегерского корпуса Веймар, который однако возвратился вскоре назад со всеми депешами, которых цесаревич не принял, а самого Веймара приказал тотчас ночью же выпроводить из Варшавы, не дозволив ему даже отдохнуть и строго запретил, чтоб он ни с кем не смел видеться в Варшаве.
В главном штабе делались распоряжения о выводе войск на тракт, по коему должна следовать печальная процессия с телом императора из Таганрога до С.-Петербурга. На расстоянии почти двух тысяч верст, надобно было расположить кавалерии и пехоты до 200000. Кавалерия обыкновенно составляла эскорт впереди и позади колесницы, а на ночлегах при церквах в карауле всегда и везде была пехота. Главным военным начальником всех войск, составлявших эскорт, назначен был войска донского генерал-адъютант граф Орлов-Денисов.
При колеснице (при гробе) во все время шествия дежурили генерал-адъютанта и два флигель-адъютанта.
Пред выступлением из Таганрога печальной процессии, императрица Елизавета Алексеевна призвала меня, и, прощаясь изволила мне повелеть:
- Я знаю всю вашу преданность и усердную службу покойному императору, и потому я никому не могу лучше поручить, как вам, наблюдать во все путешествие за сохранением тела его и проводить гроб его до самой могилы.
Получив повеление ее величества, я поцеловал ее руку, откланялся и вышел. Спустя несколько минут императрица, призвав меня опять к себе, изволила мне пожаловать бриллиантовый траурный перстень, сказав:
- Это вам от меня на память службы при императоре.
22-го декабря 1826 года, по совершении в Варвациевском соборе архиереем литургии и панихиды, со значительным казачьим эскортом, печальная процессия выступила из Таганрога. Жители города и окрестностей сопровождали постоянно гроб императора, и не было никого, кто бы не оплакивал Благословенного монарха. Сопровождение гроба постоянно продолжалось во все путешествие печальной церемонии до самого Петербурга.
Лейб-медик Виллие поспешил уехать из Таганрога вперед печальной церемонией, и прибыв в Петербург немедленно уволил меня от управления его канцелярией, назначив главным врачом артиллерийского военного госпиталя в Петербурге. Это назначение, о коем я получил известие на дороге в Харьков, при моем грустном в то время положении, меня совсем опечалило.
Оно показывало недоброжелательство начальника, которому я верно, усердно и с преданностью служил семь лет, и не заслужил даже того, чтоб дождаться моего возвращения в Петербург и спросить меня о желании поступить на такое место. Главная цель его была та, чтоб заблаговременно удалить меня от двора, при коем я уже пользовался влиянием, и особенно, как для меня было очень понятно впоследствии, потому что при покойном императоре, в последние дни его болезни, я находился безотходно и ухаживал за ним, как самая усердная сердобольная сиделка.
Это было замечено не только всеми придворными и высшими особами, но и самой императрицей Елизаветой Алексеевной, которая писала о том и в Петербург.
Встречи печальной церемонии, по выступлению из Таганрога, продолжалось благополучно, по составленному бароном Дибичем плану. Граф Орлов-Денисов наблюдал везде строгий порядок и военную дисциплину. Все ночлеги были в селах, или городах, так что гроб всегда ночевал в церквах, в которые он был, вносим и выносим 10 сильными донскими казаками, для поставления на парадную колесницу под великолепный балдахин, увенчанный императорской короной.
Во время всего шествия ежедневно обедни и панихиды при гробе служили епархиальные архиереи. На всем пути, даже в степных местах, стекались жители, чтобы оплакать своего Незабвенного монарха. Но в городах, особенно губернских, это стечение народа простиралось до неимоверно обширных размеров и представляло самые умилительные и трогательные сцены уважения и благоговения к покойному императору.
Встречи печальной церемонии в губернских городах были описываемы, чрезвычайно трогательно и увлекательно, состоявшим при графе Орлове-Денисове, адъютантом-ротмистром Элпидифором Антиоховичем Зуровым (Описания эти открыли Зурову весьма лестную карьерную службу; по прибытии печальной процессии в Петербург, барон Дибич, по рекомендации графа, взял его к себе адъютанты. Впоследствии он был пожалован во флигель-адъютанты, за отличие в полковники, генерал-адъютанты. Наконец военным губернатором в Тулу и Новгород, из коих поступил уже в сенаторы).
Кроме личного повеления, данного мне императрицей в Таганроге, я имел особенное предписание от графа Орлова-Денисова о попечении за целостью тела императора во время всего шествия. С этой целью я представил графу, что для удостоверения о положении тела императора необходимо по временам вскрывать гроб и осматривать тело.
