Он лежал под лавкой и каждого прохожего провожал взглядом. Было сыро, холодно - недавно прошёл дождь и от этого лежать на земле стало зябко. Но двигаться не хотелось. Он лежал в этой позе уже давно, земля под ним прогрелась и создавалась иллюзию защищенности. Сегодня была пятница, людей было много. Он очень любил за ними наблюдать. Кто- то возвращался с работы другие из школы, вот ведут малышат из садика. Шумные, писклявые, вечно куда-то спешащие, они всегда вызывали его интерес, заставляя с любопытством вглядываться в эту мельтешащую толпу. Все спешили домой.
Когда-то и у него был свой дом, хорошая еда, теплая постель. А сейчас - только эта лавка… Он был крупным, сильным кобелем. Поджарый, крепкий - наверно даже породистый, об этом говорил его окрас - как у овчарки. Маму он плохо помнил, но от неё ему и достались сильное тело и большая голова, а также острые топорщащиеся уши и настороженно прислушивающиеся вокруг, а от папы же пронзительно зеленые и умные глаза.
Он всех знал в этом районе. Всё таки поди уж не первый год тут скитается… третий… А для собачей жизни это много. Вон пошла бабка Тамара- склочная, вредная бабка, вечно ругающаяся с соседями по любому поводу. Она одинока и выходит по вечерам прокомментировать всякого, кто попадёт в её поле зрения. С ней выходила и Вера Пална, большая, грузная тётка, даже по собачим меркам не обремененная грузом интеллекта. Она всегда поддакивает бабе Тамаре и пристальным взглядом провожает каждого, подмечая, что де тот растолстел «а эти то вчерась, корки арбузные с мусором выносили, и это в марте месяце то!!! Буржуи»- подытоживала она. Он всё слышал- его лавка была соседней. Трогать его эта склочная парочка не решалась, уж больно грозен вид у него был. Но в самом начале, когда он только появился в этом дворе, те попытались было прогнать его, но после того как он меланхолично сжевал палку, которой они пытались было его прогнать/столкнуть, посягательства на территорию прекратились. Хотя они и постоянно жаловались управдому - усатому дядьке, бывшему афганцу, а ныне полковнику в отставке, но тот, придя и оценив обстановку, постановил - «Пусть живёт. Никого не трогает, а чужих во двор не пустит». Так началась его служба, точнее это он сам её так воспринимал, его территорией стал весь двор, и все обитатели автоматически определялись под его защиту, таков уж сторожевой рефлекс у их рода выработался за века службы человечеству.
Но склочные старухи в своих беседах не преминули помянуть живодера и де «Неча тут делать бездомным собакам, тут дети гуляют»… А вот детей, то он любил. В первое время он всё пытался ввязаться в их веселую карусель, гоняясь за веселой малышней и радостно гавкая от восторга. Но молодые мамочки, видя как огромный пёс бегает и лает за их детьми, приходили в неописуемый ужас, начинали громко кричать и ругаться, от чего его уши сворачивались в трубочку. Он понял, что его боятся и чтобы не потерять это место перестал гулять с малышней, предпочитая наблюдать за их играми из-под лавочки. Конечно, иногда какая-нибудь малявка прорывалась сквозь барьер мамочек, когда те забалтывались о своем мамячем и подбегали к нему подергать за его роскошные мягкие уши, или погоняться за хвостом. Он их не отгонял, было приятно чувствовать как маленькие детские пальчики погружаются в его шерсть, тянут за уши. Иногда было больно, но он был умным псом и терпел. Конечно, были и те, кто приходили чтобы сделать ему больно - специально, таких детей он не любил и чуть завидя их во дворе, глухо ворча уходил на другой конец двора.
Других собак он во двор не пускал, еды ему хватало впритык, щедростью люди не отличались и часто приходилось искать еду в помойках, делал он это аккуратно, стараясь не разбрасывать мусор. Он видел как каждый день приезжала машина и суровые дядьки кидали в кузов пакеты с мусором. И когда он был не аккуратен, они ооочень ругались и говорили кучу непонятных слов. Хотя конечно было понятно, что им ооочень не нравиться собирать разбросанные пакеты. А Чапа не любил когда на него ругались и поэтому старался кушать аккуратно. А еще он был чистоплотный, первый месяц он не мог и приблизиться к помойке и подумать о том, что можно есть отбросы, но голод не тетка, как сказала одна старая кошка, первая встретившая, рассказавшая ему о настоящей дворовой жизни.
