Найти тему
N. Wiles

Не брат он мне!

Оглавление

Брат или нет?

Глава 15

Глава 15

Я сидел как настоящий затворник в своей спальне, которую даже не удосужился обеспечить достойным бога освещением. Так в потемках, оперевшись локтями на колени, я разглядывал артефакт, который мне удалось украсть уже очень давно. Если учесть, что хрустальный ромб в оковах благородного металла, по размеру не больше моего кулака, был способен проложить путь к моей мести, то его размер казался огромным. Забавно, как что-то столь незначительное, но вовремя украденное может заложить основы для выхода на поверхность ненависти и бойни, что приведет к войне, если правильно расставить приоритеты и пальцем указать на виновных.

А еще этот кусок «хрусталя» в моих руках отлично отвлекает меня от самобичевания и мыслей о разрушениях, которые стали моими спутниками в последнее время. Заточение, в которое я сам себя и заключил, моих рук дело.

Да, свой замок я отстроил для себя сам. Внешне строение грандиозное, а интерьер соответствует моему безумию. Главный зал с моим троном декорирован пафосно, но убранство моих покоев и библиотеки просто кричит о том, что я одинок и безумен. Все мрачное: голые стены, лишенные красок, как и мои эмоции, жесткая кровать, которая не позволяет мне даже уснуть спокойно, книжные полки, где хранятся справочники и хрестоматии всех бессмертных и богов. Все куцее и унылое, как и хозяин, то есть я в нынешнем моем состоянии.

Продолжая вертеть в руках артефакт и решая, каким образом мне лучше приступить к реализации плана мести, я понял, что не могу вспомнить, когда мои мысли были так упорядочены в последний раз. Почему нынче меня беспокоит не только мысль о ненависти ко всем, кого я знаю, но впервые за долгое время я еще и задумался: а не обустроить ли мое жилище и не пора ли вдохнуть свет в это лоно уныния и тоски?

И вот так от банальной идеи с освещением я встал и прошелся по спальне, решая, куда спрятать артефакт. Странно, что до сих пор бессмертные не заявили о пропаже, и что более странно – почему брат все еще не навестил меня. Но, предчувствуя его скорое появление, я поспешил спрятать артефакт в стене дальней части моей спальни, где мне удается скрывать все то, что не должен видеть никто. Я уже перестал надеяться, что мой рассудок когда-нибудь прояснится, а боль утраты позволит жить, мечтать и планировать. Но именно сейчас, кажется, настало самое подходящее для этого время. На сей раз я не останусь в стороне. Даже если покинуть свою тюрьму мне и не суждено, то сил и возможностей мне хватит, чтобы защитить то, что мне дорого. Только на этот раз я не позволю себе обмануться и использую все силы, ложь, манипуляции и лесть, чтобы изменить существующий порядок. Кроме того, использую артефакты, к чему скромничать? Необходимо добыть их еще больше, чтобы зародить семя смуты среди бессмертных. Терпение, время и еще раз терпение. Артефакты богов содержат невероятную силу, и я могу ее использовать. Мне лишь необходимо больше их собрать, тогда меня никто не сможет остановить.

Начало мести не было заложено вчера, когда я разнес к чертям новое творение брата. Но накануне я очнулся после долгого сна и вспомнил, что тоже чего-то да стою! Время пришло. Сейчас! Какой смысл ждать?

Хаф еще не навестил меня, он до сих пор не осознал, что я проснулся. Нет сомнений, что скоро он об этом узнает и заявится, и мне надо подготовиться к встрече. Мне уже давно пора было с ним встретиться, но, не желая становиться инициатором, я решил подтолкнуть его к этому. Небольшой взрыв, и это заставит брата вспомнить обо мне.

Спрятав в стене артефакт и окинув взглядом спальню, я осознал, что лучше это место брату не видеть. Следует убедить его в том, что у меня все хорошо и я не страдаю саморазрушением. Позже, возможно завтра, я наведу тут порядок, а пока мне надо поспешить в зал для встреч, убедиться, что тронный зал может внушить обманчивое впечатление, что я все еще сын бога и мой замок является символом моей власти. Все это, конечно, не так, это, скорее, венец моего безумия, скрытый за сумбурным убранством.

Готов ли я к встрече с братом? Наверное, да. Смогу ли я сдержать себя? Скорее всего, нет. Но если поставить перед собой задачу-минимум не убить брата, то, пожалуй, сегодня подобный подвиг я осилю. Главное – держать себя в руках, выдержать все, что он обрушит на меня, и не свернуть ему шею! Да, продолжай себя в этом убеждать, и, возможно, хоть в этом ты сегодня преуспеешь, – убеждал я себя, как положено безумцу, коим я себя и считаю.

«Ненормальный, отщепенец, – продолжаю сам с собой разговаривать, спорить, что-то доказываю самому себе. – Безумец». И этот диалог с самим собой длится веками – нескончаемыми ночами и днями, бессмысленным разглядыванием потолка. Эти диалоги, эти мысли меня не покидают. Не то чтобы подобное общение мне надоело, но ведь не я загнал себя в это состояние! Может, в этом и состоял план Единого Отца? Он решил наказать меня, лишив рассудка? Скорее, он пытался указать мне мое место: где-то в районе его ног, там, где я умоляю о пощаде и, проливая слезы, прошу не лишать меня божественных сил. Интересно, удивился ли он, когда уговоров и слез с моей стороны не последовало? Неужели он и впрямь ожидал от меня подобного?