Таковые осмотры, при особом комитете в присутствии графа, производились секретно в полночь пять раз, и каждый раз, по осмотре, я представлял донесение графу о положении тела. Для ежедневного наблюдения, в гробе было сделано отверстие в виде клапана, чрез которое всегда можно было удостовериться о целости тела.
Когда же мороз понижался до двух или трех градусов по Реомюру, тогда под гробом постоянно держались ящики со льдом, нашатырем и поваренной солью, для поддержания холода.
Следует заметить, что насчет кончины императора в то время носились в народе и распространялись людьми разные нелепые слухи, которые доходили до графа Орлова-Денисова; но граф всегда умел предупреждать их своими благоразумными распоряжениями.
Так, пред въездом в Тулу, навстречу печальной процессии вышли в большой массе оружейники и просили позволения отпрячь лошадей и везти колесницу до города на расстоянии пяти верст. Граф Орлов согласился на усиленные просьбы оружейников, но в то же время приказал усилить эскорт с заряженными ружьями (Слухи эти были различные: 1) Одни утверждали, что в гробу, вместо тела императора, лежит кукла. 2) Другие, что государь в Таганроге скончался насильственною смертью; и 3) наконец, что гроб везут пустой, а император будто бы скрылся и отправился в Америку, и еще другие подобные нелепости, легко в то время могущие были произвести беспокойства и беспорядок).
Впрочем, как оказалось, здесь, кроме усердия и общего благоговения к праху монарха, ничего другого в народе не было. Все население Тулы и всех окрестных городов показало единодушное сочувствие в потере государя.
По случаю бывшего 14-го декабря 1825 года в С.-Петербурге возмущения в день присяги императору Николаю Павловичу, до графа Орлова-Денисова из Москвы дошли слухи о замыслах людей неблагонамеренных, которые намерены привести в действие при вступлении печальной церемонии в Москву. Граф счел нужным предуведомить о сем московского военного генерал-губернатора князя Голицына с тем, не признает ли он нужным принять надлежащие меры к предупреждению могущего произойти беспорядка.
От самой Тулы военный эскорт был усилен и шел постоянно с заряженными ружьями. Не доходя до Москвы 12 верст, печальная процессия имела ночлег в селе Коломенском, где гроб поставлен был в церкви старого дворца. Навстречу процессии в село Коломенское выехали из Москвы все начальственные лица, военные и гражданские. При встрече сцена была самая трогательная; плач и вопль был всеобщий.
Для встречи гроба выезжал из Москвы сам митрополит Филарет, и совершил панихиду при гробе соборне.
На другой день, в 11 часов утра, назначено было парадное вступление печальной церемонии в Москву. На расстоянии версты от подольской заставы, по обеим сторонам, выставлены были пехота и кавалерия (все с заряженными ружьями).
Еще в Коломенском гроб поставлен был на парадную колесницу, в Москве приготовленную. Здесь прежних лошадей заменили 8-ю придворными лошадьми цугом, в сбруе с глубоким трауром; дорожную прислугу заменила прислуга придворная.
При этом случилось замечательное, хотя не такое важное происшествие. По смене в колеснице лошадей, лейб-кучер покойного императора Илья Байков поспешил и на новой парадной колеснице занять свое место на козлах. Назначенный в Москве парадный в трауре лейб-кучер подходит к нему и просит его уступить место; Илья Байков положительно и настойчиво отказывает ему в требовании. На этот спор подходит унтер-шталмейстер и приказывает Байкову оставить место; Байков не повинуется.
Наконец это упорство Байкова доведено было до сведения самого князя Голицына, который приказал было удалить Байкова силой, сказав ему, что он с бородой не может быть в этой церемонии. На это Байков, в чувстве преданности к императору, отвечал: "Я возил императора слишком 30 лет, и хочу служить ему до его могилы, а если теперь мешает только моя борода, то прикажите сейчас ее сбрить".
Князь Голицын, тронутый такою преданностью, приказал оставить Байкова на козлах.
Вступление печальной церемонии в Москву совершилось в должном порядке. Шествие продолжалось в Кремль, и гроб был поставлен на катафалк в Архангельском соборе, посреди гробниц царей русских.
Стечение народа в Кремль для поклонения гробу императора было неимоверно большое. В течение 6-ти дней пребывания в Москве тела императора, полицией были приняты самые деятельные и строгие меры, как равно и со стороны военной, к предупреждению беспорядка и смут. Во всю ночь ходили военные патрули по всей столице, и в 8 часов вечера все ворота домов были заперты, и никто, без особенной причины и позволения полиции, не должен был выходить из дому.