У него была другая жизнь, хотя сейчас он уже почти стал забывать о ней. Зачем терзать свою душу попусту. Ему был почти год, когда его хозяин Иван Иваныч, внезапно заболел и его забрали люди в белых халатах, остро пахнущих лекарствами. Он провел целых 2 недели, воя от тоски и безысходности, нежной собачей душой почувствовавший - Иван Иваныч больше не вернется, его обессилевшая рука выпавшая из носилок, мазнула его по холке, и он услышал-« держись друг! я скоро!» Но проходил день за днём, один длиннее другого, а на третий день внезапно защемило никогда не подводившее собачье сердце… И оборвалось… Когда пришли чужие он не удивился, хотелось уйти, найти, поплакать… А они словно зная, открыли двери, сказали –« Ну, все уходи, ты тут больше не нужен». Он ушёл… Долго скитался по дворам города, он не искал Хозяина, понимал - его больше нет. Собачья гордость его гнала прочь от помоек, а желудок скрежетал и выл словно взбесившийся енот. И вот он оказался в этом дворе. Кошка Марфуша - старая, трехцветная кошка с разноцветными глазами, тогда ещё полноправная хозяйка этого двора, сжалилась над щенком и научила выживать в мире без Хозяина.
И вот уже третий год, он лежит под этой лавочкой во дворе девятиэтажек, построенных прихотью советских инженеров буквой П посреди огромного массива частного сектора. День за днём, каждый день чего-то ожидая. Двор был хороший, его не били, и даже изредка сердобольные старушки выносили покушать. Ту еду, что они клали кошкам, он не трогал, в память о Марфуше, давшей ему «дворовое» образование и научившей выживать в этом мире.
В этот день он чего-то ждал. В детстве Хозяин ему читал книгу Пауля Маара «Семь суббот на неделе». В понедельник был понедельничный анонс Бабы Тамары и Веры Павловны, во вторник случился второй кошачий концерт посвященный наступлению весны, среда это святое, середина недели, четверг в четвертый раз на его территорию полез дерзкий спаниель, заправляющий соседним двором. А вот пятница – пяааааатниииица… Как часто слышал он это слово от людей сладко закрывавших глаза будто им почесали брюшко.
Пятница!!! То волшебное время, когда люди могут дать вкусную косточку, не доеденную ими в рустерсе, или кусочек пиццы с нежнейшим сыром. Он любил это время – вечер пятницы. Конечно, зачастую мужчины приходили домой сильно выпивши, и от этого по двору допоздна раздавались крики разгневанных жён и невнятное бормотание провинившихся. А он очень не любил ссор, и когда слышал, что начинается очередная ругань, с глухим ворчанием лез под лавку и исподлобья разглядывал окна из которых лилась ссора. «Он не любил ссор, ему хотелось выть, когда люди ругаются.»
Эта пятница не была чем то отличным от других днём, сначала протопали школьники, потом мамаши, волочащие на буксире детей из садика. Позже, уже когда солнце почти скрылось, начали приходить главы семейств, иногда по одиночке, иногда компанией, провожающей отщепенцев словами «Ну! С богом», а потом с трепетом вслушивающихся в открытые окна, и со скрытым торжеством говоривших-«ЭЭЭх ну и влетело Мишке. Я бы задал своей!!!» Но они шли к своим …и все повторялось изнова. Чапа смотрел на них своими добрыми, зелеными глазами, смотрел так, как могут смотреть только собаки. Его глаза были полны грусти, скорби и затаённой надежды. А вдруг придёт Хозяин, и заберёт его с улицы!!! Но шли годы, мимо проходили чужие люди, а Хозяина всё не было. Он всё понимал, Хозяина больше нет в живых, его никто не ждёт и никому он не нужен, огромный, взрослый, страшный пёс. Но! Сегодня пятница, а люди говорят, что чудеса сбываются, а он очень надеялся и верил в чудо, как всякий взрослый, только всё реже и реже признававшийся в этом даже себе, что когда-нибудь чудо придет и к нему.
Вдруг он услышал неуверенный шаги. Он поднял голову и всмотрелся в сгущающийся сумрак. Там шёл «Роднулька» - так звала его жена. Они с семьей недавно переехали и Чапа наблюдал каогда приехала большая грузовая машина и долго долго разгружалась. Из её недр выносили все новые и новые вещи. У них было очень много вещей, да и немудрено детей то у них было целых пять - шумных веселых, бесенят! Поселились они в частном секторе, в большом красивом доме, который долгое время пустовал. Когда всё разгрузили и занесли в дом они вышли всем семейством на улицу – знакомиться. Отец семейства, завидев собаву сразу, направился к нему, присел на корточки и спросил: «Ну, что Чапа, принимай новых жильцов под охрану!» И протянув руку, ласково потрепал за ушами. От этого простого жеста ласки, так сладко защемило собачье сердце … И теперь у него появилось имя, теперь он не просто- Эй ты! Он- Чапа!
Их семейство всегда выходили погулять все вместе, пять детишек разного возраста от 2-ух летней Дашульки, страшной егозы до 17-ти летней красавицы Анютки. И моментально наполняли собой всё свободное пространство весельем, задором и волнами заботы и любви. Склочная парочка старушек окрестила их детдомом, и хотя в лицо всегда приветливо улыбались, за глаза же вечно обсуждали, мол столько детей в такое время да о чем они думали , да такие все шумные, да счастливые, что то тут не так. Но вскоре прекратили свои разговоры, так как Чапа, обретший своё имя и сидевший под соседний лавочкой начинал яростно , недовольно сопеть и ворчать когда те начинали плохо говорить о семье.
