Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава третья
КОТОШМЕЛЬ
Мы исходим из того, что человеческая история создается людьми. Что короли все предусмотрели, все решают, все у них спланировано. Что где-то есть профессионалы – политики, врачи, ученые, которым все известно лучше нас и которые о нас заботятся. Это иллюзия. Никакой спланированности человеческой истории не существует – она абсолютная тайна даже для непосредственных ее участников. Все важнейшие изменения истории происходят в человеческих душах, в некоей групповой сумме этих душ, накапливаясь в них как критическая масса, а все остальное, даже страшные войны – лишь поверхностная рябь этих изменений.
Йозеф Эметс, венгерский философ
Был ясный солнечный день. Каждая козявка, выползшая на упавший желтый лист, всякое дерево, даже прыгающий по столбам ограды воробей кричали «Аз есмь! Я существую! Это мое мгновение жизни!».
Но Ева листьями сейчас не любовалась – она неслась. Тридцать пять лет назад дедушка купил в ближнем Подмосковье дом так близко от железной дороги, что когда проезжал поезд, стекла в рамах начинали дребезжать. Тогда вокруг были сплошные хлипкие дачные домики, и дедушке казалось, что, выстроив двухэтажную зимнюю дачу, он возвел дворец.
Теперь все изменилось. На месте хлипких домиков как грибы выросли огромные коттеджи, а их узкий двухэтажный дом с пристроенной верандой и такой же пристроенной с противоположной стороны ванной казался скворечником.
Вокруг все было уже скуплено, каждый сантиметр земли. Соседи отгородились трехметровыми заборами с камерами, а у них так и остался забор из деревянных щитов с сохранившимися кое-где обрывками афиш. Эти обрывки были так пропитаны клеем, что их не брал никакой дождь. Дедушка, умерший два года назад, работал в цирке кем-то средним между администратором, прорабом, завхозом и специалистом по хищным кошачьим. Где это среднее, никто толком не знал, но оно было.
Ева очень спешила. На втором уроке контрольная, на которую лучше не опаздывать. Обычно в начале учебного года контрольных не дают, но их учительница считала иначе. У нее каждая четверть была разбита на десять контрольных, и если кто-то контрольную пропускал или плохо писал, то это была двойная трагедия: одна для учительницы, а другая для самого бедняги.
Подбегая к станции, Ева обнаружила, что там, где она всегда переходила пути, за ночь вырыли ров и поставили охранника. Железнодорожное начальство в очередной раз боролось с «перебегальщиками». Значит, переходить придется по верхнему мосту, а это еще добрых три минуты.
Когда Ева, запыхавшись, скатилась по длинной грохочущей лестнице, электричка уже закрыла двери, но пока стояла. Ева побежала вдоль электрички, умоляя небо, чтобы машинист увидел ее в зеркало. Размахивала руками, подпрыгивала. Бесполезно. Ее не видели – либо не желали видеть.
«Ну в день рождения же можно! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Один раз!»
Ева бросилась к дверям и попыталась раздвинуть их. Не смогла. Перебежала к следующему вагону – может, там дверь окажется не такой упрямой? И опять не повезло. Ева метнулась дальше.
«Открой мне! Заметь меня!»
Ощутив сильное, в тоску переходящее желание, чтобы ей повезло, она отчаянно рванула двери в разные стороны – и… это случилось.
Всё выглядело как нечеткое наложение двух кадров. И вот эта вторая дверь – не внешняя, которая оставалась закрытой, а другая, на втором кадре, вдруг открылась. Ева, не задумываясь, рванулась вперёд и, прорвав плечом невидимую оберточную бумагу, оказалась в уже тронувшемся поезде. Здесь она потеряла равновесие и стукнулась виском о стенку. Боль от удара заставила Еву забыть странное чувство, словно продираешься сквозь что-то, а оно тотчас смыкается. На всякий случай она еще раз оглянулась. Так и есть почудилось. Дверь как дверь.