Он не узрел от меня этого ранее, и тем более я не собираюсь его радовать сейчас. Просто сегодня я в отличном настроении, и готов выйти в мир, и почти рад, что увижу брата. Века гнева, подогреваемые в сердце, готовы встретить новый мир, где я заточен и лишен сил, где мечтаю уничтожить Отца и всех, кто ему дорог. Ни много ни мало.

– Дуфф, я иду к тебе, и тебе придется меня принять!

Услышав разъяренный голос Хафисвальда, направленный прямо в мое сознание, я не смог сдержать улыбки. А я уж заждался!

Я вынудил его явиться, и брат купился. Сегодня я с ним встречусь.

– Да, я тебя ждал, думал, ты появишься раньше, – ответил я уныло и без энтузиазма своему так называемому брату.

Мгновенье спустя массивная дверь из чистого золота распахнулась, и створки с грохотом, сотрясающим весь замок, явили брата. Я уже успел зайти в тронный зал, где колонны и мрамор вкупе с золотом говорили громче моих слов: я велик! Справа от моего трона располагался бар и бильярд, и это свидетельствовало о том, что мне плевать на условности. Я встречаю посетителей с выпивкой и игрой, ибо только так можно заставить их расслабиться и говорить о том, о чем они в иной обстановке рассказывать бы не стали.

Когда грохот от распахнувшейся двери стих, а пыль, упавшая с дверей, рассеялась, я бы должен был как-то отреагировать, но нет. Я притворюсь, что это всего лишь обычный день в моей жизни. Уже давно никто не являлся ко мне в тронный зал, так что это не совсем обычно, но и появление брата не станет изменением в моем течении жизни. Пока не станет. Он просто комарик, который хоть и надоедает людям, но неприметен и незначителен для меня.

Столь яркое появление брата не заставит меня даже повернуться в его сторону, чтобы его поприветствовать. К тому моменту, как он вошел, я уже был у барной стойки, делая вид, что единственное, чего мне не хватает сегодня, – так это выпивки.

Хафисвальд привык к почтению в свой адрес, и не только в этом измерении, но от меня почтения мало кто заслуживает. Хотя, должен признаться хотя бы себе, что, пожалуй, брат может быть исключением в моем презрении к миру.

Он единственный, кто по непонятным для меня до сих пор причинам всегда меня поддерживал. Чем раздражал меня бесконечно. Никак не могу взять в толк, что это: его наивность, возможно, неуместная доброта, а может, еще хуже – глупость? Почему, ну почему он меня терпел все это время? В одном я сейчас более чем уверен: его терпению вскоре придет конец. Я приложу все усилия для этого, всю свою веками копившуюся ненависть, и тогда даже такой болван, как Хаф, потеряет терпение, и вот тогда, и только тогда, я нанесу удар. Но это пока далеко идущие планы, а сегодня и сейчас мне требуется только уверенно сыграть свою роль затворника-психопата. Хотя меня уже давно одолевают сомнения: а играю ли я данную роль или таковым в действительности являюсь? Скорее последнее, но меня такое положение дел никогда не смущало.

Я люблю свое одиночество, люблю долгие диалоги с самим собой, обожаю причинять неприятности своей родне. Это дарует мне возможность посмаковать очередной разочарованный взгляд в мою сторону. Когда я встречаю такой взгляд, всегда испытываю нечто сродни экстазу, словно я достиг цели – убил надежду и веру в меня. Есть в этом моменте что-то сакральное, словно ты пришел на таинство, но вместо всеми ожидаемого жертвоприношения привел в храм модного диджея и проституток. Словно тебя долго ждали, а ты появился с опозданием, да еще и подарил всем только горький привкус разочарования. А потом крикнуть ублюдкам: «А вы на что рассчитывали?! Ваши ожидания и ваши надежды на меня – не моя проблема!». И наконец стать свидетелем того самого взгляда – смеси шока, слез и траура, взгляда, который прямо говорит: «Как ты мог?!» Это бесценно! Разве это не характеризует меня как психа?

– Хаф, будешь виски? Его мне сегодня доставили, ты должен это попробовать. – Продолжая стоять спиной к Хафисвальду, я размеренными и плавными движениями наполнял два золотых бокала, которые, к слову, украл у Людовика XIV. Не сам, конечно, а с помощью мерзких слуг Хафа. Являясь проклятым сыном и наказанным Единым, сам я никогда не смогу покинуть эту тюрьму, которую Хав трогательно зовет своей обителью покоя и мира, или Землей Тумана. И Хаф, безусловно, считает, что это прекрасный мир, созданный им, а вовсе не треклятая тюрьма для меня и мерзкое пристанище для душ. Подозреваю, ему не дано понять, что любой мир, который ты не можешь покинуть по своей воле, является тюрьмой.

– Дуфф-Кайден, я тебя не беспокоил вот уже более пятисот лет, полагая, что ты в трауре, я исполнял все твои непомерные требования, которые ты направлял МНЕ, используя моих подданных, но сегодня ты перешел все разумные границы!