Ну вот- с грустью подумал Чапа, -сейчас и «Роднульку» отругают. Он встал, подошёл к нему, подстраиваясь к его неверному шагу пошёл рядом. Увидев Чапу, тот остановился и склонившись обнял пса за шею и сказал – «Здравствуй Чапочка! Рад тебя видеть! Проводи меня, пожалуйста к дому». И Чапа, гордый доверенной миссией, повёл его до самой калитки, чувствуя неизбывную гордость от оказанной чести. Когда «Большой папа», как его решил называть Чапа, вошёл в дом ,он увидел сквозь распахнутые окна как с весёлым визгом к нему метнулась вся семья, и как подошедшая жена и нежно поцеловав прижалась к нему всем телом. Глаза его увлажнились, горло, сладко запершило и опустив голову он пошёл к своей скамейке, с тайной мечтой о том, что и он зайдёт, когда-нибудь в этот полный уюта, доброты и нежности дом и его вся семья радостно встретит, обнимет и будет тискать, с восторгами чмокая влажный собачий нос, а он разомлевший от всеобщей любви радостно тявкать как малый щенок, стараясь лизнуть каждого, вызывая всё новые и новые взрывы хохота, когда под мягкий собачий язык попадет очередной сопливый детский нос.
В ту ночь его собачье сердце не дало ему спокойно уснуть, оно долго стонало и бухало в грудной клетке, заставляя собачьи глаза наполняться влагой горечи, изливающейся из истерзанной собачей души. А на утро всё счастливое семейство высыпало на площадку с радостным гомоном и писками. Старшие сразу заняли качели, предоставляя малышатам в полное их распоряжение песочницу и прочие затеи на площадке. Чапа поднял голову, наблюдая за их веселой игрой. Его собачье сердце сладко сжалось от такой умильной картины. Но лезть в их веселые игры он не решился. Волны любви и нежности распространялись по площадке от этой славной семейки и каждый попавший под неё становился чуточку добрее и мягче, всем вокруг становилось веселее. «Большой папа» хоть и выглядел слегка помятым , был очень счастлив, в отличии от остальных мужчин сопровождавших своих чад, некоторые с бутылкой пива и слегка ошалевшим взглядом. Его взгляд неотрывно следовал за супругой, и Чапа, уже хорошо разбиравшийся человеческих чувствах, увидел насколько влюблён и восхищён ею он был. Он звал её просто - Тусёныш, а зачастую и не звал, она же чувствуя его взгляд, поднимала на него свой восхищенный взгляд, и казалось что только взглядами они и общаются. И в эти мгновения Чапе казалось, что эта семейка своей любовью и нежность, своим внутренним светом осветила весь двор, ярким бриллиантовым узором. И это виденье отразилось сладкой болью в истерзанном собачьем сердце.
Они были все разные, старшая девочка Аня, строго присматривавшая за всей малышнёй, рассудительная Арина, читавшая книжки, самым маленьким, вёрткий и непоседливый Ваня с криками и воплями носившимся по двору, и самые малыши, послушные и верные надзору старших. Им было весело всем вместе, и если по какой то причине кто то оставался дома, это было заметно на настроении остальных. Это был полноценный, дышащий организм, любящая семья, дополнявшая друг друга. Баба Тамара и Вера Пална не преминули сказать пару колкостей в их адрес, но внезапно заворчавший на них Чапа остановил их словоизлияния. Чапа поворчав этих старых склочниц, встал и двинулся в сторону песочницы, где возились самые маленькие, с намерением разглядеть их поближе. Наташенька сразу вскинулась и попыталась рвануть наперерез, но отец семейства удержал её и сказал- «Это наш друг, пусть знакомятся!» Чапа подошёл ближе к малышам, и с удовольствием их обнюхал. Они пахли молоком и детской наивностью. Заметив, что к ним подошёл пёс - те с радостным писком ринулись к нему, норовя ухватиться за уши и ткнуться в его мокрый нос. Чапа замер. Детские пальчики теребившие его шерсть, хоть иногда и причиняли боль, были нежными и теплыми, и вскоре к радостно повизгивавшей малышне присоединились старшие, наперебой советовавшие как лучше гладить и ласкать распластавшееся в неге собачье тело. А Чапа плыл на волнах, что ему доставляли детские ласки.
Подошли родители и Чапа почувствовавший что сейчас решается его судьба, встал, встряхнулся и сел перед ними ,в ожидании судьбоносного решения. Все с надеждой смотрели в глаза мамы, и малышня поняв о чём пойдёт речь, во главе с Анютой кинулись наперебой перечислять преимущества , которые принесёт пребывание Чапы рядом с ними. Тот сидел не дыша, собачье сердце периодически давало сбой и Чапа чуть не забыл как дышать, пока не услышал от главы семейства – «Чапа! Давай жить с нами!», долгую минуту Чапа не понимал, что произошло, а потом , когда счастливо вопящие от восторга дети потащили его к дому, он понял. ДОМ наконец он дома!!!