Потирая висок, Ева перешла из тамбура в вагон и села. Найти свободное место оказалось несложно. Почему-то вагон был почти пуст. Кроме Евы в нем ехали всего трое, сидящие в другом ряду – чуть влево и наискосок. У окна расположился плотный мужчина с необычной внешностью прямоходящего салата и одновременно римлянина времен упадка.[ОФ1] Щеки – два помидора. Снизу к помидорам подклеена желтая груша – подбородок, утыканный колючками щетины. Щетина такая толстая, что кажется, перекусить ее можно только плоскогубцами. Любая бритва тут бессильна. Где-то между грушей и помидорами затесался алый маленький рот с очень пухлыми губами – вылитая клубника. Сизый крупный нос смахивает на перезревшую сливу. Лоб мясистый, с толстой складкой над переносицей. Голова совершенно лысая, и только на макушке произрастают две заблудившиеся проволочки. Кроме того на фруктовом лице присутствуют маленькие внимательные глазки-виноградинки, пристально разглядывающие сейчас Еву.
– Здрасьте! – тревожно сказала Ева и сделала пальцами застенчивое движение.
Мужчина с красными щеками на ее приветствие не отреагировал, лишь помидоры его невнятно дрогнули – что, вероятно, означало мимику. Между ним и его соседом стоял черный ларец. Ева посмотрела на ларец, потом на соседа и… О нет! Лучше б она посмотрела на что-то другое! Если, изготовляя мужчину-помидора, природа вдохновлялась овощами и фруктами, то здесь ее явно занимали строительные материалы. Тело было как гигантская плита, а голова красивая, неподвижная, с правильными чертами точь-в-точь как у статуи в музее. Еву это напугало. На секунду мелькнула мысль, что кто-то действительно отбил у греческой статуи голову, а потом оживил всю эту конструкцию.
У ног грозного человека-плиты помещался внушительного вида контейнер с окованными металлом углами. Человек-плита цепко придерживал его коленями. В руках у него был тубус, вроде тех, в которых художники носят ватман.
Ева перевела взгляд на третьего пассажира вагона – и немного успокоилась. Это был небольшой подвижный старичок[ОФ2] с длинными, седыми волосами. Легкие, невесомые, волосы его походили на пушинки одуванчика. Казалось, ветер вот-вот подхватит их, сорвет и унесет. Лицо у старичка было умиротворенное. На Еву он посматривал с ласковым любопытством.
«Чего они все на меня уставились? Что со мной не так? Видели через стекло, как я в вагон ломилась?» – с тревогой подумала Ева.
Человек-помидор что-то негромко приказал своему соседу. Тот, двигаясь как заведенная кукла, достал планшет и направил его камерой на Еву. Решив, что ее фотографируют, Ева мысленно возмутилась. И вдруг осознала, что это не планшет, а книга в твердом переплете, с прорезанным в обложке четырехугольным отверстием. Приоткрыв книгу, гигант сквозь прорезь посмотрел на Еву и что-то сообщил своим спутникам. Голос его звучал без интонаций, будто тяжелые капли дождя падали на жесть.
«Маме позвонить? Лучше в другой вагон перейти, где людей больше!» – трусливо подумала Ева, однако прежде, чем она успела встать, старичок с невесомыми волосами вспорхнул воробышком – и невесть как оказался рядом с ней.
– Как тебя зовут? – спросил он вполне приветливо.
– Я никто, и зовут меня никак! – огрызнулась Ева.
Старичок не обиделся. Шевельнул легкими бровями:
– Никто Никаковна, стало быть? Развлекаются же родители… А я Павел Андреич Звенидраг, из Магзо. Не расскажешь, как ты сюда попала, Никто Никаковна?
Ева сорвалась с места и попыталась проскочить мимо него. Павел Андреич мизинцем к ней не прикоснулся – но почему-то, сколько Ева ни бежала, она не сдвинулась ни на сантиметр.