Последний раз он называл меня полным именем, когда пришел в мои покои и, опустив глаза в пол, сообщил, что наш возлюбленный брат, он же судья Фейсал, приговорил всех моих детей к смерти, к тотальному уничтожению. И еще что все «братья и сестры поддержали это решение, выступили единым фронтом и объединили усилия». В тот день я в первый и последний раз осознал, что я не сын Бога, а они мне не братья. Я не мог ничем помочь своим детям, ничем! Их уничтожали повсеместно, всех без исключения. Благо, никто не был свидетелем моего отчаянья – когда я метался по своему замку, почти разрушив его изнутри. Я ревел от гнева, в минуту отчаянья был готов приползти на коленях к НЕМУ, к тому, кто зовет себя моим Отцом. Единственный, да, он зовет себя моим Отцом, Единственным Богом всего сущего. Но в день приговора Фейсала Отец окончательно стал ЕДИНСТВЕННЫМ ненавистным мне существом. Остальных я просто презираю, считаю, что они слабы, а слабость – это самый страшный порок! Но Его я уважал, был не согласен с ним, но уважал! Все это в прошлом!

– Тебе со льдом? – Если Хаф считает, что я перешел границы, то он, наивный, еще не осознал, где пролегают его границы со МНОЙ. Я готов его удивить. Разлив виски, я направил вальяжным жестом палец в сторону бокалов и заморозил жидкость, затем едва заметным движением разбил ее, слегка нагрев, так в бокале появился виски со льдом. После этого я решил взглянуть на брата, главное – не рассмеяться от его разъяренного вида. Мне нужно время. Еще немного времени в моем бесконечном бессмертном и бессмысленном существовании. Хотя последнее может вскоре измениться, вероятно, я таки нашел повод просыпаться по утрам.

– Зачем? Просто скажи… зачем тебе это понадобилось?

Ой, неужели я впервые недооценил его и он раскрыл меня уже так скоро? Это даже заставило меня убрать улыбку с лица.

– Ты о чем?

Раскроем все карты, что мне терять? Я уже потерял все или почти все.

– Зачем, ну зачем надо было разрушать то, что я построил? Тебе что, правда принципиально важно уничтожить все, что не тобой создано?

Фу-у-у-у-ух, убираем карты в стол, нет, он все так же глуп, а то уж я было подумал…

– Ты оценишь виски, The Macallan in Lalique 1964 года, графин, правда, немного пострадал, в связи с чем могу сказать, что твои миньоны – тупицы!

– Во-первых, прекрати их так называть! Во-вторых, я строил эту арену уже сто тринадцать смертных лет. Зачем надо было ее взрывать? Знаю, тебе тут не нравится, хотя я пытаюсь сделать все, чтобы осчастливить тебя или в крайнем случае скрасить твое пребывание тут, но скажи… – Хаф, скинув капюшон своего плаща странного покроя, прошел-таки в мою обитель, взмахнул рукой, закрыл мою, между прочим по специальному заказу сделанную, дверь. – Просто скажи: зачем?

– Я их называю так, как они того заслуживают.

Все так же стоя поодаль от него, я телепортацией протянул ему бокал, вернее, впихнул ему в руку. Но улыбка уже успела вернуться на мою маску эмоций. Осчастливить меня, говоришь? Мой забавный и глупый брат. Для этого всего-то и надо, что уничтожить Отца, а вместе с ним и других братьев.

– Они мои творения, они онгхусы, и называй их именно так! Ты так и не ответил, зачем ты разрушил, взорвал арену, а вместе с ней и около сорока моих онгхусов.

– Они шумели? – то ли спросил, то ли утвердительно ответил я, но Хаф вопросительно приподнял бровь, явно не удовлетворенный моим ответом.

Если бы я сам знал, зачем я это сделал. Это было не обязательно – взрывать и убивать. Но! Впервые за последнее время я нашел причину для того, чтобы жить! Хотя я задумался: неужели всегда должна быть причина чьих бы то ни было действий?

– Я вышел прогуляться и увидел, что мин… онгхусы строят нечто невообразимо страшное. Кроме того, они действительно шумели и сильно меня разозлили этим.

– Разозлили? Строят страшное? Ты… ты ужасен, Дуфф! Каждый раз, как ты выходишь из своего убежища, ты совершаешь нечто жуткое! Я хотел построить новую арену для…

– Тогда изучи архитектуру лучше! Нет, ну серьезно! Арену? Это должно было стать ареной? Это больше походило на готический сарай!

Я всегда любил ставить под сомнение действия Хафа, вернее, мне нравится, когда Хаф начинает оправдываться. Интересно, он сам-то это понимает?

– Мне не нужны твои советы!

Брат-таки умеет повышать голос. Это ему не свойственно, поэтому он сам каждый раз такому своему поведению удивляется и смущается. Вот и сейчас, выкрикнув эту фразу, он одной рукой сжал бокал с виски, а другой ухватился за лоб, явно обдумывая свое неподобающее поведение.

– Ладно, ладно, успокойся, хорошо? Я могу помочь, я даже сам могу руководить новым строительством. Договорились?

Сделаю все, чтобы отвлечь тебя, мой милый брат. Этого, конечно, я вслух не скажу.

– Ты? Помочь? – Он резко опустил руку со лба и вздернул голову, явно шокированный моим предложением.

Не знаю, что его больше удивило – то, что я готов оказать помощь, или то, что я готов покинуть свой замок. Необходимо его отвлечь. А предлагая помощь, да еще и без уговоров со стороны Хафа, это может звучать очень подозрительно. Так, сбавь обороты, Дуфф.