В день выступления из Москвы печальной процессии, митрополит Филарет сопровождал гроб за тверскую заставу до Петровского дворца, где он совершил, со всем московским духовенством, последнюю литию. При получении от него прощального благословения, он мне благосклонно заметил, что я не посетил его в Москве особенно; ибо ему нужно было побеседовать со мной о многом, и особенно насчет его здоровья, которое по временам у него тогда расстраивалось.
На другой день, по выступлению из Москвы в 12 часов ночи, еще была установленным прежде порядком, осмотрена гробница и тело императора, которое было найдено в совершенной целости и никаких признаков порчи и разложения не замечено.
По Тверской губернии шествие печальной церемонии продолжалось установленным порядком и благополучно. На границе Новгородской губернии, навстречу печальной церемонии, по обыкновению, выехал епархиальный архиерей, и при нем известный в то время архимандрит Фотий. Тут же к кортежу присоединился граф Аракчеев, который своим рыданием и слезами выказал все свое чувство столь важной для него потери.
В городе Валдае, по распоряжению графа Аракчеева, в церкви для гроба был устроен катафалк, замечательный не столько по великолепию, сколько по значению частей, его составлявших. Тут устроено было так, что гроб окружали, очень прилично, София (мудрость), Вера, Надежда и Любовь, с приличными по местам надписями. На ночлегах, по ночам, Евангелие при гробе императора большею частью читал архимандрит Фотий.
В Новгороде встреча печальной процессии была чрезвычайно многолюдна. Гроб поставлен был в крепости, в Софийском соборе. Здесь граф Орлов-Денисов от начальствующего в Петербурге над печальной процессией князя Куракина получил предварительное отношение, содержащее в себе все приготовления в Петербурге для встречи и принятия печальной процессии.
От меня было потребовано подробное и самое обстоятельное донесение о состоянии и целости тела императора. На этот раз я просил графа Орлова, по выступлению из Новгорода, произвести последнее до Петербурга освидетельствование тела. Что и произведено было на втором переходе от Новгорода, в присутствии графа Аракчеева, подписавшего вместе с прочими акт освидетельствования, которое и было отправлено князю Куракину в Петербург.
8-го марта 1826 года, в 5 часов пополудни печальная процессия приблизилась к Царскому Селу; не доходя по ижорскому шоссе версты две, она встречена была всеми жителями Царского Села с духовенством и крестьянами Царскосельского дворцового ведомства, и здесь остановилась, ожидая императора.
День был солнечный и довольно теплый, так что на шоссе таял снег и была грязь. Император не замедлил выехать навстречу с в. к. Михаилом Павловичем и всеми первыми чинами двора. Сошед с коляски, император, приближаясь к колеснице, поклонился в землю, потом, взошед на колесницу, упал на гроб и залился слезами; с другой стороны колесницы тоже сделал Михаил Павлович.
По совершении литии, шествие двинулось к Царскому Селу; император с братом в распущенных траурных плащах и шляпах следовали непосредственно за колесницей пешком до дворцовой церкви, в которую был внесен гроб и поставлен на великолепный катафалк под балдахином.
Вся императорская фамилия в то время была в Царском Селе. Князья Куракин и Голицын немедленно подозвали меня и расспрашивали подробно обо всем, относящемся болезни и кончины императора, шествия печальной процессии и целости тела в гробе. Князь Голицын, после отозвав меня в сторону и разделяя со мною слезы, с особенным участием сказал мне, что император очень хорошо знает о моей службе при его августейшем брате, и что я могу надеяться на особенную монаршую милость; при сем упомянул о звании лейб-медика при дворе, которого я могу ожидать.
В смущении и тревоге я отблагодарил князя за его внимание к моему положению.
На другой день, 9-го марта, лейб-медик Рюль прислал мне объявить, что меня желает видеть вдовствующая императрица Mapия Федоровна, и повелела ему представить меня ее величеству, в 12 часов. Она занимала тогда в старом дворце половину в бель-этаже, подле церкви, с коей ее комнаты имели сообщение.
И. Ф. Рюль доложил обо мне государыне, и вышед от нее, сказал мне, что она меня ожидает. Вошедши в приемную, я увидел государыню, стоящую у камина. Протянув мне руку, которую я почтительно поцеловал, она мне сказала:
- Благодарю вас, любезный Тарасов, за (всю) преданность и попечение о нашем покойном императоре, который при жизни всегда был доволен вашей службой.
В это самое время вошел к матери император. Я отступил в сторону. Императрица, подав ему руку, сказала:
- Вот тот Тарасов, который был так предан нашему покойному государю и так хорошо служил ему.
Император в слезах сказал: - Я все это хорошо знаю, - и обратясь ко мне, продолжал: - Благодарю тебя, и службу твою при императоре. Я никогда этого не забуду. При этом его величество подал мне свою руку, которую я поцеловал, и, откланявшись их величествам, вышел, заливаясь слезами от такой сцены.