– Хорошая скорость! – цокнув языком, одобрил Звенидраг. – Чтобы тебя остановить, я потратил не меньше магра. А на лося я как-то потратил пять… Но это ж лось! Одна пятая лося – это ж сколько будет… – он зашевелил губами, – ноль целых двенадцать сотых дракона. Недурственно, скажу я вам!
Сердце у Евы прыгало и колотилось:
– Отпустите меня!
– Отпущу. Но вначале давай кое-что выясним! Ты кто? Ну помимо того, что Никто Никаковна?
– Человек! – опять огрызнулась Ева.
Это была вторая попытка грубости, но Павел Андреевич услышал ее по-своему и радостно заулыбался:
– Значит, не сказочник и не под мороком? Я почему-то так сразу и подумал. А откуда у тебя, позволь поинтересоваться, рыжье?
– Нет у меня никакого рыжья!
– Нет, дорогая моя, магия у тебя имеется. Иначе бы ты в этот вагон никак не попала. Причем не зеленая магия, а именно желтая, запретная, что нас, собственно, и заинтересовало… – тут Павел Андреевич, точно извиняясь, оглянулся на своих спутников.
Те сидели далековато, но явно не пропускали ни слова из их разговора. На гиганте с мраморным лицом это никак не отражалось. Его волновал только контейнер у его ног и, пожалуй, тубус. Человек-помидор же был важен, как языческий божок, которому кровью мажут губы. Спиной улавливая его настроение, Звенидраг изредка оглядывался и успокаивал его волнообразными движениями рук, как заклинатель змей свою самую сердитую гадюку.
– Всё же я думаю, что у тебя не обычное рыжье… То есть, конечно, рыжье в основе своей, но очень-очень слабо разведенное. Откуда оно у тебя, вот вопрос?
Ева жалобно распахнула глаза и замотала головой, показывая, что понятия не имеет. У каждой девушки есть соответствующее выражение лица, натренированное школой. Обычно оно применяется, когда девушку спрашивают, сколько будет 7,293 в квадрате, или просят перечислить все малые реки России.
Евины гримасы – надо сказать, убедительные – не произвели на Звенидрага особого впечатления. Он высматривал в ее лице что-то свое, одному ему понятное. Несколько долгих секунд он внимательно вглядывался в ту точку над ее бровями, которую человек, когда злится, трет пальцем, а потом мягко произнес:
– Ведь ты не маг, не волшебница, верно?..
– Н-нет.
Звенидраг успокаивающе вздохнул:
– Охотно верю! И откуда у тебя рыжье, тоже не знаешь?
– Нет!
Павел Андреевич радостно закивал, очень довольный ее ответом, и оглянулся на языческого божка.
– Вот и я говорю: откуда тебе знать? – громко, словно подсказывая Еве, какой версии придерживаться, произнес он. – Может, ты ее от бабушки получила? Или там подобрала на улице какой-нибудь предмет, пропитанный желтой магией… Веретено там какое-нибудь… Всякое, знаешь ли, бывает… А тут электричка… Ты переживала, боялась опоздать, случайно толкнулась в нужную дверь – и всплеск магии привел тебя сюда!
Ева сопела, окончательно сбитая с толку. Звенидраг же, все уже себе объяснивший, смотрел на нее добрыми глазами.
– Знаешь, как мы с тобой поступим? – соображая, он пожевал губами. – Ты куда едешь? В школу?
– Да.
– Вот и замечательно! Примерно… э-э… через двенадцать минут ты приедешь в Магскву…
– В Магскву? – удивилась Ева.
– Да. У вас Москва, а у нас Магсква. Всё очень просто! Два города, но на самом деле один. Но не важно… ты выйдешь из вагона и обо всем забудешь. И как попала в вагон, и про наш разговор. В конце концов, человек не обязан помнить все электрички в своей жизни, особенно если ездит каждый день. Так или иначе происходит суммирование впечатлений… Наложим вчерашние воспоминания, продублируем – и все будет чудесно… Ты согласна?