– Ладно, – примирительным тоном продолжил я. – Что такого в этой арене и зачем она тебе понадобилась?

Я обогнул бильярдный стол и приблизился к брату.

– Тебе серьезно это интересно или ты просто пытаешься меня еще больше разозлить?

– Конечно, мне любопытно. Зачем бы иначе я спрашивал и предлагал помощь?

Мне нисколько не интересно, но мне нужен повод, чтобы, не вызывая подозрений, я мог чаще выходить из замка.

Поэтому я просто развел в сторону руки и, немного склонив голову, поклонился Хафу, давая понять, что у меня в руках нет «оружия» и я говорю абсолютно искренне.

Хаф какое-то время осматривал меня с ног до головы, пытаясь понять, кто стоит перед ним и куда делся его ужасный брат. Не смей ржать, Дуфф, держи себя в руках! Затянувшееся молчание Хафисвальда надо прекратить, пока его подозрительность не завела туда, куда ему не стоит совать свой нос.

– Да ладно тебе, Хаф! Я ведь не монстр, я и впрямь вспылил, был не прав, что разрушил твое… строение, признаю свою вину, но, поскольку у меня сегодня отличное настроение, почему бы мне не предложить тебе помощь?

– Не знаю, что меня пугает больше – твое вдруг отличное настроение или предложение помощи от тебя.

Да, Хаф меня все-таки хорошо знает, пожалуй, лучше всех.

– Я долго пребывал в отвратительном настроении. Но все меняется, верно?

Нет, это не скоро изменится, меня переполняют убийственные эмоции. Я не откажусь от мести, обрушу на каждого свое «отличное настроение», просто теперь я не могу более это скрывать.

– В последний раз, когда ты был в отличном настроении, ты создал магов.

Вот, одна фраза, и мне уже не хватает сил, чтобы удержать притворную маску счастья на лице. Заметив это, Хаф постарался исправить ситуацию:

– Прости, не стоило мне об этом вспоминать. Знаю, ты любил их как своих детей.

– Они и были моими детьми! В Источниках была часть моей крови, часть моей души. Это вы создали бессмертных, слепив их из того, что под руку подвернулось. А я в своих вложил всего себя, не пожалел своей души, ослабил себя, чтобы они были моим продолжением.

Понимая, что начинаю терять остатки самоконтроля, я постарался свернуть с темы разговора.

– Но ты прав, тебе не стоит об этом напоминать каждый раз, когда я стремлюсь найти повод для хорошего настроения.

– И какой повод сегодня? Что изменилось? Ты все такой же подозрительный.

– Я его как раз пытаюсь найти, и если ты хочешь мне в этом помочь, то предлагаю партию в бильярд. Раздели со мной отличный виски, согласись на мое предложение помочь тебе в строительстве арены.

– Зачем тебе это? Какое тебе дело до моей арены?

– Мне наскучило мое одинокое существование. А это тебя должно пугать больше, чем мое отличное настроение!

С этими словами я взял кий, что стоял у стены. На его турняковой части художественная инкрустация, выполненная из серебряных нитей и древесины сатин, а сам кий сделан из древесины черный граб. Да, я люблю, чтобы меня окружали красивые и дорогие вещи. В конце концов, я достоин лучшего! Я кинул кий Хафисвальду, он поймал его и осмотрел, явно впечатленный. Да, это тебе не сарай строить!

– Кроме того, бильярд – отличный повод провести время с… другом.

-2

– Дуфф, я тебе брат, а это больше, чем просто друг!

Кажется, мои слова его задели. Я расстроен этим? Нет, я счастлив! О да! Почему мне нравится делать больно окружающим? Я задавал себе этот вопрос пару раз, но не нашел ответа. Почему я вспомнил об этом сейчас? Не знаю. Но хочу ли я сделать больно Хафу? Да, все, кто так или иначе был причастен к смерти моих детей, подлежат уничтожению! Даже ты, мой милый Хаф!

– Не каждый брат может стать другом, считай это комплиментом.

– Да, и не каждый брат может мне подарить столько проблем, как ты. – Повертев кий в руках, Хаф присоединился ко мне и встал у бильярдного стола.

– Тебе стоило бы меня поблагодарить. Если бы не я, ты бы тут помер от скуки. – Я чуть более наигранно, чем следовало бы, засмеялся. Хотя вовсе не шутил.

– Ох, ну конечно, спасать души, переносить их в мой мир после смерти и суда, возвращать к Отцу – это так скучно, согласен.

– Ты так это произнес, что умудрился эту свою обязанность вознести на верхние ступени скуки. Для меня, во всяком случае.

Меня даже передернуло от одной только мысли, что может быть хоть какое-то удовольствие от служения Отцу.

– Тебе тоже не помешало бы взвалить на свои плечи некоторые обязанности Отца.

Хаф провел рукой вдоль моего тела. Я не совсем понял его жест, наверное, намекает, что я тут просто прозябаю в замке без дела, обладая при этом силой богов, хоть теперь и в весьма усеченной мере. Опять же спасибо папочке за это.

– У меня нет Отца, и если ты хочешь испортить вечеринку, то продолжай на это намекать.

– Я не хочу испортить, как ты выразился… – Хаф насупился, словно я сообщил нечто очень обидное для его доброго сердца. – Боги, ты говоришь как человек?!

Я говорю как человек? Едва ли. Но меня удивило, что при этих словах Хаф немного поморщился. Что, брат, тоже не сильно их уважаешь, да? О, а как же их драгоценные души, о которых ты так печешься?