10-го марта от князя Голицына я получил приказание явиться к нему. Он с озабоченным видом спросил меня:
- Можно ли открыть гроб, и может ли императорская фамилия проститься с покойным императором?
Я отвечал утвердительно и уверил его, что тело в совершенной целости, так что гроб мог бы быть открыт даже для всех.
Затем он мне сказал, что император мне приказал, чтоб в 12 часов ночи я, при нем и графе Орлове-Денисове, со всей аккуратностью открыл гроб и приготовил все, чтоб императорская фамилия могла вся, кроме царствующей императрицы, которая была тогда беременна, родственно проститься с покойником.
В 23.30 вечера священники и все дежурные были удалены из церкви, а при дверях оной были поставлены часовые; остались в ней: князь Голицын, граф Орлов-Денисов, я и камердинер покойного императора Завитаев.
По открытию гроба, я снял атласный матрац из ароматных трав, покрывавший все тело, вычистил мундир, на который пробилось несколько ароматных специй, переменил на руках императора белые перчатки (прежние несколько изменили цвет), возложил на голову корону и обтер лицо, так что тело представилось совершенно целым и не было ни малейшего признака порчи.
После этого князь Голицын, сказав, чтоб мы оставалась в церкви за ширмами, поспешил доложить императору. Спустя несколько минут, вся императорская фамилия с детьми, кроме царствующей императрицы, вошла в церковь при благоговейной тишине, и все целовали в лицо и руку покойного. Эта сцена была до того трогательна, что я не в состоянии вполне выразить оную.
По выходе императорской фамилии, я снова покрыл тело ароматным матрацом, и, сняв корону, закрыл гроб по прежнему. Дежурные и караул снова были введены в церковь ко гробу, и началось чтение Евангелия.
11-го марта печальная процессия выступила из Царского Села, в сопровождение войск гвардейского корпуса, до Чесмы, куда процессия прибыла в 8 часов вечера. Гроб был поставлен в церковь Чесменского дворца.
В 12-м часу вечера, в присутствии князей Куракина и Голицына, при подобающем церковном обряде, тело императора, по моему указанию, из прежнего деревянного гроба, в свинцовом гробе переложено в новый бронзовый великолепный гроб; ковчег с внутренностями были помещены в гробе, в ногах, а ваза с сердцем у самого тела с левой стороны груди.
Прежний гроб тут же был разобран и распилен, и со всеми принадлежностями в кусках помещен был в новый. Все церковные распоряжения о перемещении тела в новый гроб поручены были таганрогскому духовнику Федотову и мне.
В Чесменский дворец предварительно были вывезены все императорские и княжеские короны, скипетр, держава и все регалии на тот случай, чтобы печальная петербургская процессия начала свое шествие от самой Чесмы. Для чего была приготовлена великолепная колесница, весь придворный кортеж, весь гвардейский корпус, все военные и гражданские власти и все сословия жителей столицы, так что полный церемониал шествия процессии был расположен от Чесмы до Казанского собора.
12-го марта, в 11 часов утра, по сигналу, процессия начала свое шествие, и в 3 часа пополудни прибыла к Казанскому собору, где был устроен великолепнейший катафалк, на коем и был поставлен гроб императора.
В Казанском соборе гроб стоял 7 дней, в течение коих все жители столицы приходили отдать последний долг своему обожаемому монарху.
Доложено было императору об открытии гроба для жителей столицы, но его величество не изъявил на то своего согласия, и, кажется, единственно по той причине, что цвет лица покойного государя был немного изменен в светло-каштановый, что произошло от покрытия лица в Таганроге уксусо-древесной кислотой, которая, впрочем, нимало не изменила черт лица.
19-го марта, с таковой же церемонией, тело было перевезено было в Петропавловскую крепость и поставлено на катафалк в соборной церкви. Шествие печальной церемонии из Казанского собора проходило чрез Неву по новому мосту, который был устроен по повелению покойного императора и чрез который он первый переехал в гробе.
22-го марта происходило отпевание покойного императора. Все жители столицы и войска окружали крепость. Не было ни одного, кто бы не проливал самых сердечных слез по Незабвенном монархе! Во 2-м часу пополудни залпы артиллерии и батальные выстрелы с крепостных орудий и всех войск, в строю бывших, возвестили миру, что великий из монархов снизошел в землю на вечное упокоение.
В приготовленном из цоколя склепе был поставлен медный ковчег, в коем и был помещен гроб императора. Ковчег этот замкнут 4-ю замками, и потом заделан свод склепа.
С погребением императора служебное мое поприще при дворе кончилось.
#librapress