– Отличная идея! – сказала Ева с энтузиазмом. Только бы отделаться от этого городского сумасшедшего, а там уж пусть говорит что хочет.
Павел Андреевич радостно закивал, одобряя ее сознательность, протянул руку, растопырил пальцы и собрался уже мягко коснуться лба Евы, но тут… из широкого рукава его куртки выползло непонятное существо. Толстое, желтое, окрашенное как шмель, с коротким полосатым хвостом, пушистыми лапами и мордочкой котенка… Шмель с мордочкой котенка[ОФ3] ?! Мама, я же просила тебя никогда не покупать грибы у незнакомых старушек! Хоть они и бедные, хоть и у станции стоят, но НЕ ПОКУПАЙ!
Самого Звенидрага появление шмеля удивило не меньше, чем Еву. Даже, пожалуй, больше. Не пытаясь схватить шмеля, он застыл. Свободной рукой схватился за карман и вытащил маленький контейнер. Контейнер был закрыт, и надежно, но ученого это не ввело в заблуждение. Он коснулся контейнером щеки и простонал:
– Так и есть! Горячий! Он расплавил пластик! Надо было использовать керамику!.. Помоги мне открыть крышку! Не делай резких движений! – умоляюще зашипел он углом рта.
– А вы рукой его возьмите! – посоветовала Ева.
– Разве его удержишь рукой, если он не захочет? Контейнер, быстро! Если накрыть, он сразу не вылезет… А потом контейнер охлаждать, охлаждать…
Загадочное существо издало недовольный мяукающий звук. Прогреваясь, заработало крыльями, неторопливо, как вертолет, оторвалось от рукава и, разом набрав скорость, врезалось в стекло вагона. В том месте, где оно ударилось в стекло, что-то золотисто полыхнуло. Существо развернулось и, отчаянно работая крыльями, врезалось в стекло напротив. Еще одна вспышка!
– Не может расплавить! Ну почему я не использовал хотя бы стекло?! – простонал Павел Андреевич.
Летающий кот попытался вцепиться в окно когтями. Неважная идея! Удержаться у него не получилось. Кот съехал по стеклу вниз, уселся на пустой скамье и принялся чесаться задней лапой. Когда он чесался, шерсть заливало сияние, но не такое яркое, как когда он бился о стекло.
– Тшш! – зашипел Звенидраг, за руку притягивая Еву к себе. – Умоляю: не напугай! Мы его потом не поймаем!..
– Кто это? – спросила Ева.
– В разных культурах разные названия. Пчелокот, осокот, осомяв… У нас он котошмель. Крайне редкий вид!
Не договорив, Звенидраг распахнул крышку и, отчаянно вскрикнув, бросился на котошмеля, пытаясь накрыть его контейнером. Котошмель заметался по вагону, ударяясь о стекла и озаряя электричку вспышками. Павел Андреевич рванулся за ним, но остановился и безнадежно отпустил руку с контейнером. Какое тут поймать! Тут и глазом не уследишь! Котошмель врезался в стекло еще с полсотни раз и, наполовину оглушенный, рухнул на скамью рядом с Евой. Ева присела рядом на корточки. Котошмель, следивший за ней глазами, выгнул спину, и зашипел.
– Боишься меня? Я тоже тебя боюсь! – призналась Ева. – Котов я видела много, шмелей тоже немало, а вот котов и шмелей вместе…
Котошмель[ОФ4] перестал шипеть и стал слушать ее голос. У него была смешная маленькая мордочка с торчащими усами. И уши с кисточками как у рыси.
– Чем ты питаешься? Мышами? Нет, мыши тебя сами съедят. Мухами? Бражниками? Мотыльками? – начала перебирать Ева.
Будто догадавшись, о чем она спрашивает, котошмель продемонстрировал ей клыки. Пасть для такого малютки у него была впечатляющая, а клыки – как два крохотных шила.
– Да, мотыльку не поздоровится. Таракану тоже… Ну и какие твои дальнейшие планы? – спросила Ева.