– Ой-ой, аккуратнее на поворотах, не обижай лучшее творение твоего Отца.

Ненавижу людей, ненавижу творения… Его. Мерзкие, слабые, смертные, с их вечными слезами и стенаниями к богу. Иногда думаю: не ради ли молитв к нему, любимому, он их создал? А что? Логично, разве нет? Создать их слабыми и уязвимыми, чтобы они каждый день молились и взывали к тебе. А ты, весь такой всемогущий, решаешь, кому жить, а кому умереть. Но только не называй их после этого своими детьми, называй как есть – рабы! Раб Божий – это имя очень подходит ситуации.

– Он и твой Отец тоже, и человечество прекрасно, жаль, что ты до сих пор этого не осознал. Но вернемся, как ты выразился, к вечеринке. Во что играем?

Он решил свернуть с темы человечества. Любопытно, брат, очень любопытно.

– Русский? Судя по твоей физиономии, нет? Ладно, уговорил – снукер так снукер. Люди думают, что именно они изобрели бильярд. Но нет, все, что люди когда-то изобрели, – это проблемы для своего собственного мира. Все их изобретения – это подсказки бессмертных, которые находили нужных людей и так или иначе наводили их на «открытия». Когда богам необходимо было вмешаться в жизнь людей, то они вмешивались: то яблоко упадет на голову, то сон правильный приснится с таблицей химических элементов.

Я начал выстраивать пирамиду шаров на столе, попутно размышляя, насколько могу доверять Хафу. Или вопрос поинтереснее: а доверял ли я ему когда-нибудь? Ведь только он защищал меня, вставал на мою сторону, даже пытался найти оправдание моим деяниям, он единственный, я уверен, не проголосовал за убийство моих детей. Да, я там не присутствовал, но почему-то знаю – он был против, только он один.

– Ты так и не ответил, зачем тебе помогать мне со строительством.

– А ты так и не пояснил, зачем тебе в принципе арена. Предлагаю право первого удара тебе.

– И сразу нарушаем правила? Почему бы хоть в игре в бильярд не следовать правилам и не разыграть право первого хода?

Хаф заметно успокоился и повеселел. Он уже давно привык к тому, что у меня всегда свои правила игры во всем, но он каждый раз веселится, когда лично с этим сталкивается. Боюсь, что его веселье быстро закончится, когда он поймет, что и на его правила в этих землях мне, собственно, плевать с орбитальной станции людей.

– Потому что я так хочу?

Потому что Я устанавливаю правила, потому что я не люблю правила – они меня ограничивают. Но опять-таки это я произнес только мысленно.

– Только потому, что я у тебя дома и мне нравится твое настроение, я приму твое предложение.

Хаф выставил биток, встал в позу для удара и на секунду замер, взглянув на меня.

– Арена мне нужна, чтобы онгхусы могли выпустить пар. У них много дел, они сильны, но они не могут дать волю своей силе.

– Почему ты им не позволяешь участвовать в играх богов?

Я считаю, что это идиотские игры, где боги выставляют на арене своих бессмертных в различных состязаниях, по большей части бессмертные используют свои уникальные возможности и сообразительность вместо прямых столкновений и драк. Так боги тешат свое самолюбие – доказывают друг другу, кто создал лучшего бессмертного. Призы победителям, конечно, достаются внушительные, и ради них бессмертные идут умирать. Игры марионетками, не иначе. Если ты так любишь своих детищ, то почему при их создании не наградил их всем необходимым? Нет, лучше сталкивать их лбами и будоражить свое эго.

– Потому что я их создал с целью помочь Отцу, и ты знаешь об этом. Кроме того, ты засиделся тут и не знаешь, что игры богов уже давно не проводят. – Брат резко ударил кием, и шары разлетелись по столу.

Боги прекратили играть? Забавно, но да плевать.

Наблюдая, сколько блестящих шаров попадут в лузу, я продолжил:

– Тогда зачем им арена? Их основная задача притаскивать души к тебе. Они не сражаются со смертными, они лишь твои проводники.

– Я создал их воинами, но они нигде не могут себя проявить как воины, арена поможет им в этом. Я могу устраивать турниры, поощрять лучших, а они покажут себя как бойцы.

Очевидно, что один бог точно все еще не наигрался со своими созданиями.

– Глупость! Если хочешь, чтобы они проявили себя, отправь их к акритам, а выживших уже сможешь наградить.

– Очень смешно! Я не желаю им смерти, я хочу, чтобы они… могли выпустить пар.

– Думаешь, они не способны справиться с акритами?

Я знаю, что его миньоны с ними не справятся, я в этом просто уверен. Только я смог создать кого-то сильнее акритов. Хотя чему тут удивляться? Я всегда выжидаю, присматриваюсь и если уж делаю ход, то наверняка – шах и мат! Возвращаясь к игре, брат не забил ни одного шара, и дело теперь за мной.

– Тебе известно, что с акритами никто не справится…

Кроме моих магов, разумеется, но об этом я промолчу, не буду злорадствовать, мне надо отвлечь Хафа, а не разозлить.

– Но, Дуфф, пойми: ведь дело не всегда в победе, иногда важен сам процесс.

Спорно, очень спорно!

Вернув свое внимание к игре, я, рассчитав удар, отправил биток четко в красный шар, загнав его в дальнюю лузу.

– Отличный удар, брат!

Без тебя знаю, я тренировался веками, пока коротал время в своем вынужденном заточении, продумывая план мести.

Обойдя стол, я вернулся к месту, где до этого оставил свой бокал с виски, и сделал глоток обжигающей жидкости. Блаженство. Не зря я отправил слуг брата на поиски именно этого виски.

– Ты совсем не пьешь? Тебе не помешает иногда расслабляться. – Хаф лишь вертел бокал в руке, гоняя по нему лед.

– Ты отправил за виски кого-то из моих онгхусов? Ты ведь знаешь, что они не твои личные курьеры во внешнем мире? Их возможности телепортации связаны лишь с душами, которые направляются ко мне.

– Я их не сильно отвлек от твоих великих целей, я лишь попросил по пути заскочить к одному толстосуму, который на аукционе в 2010 году приобрел этот виски.

– Ты что, украл это?

– Да, и это делает его еще вкуснее! Разве нет?

В этот момент я ощутил тревогу, но пытался ее скрыть от брата.

Я чувствую, что Источник пребывает в ужасном месте в опасной компании. Мне необходимо оказать помощь и сделать это незаметно. Если задействовать свои силы напрямую, то это, во-первых, заметит Хаф, во-вторых, разозлит Фейсала, а этого черта лучше сейчас не беспокоить. Надо отвлечь хотя бы Хафа, еще немного… использовать силу, но так, чтобы он не обратил на это внимания.

– Тут темно, не вижу, куда загнать шар.

Жестом руки я вызвал огонь, все свечи стали гореть ярче, а в камине вспыхнуло пламя. Если использовать силу регулярно и на виду у брата, он перестанет удивляться всплескам божественной силы в своих землях. И если для этого мне надо построить арену для его рабов или играть с ним в бильярд, то так тому и быть. Это не самое противное, что мне доводилось делать в жизни.

Пока Хаф осматривал помещение, я немного отвернулся от него и закрыл глаза, прислушиваясь. Я это делал на протяжении бесконечности, как мне кажется. Все, что мне оставалось, – слушать и ощущать. Боль и смерть моих детей, их страдания и лишения. А я в первый и, надеюсь, последний раз ощущал свою… слабость. Я не был готов к подобному, я не мог этого рассчитать. Я до последнего не мог в это поверить! Они не могут убить моих детей!

Но они смогли и убили!

Не так давно я очнулся, как от кошмара, преследовавшего меня уже давно, – боль, ощущение страха! Паника, я даже не мог толком понять, что со мной, но я точно знал, что я не один. Есть кто-то родной, и я им нужен. Ощущение странное для меня, почти забытое. Нечто похожее происходило в моей душе, когда я создавал магов, но после приговора во мне умерло все: ощущения, ожидания, цели и надежды. Но вдруг я почувствовал это опять! Вскочив, я долго пытался понять, в чем дело. Этого не может быть! Этого просто не может быть! Какое-то время я даже отгонял навязчивую мысль, чтобы проследить за тем, что я чувствую, а когда рискнул, то просто пришел в ужас! Осознание одновременно обрадовало меня и ужаснуло. Ужаснуло тем, что я вновь могу это пережить – боль потери, предательство, беспомощность.

Я приставил кий к столу, а сам направился к барному шкафу.

– Но сейчас твой ход. Ты ведь забил шар?

– Я нарушил правило – использовал телекинез, просто ты этого не заметил, – постарался я отвлечь Хафа, чтобы он не смотрел на меня и в мои глаза, которые могут выдать использование мною силы большей, чем просто телекинез.

Надо втереться в доверие, надо заслужить его любовь! А после ударить по самому больному – по любви и доверию брата. Одним ударом двух зайцев? Отомстить и спасти! Что мне важнее: месть или спасение? Еще один вопрос, на который я не могу ответить сегодня.

– Отец сегодня мне сообщил, что уже давно пытается связаться с тобой, но ты не отвечаешь на его призыв.

Я почти готов свернуть брату руку, услышать хруст его сломанных костей, готов закричать от ярости: нет у меня Отца, у меня есть только мои дети, не всех их убили! Вернее, были, вы забрали их всех, почти всех! Вновь это мерзкое ощущение беспомощности взорвалось в моем сердце, но я не намерен более этого терпеть, на сей раз я не останусь в стороне, даже если понадобится уничтожить того единственного, кто до сих пор на моей стороне.

– Правда? Какая жалость, мне казалось, мой автоответчик дал ему понять, что меня нет дома.

Не ломай кости брату, продолжай отвлекать, продолжай говорить.

– И у меня нет Отца, смею тебе напомнить еще раз. И если он этого еще не осознал, то мне очень жаль.

Ненавижу Его, ненавижу! Ненавижу все, что связано с НИМ, с его детьми – как со смертными, так и с бессмертными.

– Ты опять говоришь как человек. Странно, учитывая, что ты их недолюбливаешь.

– Мне больше нравится слово «презираю». – Я повернулся к Хафу, натянув очередную улыбку «мне нравится с тобой говорить». – И что же Он хотел от меня?

На самом деле мне плевать, он во главе моего списка мести.

– Еще до… гибели твоих… де… магов он пытался встретиться с тобой, но ты отказывался, а после он не раз пытался вызвать тебя к себе. – Брат отвернулся от меня, подбирая слова. – Какое-то время он мирился с этим, но теперь вновь хочет вызвать тебя к себе.