Дальнейших планов у котошмеля не имелось. Он явно не относился к числу тех, кто расписывает жизнь по минутам. Мало-помалу котошмель успокаивался, спину больше не выгибал и шерсть не топорщил. Ева осторожно протянула к нему руку, держа ее так, чтобы котошмель хорошо ее видел. Котошмель отодвинулся и предупреждающе зашипел, но взлететь не попытался.
– Сложный случай! – сказала Ева. – Значит, трогать тебя нельзя, но пообщаться ты не против. И что с тобой делать? Останешься в вагоне и будешь стукаться лбом о стекла?
Голос Евы подействовал на котошмеля успокаивающе. Он перестал шипеть и позволил ей поднести руку ближе. Звенидраг, замерев, наблюдал за ними издали. Рот у него медленно приоткрывался, а легкие волосы разом встали дыбом. Не рискуя сразу взять котошмеля, Ева протянула указательный палец и легонько коснулась его носа. Котошмель зашипел и, выпустив когти, сделал лапой угрожающее движение. Ева немного отодвинула палец, выждала, пока он опустит лапу, и опять мягко коснулась его носа. И сразу убрала палец. Котошмель опять зашипел и махнул лапой, но уже не так решительно. Когда же Ева коснулась его носа в третий раз, он даже не зашипел. Ева начала гладить его – вначале только ногтем, а потом и подушечкой пальца.
Звенидраг издал неясный звук. Теперь он смотрел на Еву с выражением, с каким смотрят на сапера-новичка, перерезающего провод часового механизма. Котошмель плюхнулся на спину и, раскинув прозрачные крылья, выгнулся как ласкающийся кот. Брюшко у него было такое же полосатое, как и спина, но полоски шире и переход между желтым и черным более плавный.
– Вот ты какой: не нужна мне ваша любовь на словах – мне нужны обнимашки! – сказала Ева.
Котошмель замурлыкал. Мурлыканье у него было с сильным уклоном в жужжание. Казалось, в груди у котошмеля гудит сердитая оса. По меху и крыльям прокатывались золотистые волны, и когда эти волны касались кожи Евы, то перетекали в нее.
Выждав немного, Ева посадила котошмеля себе на ладонь. Кто там говорил, что рукой брать нельзя? Еще как можно! Котошмель перевернулся на живот, и Ева смогла осторожно ощупать его крылья. Крылья были жесткими, прозрачными, с прожилками. Котошмель прижал уши и перестал мурлыкать.
«Ага… не нравится… Будем знать, что крылья лишний раз лучше не трогать!» – сказала себе Ева и опять стала гладить его по шерсти.
Мурлыканье возобновилось. Золотые волны покатились по меху. Достигнув Евиной руки, они некоторое время катились по ее коже, но потом бледнели и исчезали – впитывались.
Рядом возникло восхищенное лицо Звенидрага:
– Так вот откуда твое рыжье! Как ты это делаешь? Как убеждаешь его тебе поверить?
– Кого убеждаю? Котошмеля? Никак!
Поезд остановился на станции. Распахнул двери. И опять все яркие пакеты, чемоданы, рюкзаки, все строители, старушки, мамы с колясками и поджарые офисные костюмы на электрических самокатах – всё, что стояло на платформе, хлынуло в соседние вагоны – этого же словно и не заметив. Будто и не существовало его вовсе – хотя он так же, как другие, трясся по рельсам, и у него были вишневые спинки сидений, и сетки для вещей, и такой же плакат в углу с капиллярной сетью станций, и трясущийся кондиционер под сиденьем.
– Почему сюда никто не садится? – спросила Ева.
Звенидраг отмахнулся.:
– А! Обычный отвод глаз плюс небольшая преграда… Первого уровня магии довольно, чтобы ее пройти… Ерунда! А вот то, что ты делаешь с котошмелем – это уже не ерунда!
Котошмель, мурлыча, протискивался Еве между пальцами. По пальцам словно катились золотые волны. Изредка они сгущались, и там, где две волны сталкивались, возникала золотая капля.
– В книгах я встречал, что такое бывает – но это в книгах! Слышала фразу «Любовь творит чудеса»? А ведь это правда! Твой дар родился от любви. Животные почти перестали верить человеку. А тебе верят, потому что ты их любишь! – восхищенно сказал Звенидраг.
Ева вспомнила многочисленных собак, ходивших за ней как приклеенные. А их сомнительной стерильности языки? Никогда не знаешь наверняка, кого собачка, лижущая тебе нос, одаривала этой лаской до тебя. Не исключено, что найденную в парке дохлую ворону.
Звенидраг улыбнулся. Улыбка у него была мягкая и какая-то заблудившаяся.
– Как на тебя реагируют коты? – спросил он.
– Лезут на колени и начинают мурлыкать! – сказала Ева. – Я их стряхиваю, а они опять лезут. А почему вы спросили?
– Базовый тест. Кошки намурлыкивают рыжье. Немного, но намурлыкивают. Они чувствуют, что ты их любишь.
Ева вспомнила, как в детстве подкрадывалась к котам с пульверизатором и пшикала им в нос.
– Да не сказать, чтоб сильно. Мелкие липучие гадики!
– Ты их любишь! Слова значения не имеют. Каждое животное отдавало тебе свою любовь, а любовь вполне вещественна. Видела это сияние и капли? Это она и есть. Тебе не надо было их убивать или использовать сдуватель, извлекая магию… И довольно много ее у тебя! Долго, видно, копила! Интересно, насколько силен твой дар? Ты могла бы, например, заставить… нет – попросить котошмеля что-нибудь сделать? Например, облететь круг над твоей головой и опять сесть на руку?
Ева с сомнением покосилась на котошмеля и покачала головой.
– С котошмелем понятно… он высшее животное… А, скажем, насекомые? Могла бы ты попросить рой ос сложиться в воздухе в какую-нибудь надпись?
– Не уверена, – сказала Ева. – У ос своя логика. Если написать буквы вареньем на стене, может, они и сядут как надо, а чтобы в воздухе… Что-нибудь может перевесить мой приказ. Представьте, что на стройку падает самолет с золотыми слитками и долларами. Разумеется, рабочие сразу кидаются их собирать, а вы мне говорите: «Попроси мужиков нагрузить грузовик цементом. Поработают часика три, а мы их потом чайком напоим!»
Звенидраг расхохотался:
– Пожалуй, мы подружимся! Ты прирожденный зоомаг! – Внезапно он прислушался к чему-то и удивленно вскинул голову. – Кто-то идет! Разве мы кого-то ждем?
И это было всё, что он успел спросить.
***
Двери, ведущие в тамбур, разъехались, и в вагон ворвались трое.
Первым гибко шагал худощавый мужчина [ОФ5] с красной, будто солнцем опаленной кожей. У него были рыжие толстые, как проволока, волосы и огненные торчащие колючками ежа бакенбарды. Подбородок голый и розовый, как пятка младенца. За ним спешили толстяк с рулоном обоев в руках и девушка лет двадцати. У девушки было кукольное, очень красивое лицо[ОФ6] , волосы, похожие на водоросли, и большие голубые, тоже несколько с кукольным уклоном, глаза.
Увидев вошедших, Звенидраг побледнел, подался назад, но, опомнившись, выставил руки и бросился к ним навстречу.
– Нет, зачем так?! Не надо! – воскликнул он.
Обладатель рыжих бакенбардов, злобно нахмурившись, отбросил его толчком в грудь. Звенидраг свалился, но сразу вскочил и схватил рыжего рукой за ногу, мешая ему идти. Рыжий что-то нетерпеливо крикнул. Толстяк наклонился и несильно ударил Звенидрага рулоном обоев по голове. Обои исчезли, а в руках у толстяка оказалась мерцающая палица внушающих размеров.