– Я ему не шлюха по вызову!

Держи себя в руках! У тебя игра с Хафом, притворяйся!

– Я хотел сказать, что мне не о чем с ним говорить до тех пор, пока он не решит меня освободить от своего наказания.

– Это довольно сложно сделать после того, как ты его ограбил!

Хаф пытается взять на себя роль Фейсала? Ну-у-у… До этого неудачника ему еще далеко.

Ох уж этот любимец Отца! Именно Фейсалу адресованы слова Отца: «Сын мой, готов ли ты взять на себя обязанность вершить правосудие над смертными и бессмертными?» Фейсал – подлиза, конечно, и рад стараться: «Да, Отец, приму за честь служить тебе и твоим детям!» Детям… Детям?! Его дети – это МЫ, а не мерзкие люди на Земле. Я – его сын, я! Я так считал ранее, теперь же я не хочу даже мысленно считать себя равным его людишкам, а посему предпочитаю отказаться от Отца и всего, что с ним связано. Роль психопата-затворника мне более импонирует.

– Я не грабил, я одолжил силу Отца, коим его считал. Не детям ли отцы желают лучшего? Не в детях ли они видят свое будущее, свое продолжение? Я считал себя его лучшим продолжением, он должен был верить в меня, раз уж я его сын. Если ему позволено создавать жизнь, то почему его детям нельзя?

– Тут я вынужден тебя прервать. – Хаф швырнул мой кий в стену, отчего тот разлетелся на куски. Вот гаденыш! Потом не обижайся, когда я пошлю твоего миньона за новым! – Ты не создал ничего лучшего, ты создал себя! Дуфф, ты создал квинтэссенцию своего эго!

– О! Отца ради, я тебя умоляю!

Тут уже я готов был вырвать себе язык за эти слова, но, кажется, Хафа это только обрадовало бы.

– Я создал лучших, я вложил в них свою душу, чего не делал даже твой Отец, по силе с магами сравнимы лишь акриты – отдаю должное моему покойному брату.

– Варис не умер, прекрати!

– Варис – единственный мой брат, о ком я скорблю. Он исчез… Но только он так же, как и я, создал бессмертных, которые могут быть гордостью богов!

Мой брат немного недодал акритам, он не стал делиться с ними своей душой и сутью своей силы, в противном случае акриты могли бы даже превзойти магов. И это заставляет уважать моего брата, он наравне со мной создал одних из самых мощных бессмертных. Акриты – бесстрашные, выносливые и практически безупречны. Одного не пойму: почему брат не создал для них женщин? Это их сдерживает, зато доставляет проблемы всем остальным. В этом я готов признать юмор брата и уважаю его за это еще больше.

– Ты не считаешь меня братом, но это ничего не меняет. Мы – братья, и ты должен знать, что если мы не ощутили смерти Вариса, значит, он жив! Я чувствую тебя, ты чувствуешь меня – нравится тебе это или нет!

В этом он, конечно, прав. Исчезновение бога акритов стало загадкой, смерть Вариса мы бы ощутили, но он как бы исчез с радаров, вот и все. Просто исчез, я ему даже завидовал какое-то время. Во всяком случае, он был свободен, а созданная им реальность для акритов процветала, хотя и не без проблем. Женщин у акритов не было, рождались только мальчики, и то не без приключений. Акриты могли взять женщину, но после родов она непременно погибала. Жизнь – за жизнь! Рождался всегда мальчик-акрит. Из-за этого население акритов было немногочисленным, может, это и к лучшему.

– Его акриты – лучшее, что было создано богами, не считая моих магов, конечно!

– Его акриты – не что иное, как быки, направленные против тореадора! Мощные, бесстрашные, но безнадежно глупые!

– Их глупость лишь в том, что они почитают силу? Это ты хочешь сказать? Акриты невероятно сильны и, что больше всего вас беспокоит, самодостаточны! Они не пресмыкаются перед богами, они строят свою жизнь, как того пожелают, их боятся, поэтому их все избегают и презирают!

– Бла-бла-бла… Ты еще спартанцев вспомни и начни оды петь! Единственная разница между акритами и спартанцами в том, что акриты бессмертны!

Хафу не нравятся акриты, и я это знаю, но он как-то всегда их пытается принизить, словно ревнует.

– Единственное, что вас должно радовать, – что акриты не стремятся захватить мир! Иначе все так называемые боги уже давно создали бы расу, способную их уничтожить!

Я все время пытаюсь уйти от разговора о магах, но каждый раз сам возвращаю диалог к ним. Это плохо, учитывая, что мой квест на вечер – это отвлечь Хафа, и не братоубийственной схваткой.

– Ты про чародеев? Да, они были созданы богами совместно, чтобы уничтожить магов. И что? А чего ты ожидал? Не будь твои маги столь жестоки и безответственны, не пришлось бы их уничтожать!

Хаф швырнул в сторону бокал с виски, он настроен сегодня воинственно – то кий, то теперь виски. Мысленно я посмеялся над ним.

– Подумаешь, устроили войну в каком-то там племени! Подумаешь, не прятались от людей! Они прекрасны, чего тут скрывать? Хотя, возможно, стоило все-таки попридержать коней и не размахивать мясом перед хищником. Стоило все же внушить им, что смертным не стоит знать о существовании богов. А то эти людишки устроили столько войн из-за религий, что наш папенька просто каждый раз подпрыгивал на своем небесном троне от новой религиозной войны в его честь.