– Пламмель, что ты наделал?! Ты же обещал! – в ужасе воскликнула девушка.
Ева, сидевшая на корточках с котошмелем в руке, бросилась животом на пол и, распластавшись, забилась под сиденья. Рыжий обнял девушку, успокаивая ее.
– Сам виноват! Не надо было лезть!.. В атаку! – кратко приказал он и хлопнул толстяка по плечу, посылая его вперед.
Толстяк набычился и рванул вперед. Границы его лица расплывались, а само лицо сползало оберточной бумагой из слежавшегося тумана. Толстяк бежал и размахивал палицей с таким рвением, что антивандальные спинки сидений разлетались как дешевые пластиковые стулья.
Однако на дистанцию применения палицы нужно было еще прорваться. Богатырь с античным лицом вскочил на ноги и вскинул к плечу чертежный тубус, превратившийся в трубу, оплетенную узором рун. Пространство рядом смазывалось и выцветало. В ствол трубы со свистом втягивался воздух, а вместе с воздухом – всё, что вокруг, включая краски окружающего мира. Послышался сухой хлопок. Толстяка, так и не успевшего добежать, швырнуло вперед, а потом сразу назад. Волшебная палица еще катилась по полу, когда сверху на нее мягко свалилось нечто.
Ева, прижавшаяся щекой к полу, увидела упавший предмет совсем близко. Секунду она смотрела, не понимая, что это, а потом, чтобы не завопить, зажала себе рот рукой. Этой сползшей по воздуху тряпкой был сам толстяк. В нем не осталось ни капли жидкости – лишь одежда, кожа и волосы.
Гигант торопливо возился со своим оружием. Труба хрипела и дышала как живая. Девушка с кукольным лицом испуганно попятилась. Тот же, кого она назвала Пламмелем, только хмыкнул:
– Не бойся, Белава! Видишь, не стреляет? Водоглоту перезарядочка требуется! Вы огорчили меня, дражайшие клиенты! Я собирался убить лишь тех, кто окажет сопротивление! Но список, как вижу, расширяется! – Рыжий опасно улыбнулся и вскинул руку.
Тускло сверкнуло кольцо в форме обвившей палец бронзовой змейки. От язычка змейки оторвалась маленькая желтая искра. Мелькнув в воздухе и обозначившись в ослепленных глазах выжженным следом, искра ударила гиганта в лоб. Гигант покачнулся и грузно завалился назад. Голова у него раскололась. Внутри она оказалась такой же мраморной, как и снаружи. Никакого мозга – только какая-то бумажка.
В два прыжка обладатель огненных бакенбардов приблизился к гиганту, ногой оттолкнул его водоглот в сторону и нацелил перстень в лоб мужчине с помидорными щеками. Тот схватился было за карман, пытаясь извлечь оружие, но локтем зацепил стоящий рядом ларец и неосторожно столкнул его на пол. Послышался негромкий, крякающий звук. Ларец распахнулся, воздух затянуло влажным туманом – и… ничего не произошло. Просто ларец на полу, и очень сердитый и одновременно перепуганный тип, так и не дотянувшийся до кармана.
– О! Какие люди в общественном транспорте! – с клоунскими интонациями воскликнул рыжий. – Сам Невер Нахаба, головняк по рыжью! Осторожно, Невер Невзорович, не вздумайте ничего доставать! Вашей тросточки, я вижу, с вами нет! Лучше отдайте мне что везете и можете проваливать!
Обладатель красных щек грубо ответил, что ничего не везет, но при этом невольно взглянул на контейнер с окованными углами.
– Спасибо за подсказку! Приятно было пообщаться! Благодарю за сотрудничество! – с клоунскими интонациями произнес рыжий и, легонько поклонившись, выпустил искру прямо в лоб Нахабе.
Римлянин времен упадка покачнулся и головой привалился к стеклу.
– Пламмель, ты обещал, что отпустишь его! – напомнила девушка.
– Разве я так сказал? Я сказал, что он может проваливать… проваливаться в сон… Ты видела туман? – Рыжий легонько толкнул носком ларец. Затем поднял его, внимательно рассмотрел и нахмурился. – Не понимаю, что это… Не встречал таких прежде… Вроде бы ларец, а стенки внутри глиняные, как у кувшина… Вещество с двойными свойствами. Занятно, – и он, подбросив ларец, резко ударил по нему кулаком с перстнем на пальце.
– Тумана больше нет! – сказала девушка.
– Да, Белава! И джинн, увы, не появился… А я так надеялся, что какой-нибудь джинн исполнит мое желание! Поцелуй меня!
– Нет уж… если джинн исполнит, пусть он и целует! – сказала девушка насмешливо.
– Не шути так, умоляю! Я как-то видел поцелуй джинна – язык пламени метров восемь. А я всего лишь перепутал его четвертое имя… Вместо ибн Сина… назвал его ибн Саня… – Пламмель щелкнул пальцами и взглянул на часы, возникшие перед ним в воздухе. Часы сердито стучали, и маятник раскачивался. – Пора смываться, Белава! Через станцию вокзал, а там их встречают…
Обладатель огненных бакенбардов подхватил контейнер, мельком взглянул на то, что осталось от его спутника, и, пробурчав «Не твой сегодня день!», хладнокровно переступил через тряпочку. Девушка с кукольным лицом засеменила за ним. Они почти дошли туда, где под сиденьями затаилась Ева, но внезапно послышался хлопок. Контейнер дернулся и открылся. Все вещи из него полетели в разные стороны.
– Пространственный якорь, ясень перец! Как же я не проверил! А всё ты со своими поцелуями! – с досадой выругался рыжий и вместе с девушкой торопливо бросился собирать вещи.
Ева, прижавшаяся животом к полу, снизу прекрасно видела всё, что они хватают. Она ожидала чего-то ценного или необычного, а тут всё было заурядно. Какая-то одежда, хомячье колесо, бутерброд с плесенью, несколько деревянных стрел, выбивалка для ковров, прищепки, вставная челюсть…
Пламмель и Белава кидали всё не в контейнер, который так и оставили валяться на полу, а в обычный с виду пакет. Правда, Ева заметила, что хотя в пакет вталкивают порой очень крупные вещи, он все прекрасно вмещает и даже не становится объемнее.
Электричка, замедляясь, подъезжала к станции. Внезапно рыжий выпрямился и сердито спросил:
– Белава, ты его нашла?
Девушка мотнула головой:
– Может, да. Может, нет.
– Как это?
– Я торопилась. Бросала все подряд.
Рыжий сдвинул брови:
– Ладно… после разберемся… он мог быть под мороком… Сматываемся! – резко сказал он.
Белава замолчала, и оба быстро прошли в тамбур. Вскочив, Ева увидела, как в окне промелькнули их удаляющиеся фигуры.
Оставаться дольше в этом ужасном месте Ева не могла. Она бросилась по проходу, чтобы немедленно выскочить из вагона или перебежать в следующий, но тут что-то схватило ее за лодыжку. Перчатка! Шерстяная! С редкими белыми полосками!
Ева отодрала перчатку от своей ноги и хотела отбросить, но перчатка успела перехватить ее за запястье, а потом непонятно как, перебирая пальцами, вдруг оказалась у нее на руке. Ева выскочила в тамбур и оттуда на платформу, снова кратко почувствовав, словно продирается сквозь смыкающуюся за ней вощеную бумагу.
На платформе было полно народу. Но опять все упорно набивались в соседние вагоны, где образовалась давка – этого же вагона не видели в упор. За воротом у Евы кто-то завозился, и на плечо выбрался котошмель. Отряхнулся. Расправил крылья. Почесался задней лапой. Вид у него был такой, будто он хочет сказать «мяу», но вместо этого котошмель зажужжал.
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
#дмитрий емец #ева и магические существа #ева дедята #фэнтези книги #подростковая литература #интересные книги #приключения