Посмотрев на Хафа, я понял, что мои последние слова заставили его действительно потерять терпение.

– Чародеи были созданы как спасение. Да, можешь успокоить свое эго – они не сильнее магов, даже совместными усилиями нам не удалось пересилить магов, для этого необходимо было с чародеями поделиться силой богов, на что мы отказались пойти. И теперь чародеи способны уничтожить твоих созданий, что они и сделали в конечном счете! Не будь ты столь поглощен себялюбием, не пришлось бы создавать чародеев! Жили бы твои маги сейчас, как и все остальные! Единственный, кого тебе стоит винить, – это себя самого! Ты и только ты повинен в их смерти! Я не хотел тебе этого говорить, но ты сам напросился!

Больше всего меня задело то, что в какой-то степени Хаф был прав, я чувствовал свою вину, но не в том, что создал монстров, как считали боги, нет! Я слишком самонадеянно полагал, что маги способны себя защитить, вовремя не вмешался, и жизнь магов была предрешена. Да, я был ограничен Отцом, не мог покинуть это измерение, но я всегда задавал себе вопрос: все ли я сделал, что мог? Может, поэтому я испытываю такую ярость? Может, я создал их недостаточно сильными? Но у меня не было даже мысли, что боги объединят усилия и создадут чародеев. Тех, кто легко переживает травмы, крайне умен и силен, чьи навыки в зельях и заклинаниях безграничны и, что не менее важно, кто может жить на Земле среди людей, как маги и вампиры.

Этого я не предвидел. Это мое упущение. Ни один бессмертный не может долго жить на Земле, кроме магов и вампиров. Вернее, ранее не мог. Поэтому боги создали чародеев, чтобы те без проблем жили там, где могут прятаться маги.

Но я не мог знать, что все мои так называемые братья объединят усилия и решат уничтожить целую расу. Так что да, это моя вина в том числе. Этого я не предусмотрел. Я полагал, что весь гнев будет направлен на меня, а не на магов. Ведь все братья вторили Отцу и говорили о равенстве, балансе миров и процветании. Я не мог и предположить, что в их понимании мира и благоденствия может найтись место убийству целой расы, в том числе детей и женщин. Люди пребывают в святом невежестве и думают, что боги справедливы, но я не могу простить себе, что и я ранее думал так же.

День суда… Фейсал информировал меня о времени и месте, но я не явился, хотя мог. Я проигнорировал его, я просто не верил в то, что Фейсал может решить судьбу магов одной холодной фразой «Они должны быть стерты с лица земли». Я знаю, что все братья присутствовали там, кроме Вереса, того, кого я до сих пор готов назвать своим братом. Он не пришел, как и я, посчитав решение Фейсала неправильным. На его призыв Верес лишь обронил фразу: «Избавьте меня от этого». За это я всегда буду у него в долгу. Хоть эти слова и не спасли моих магов, но я знаю, что только он – мой истинный брат.

Хаф? Хаф всегда был слаб перед волей Отца и остальных богов, всегда был ведомым правилами и некими принципами. Проявил свою любовь ко мне, когда попросил Отца позволить за мной приглядывать, что по сути означало взять на себя ответственность за меня. За то, что я украл силу Отца с целью усилить мощь магов, Отец был готов уничтожить меня – свое собственное создание. Тогда Хаф вступился за меня, поклялся, что не выпустит из этой проклятой обители, которую зовет домом. И лишь это позволяет ему до сих пор дышать! Не забывай об этом! Не знаю, ему или мне направлены последние слова, но мне всегда было интересно: что им двигало в тот момент?

А еще мне всегда было интересно, как же он проголосовал на том проклятом суде Фейсала. Он был за то, чтобы убить магов, или же против? Он никогда не говорил мне о своем решении.

– Ты мне ни разу так и не сказал, как голосовал – «за» или «против».

– Это неважно!

Хаф неоднократно слышал от меня этот вопрос, но всегда уходил от ответа. Этот раз не стал исключением. Зато он явно успокоился. Словно тот суд Фейсала висел тяжелым грузом и над ним. Я все эти века чувствовал, что Хаф остро переживает случившееся, просто не могу решить – это из-за меня или он правда жалеет моих магов.

– Ты хотя бы не проявлял радости по поводу их убийства.

Он и впрямь казался удрученным, но это не отменяет моей ненависти к брату – он был на суде и так или иначе повинен.

– Но даже не в этом суть. Ты и твои слуги не участвовали в исполнении приговора.

– Дуфф… – Брат явно был ошарашен моими словами. – Я никогда не желал смерти магам, ты должен знать об этом! Но это не значит, что я мог закрыть глаза на их преступления! Ты создал монстров, они явили людям силу богов, они наплевали на все наши порядки и правила, они убивали! Кто-то должен был это прекратить!

– Я просто рад, что это был не ты!

Хотя по большому счету мне совершенно все равно, кто именно в итоге привел приговор в исполнение: специально созданные для этого чародеи или иные бессмертные. Факт остается фактом. Все, кто был на суде, горько поплатятся за это. И Хаф, мой милый Хаф, ты – не исключение!

Предыдущая глава!

Следующая глава!

Начало!

Любое копирование или использование текста возможно только с письменного согласия автора!!!