Начало можно прочитать здесь: часть 1 и часть 2.
Поезд плавно мчался вперёд. Ни характерного перестукивания колёс, ни шума, ни гудения моторов – ничего не было слышно. Вагоны слегка покачивались, словно баюкая пассажиров в своём железном нутре, обшитом деревом, кожей и бархатом.
Кирилл опьянён был музыкой, вином, кулинарными изысками, всей этой атмосферой, где он ощущал свою значимость – ну, как же, тут готовы ему услужить, предугадывая его желания и окружая вниманием. Первое время пребывания в поезде он напрягался, ожидая какого-то подвоха, а сейчас чувствовал некую расслабленность.
Неторопливость и вальяжность появилась в его движениях, в голове стоял лёгкий приятный туман. Он словно доверился накатываемой волне и качался, и нежился сейчас на её подставленных ладонях.
Какая-то мысль вертелась, мешала, но он не мог её ухватить – мозг отказывался работать. Что-то его там насторожило, что-то такое упомянул этот официант… Как его… Ах, да – Максим!
Говорил про какой-то билет, категории людей… Кирилл налил в стакан воды из высокого графина, что стоял тут же, на столе, и жадно пил. Пелена перед глазами вроде бы рассеялась, и теперь он пытался сосредоточиться.
– Не желаете десерт? – привстал со своего места парень, только что бывший ему сотрапезником и вспомнивший теперь о своих обязанностях официанта.
– Нет-нет, –воскликнул пассажир, отмахиваясь рукой и даже растопырил ладонь, отодвигая невидимые запечённые сыры и ягодный пирог, которые ранее предлагались ему в качестве десерта. Он вдобавок негромко икнул и прикрыл рот салфеткой. – Сиди-сиди, Макс, мы ещё не договорили, – и широким жестом обвёл пассажир уже несколько «разорённый» стол.
Парнишка плюхнулся обратно, с сомнением глядя на клиента.
– Как бы мне повидаться с той дамой, что сидела в соседнем ряду? – припомнил Кирилл Сергеевич. – Какой же у неё был номер стола? Место, выходит, нечётное. Наверное, купе № 7, но в каком вагоне?
– Боюсь, это невозможно… – промямлил официант. – У нас не принято… как бы это сказать… шастать по вагонам. Только обслуживающему персоналу. Каждый клиент может находиться только в своём купе, где есть всё необходимое. Либо в вагоне-ресторане.
– Есть же ещё остановки! – воскликнул неугомонный гость и даже зарделся от своей находчивости. – Правда, сколько едем, не помню, чтобы останавливались, – помрачнел он.
– Видите ли, – Максим наклонился к столу и проговорил чуть тише. – Остановок очень мало. Они бывают только в двух случаях – забрать клиента (или кого-то из персонала) и загрузить провизию или что-то ещё, необходимое в дороге.
– А как же… Прибытие? – удивился Кирилл. – На поезде обычно едут из пункта А в пункт В. Кто-то же из пассажиров выходит на станции?
Официант посмотрел на него как-то… странно. В лице его не дрогнул ни один мускул, глаза ничего не выражали, в них была… бесконечная пустота, когда он произнёс чётко одно слово:
– Нет, – и добавил раздельно. – Никто… не выходит.
Кирилл почувствовал неприятный холодок где-то в районе лопаток, волосы на затылке шевельнулись, да и ладони почему-то вспотели…
Вскоре выяснилось, что на крупных железнодорожных узлах поезд не останавливается, чтобы не привлекать лишнего внимания. И, вообще, через них он не проезжает, а идёт по специально проложенным веткам. Персонал проходит строгий отбор, работа очень денежная, но…
– Между нами, – парень почти перешёл на шёпот. – Моя семья даже не знает, где я работаю. То есть, они считают, что в обычном поезде дальнего следования.
Что-то отвлекло его, мешая вникнуть в слова собеседника, и Кирилл не мог понять, что именно, пока музыка, проделав замысловатый вираж в потоке прочих звуков, не достигла слуха. Сто лет он не слышал этой песни…
«Раскинулось море широко, // И волны бушуют вдали…», – чуть надреснутый голос пианиста, взявшего в руки микрофон был словно с заезженной старой пластинки, той самой, что так любил слушать дед. Не только слушать, а и сам, бывало, затягивал, откинувшись на гнутую спинку деревянного стула и уперев широкую ладонь о колено. Глядел прямо перед собой, будто что-то припоминая, а внуку казалось, что песне этой нет конца. Такая она была длинная, печальная…
Но почему она звучит здесь? Кто-то из осмелевших пассажиров заказал? Кирилл Сергеевич почувствовал, как что-то кольнуло внутри, засвербило, подхватило и поволокло сквозь дебри памяти. Туда, куда он не очень-то хотел возвращаться.
…Звонила мать. Был выходной, и он собирался отоспаться как следует, а тут этот ранний звонок. «Кирюш, поезжай к деду, что-то я беспокоюсь, он нехорошо себя чувствует. Нет-нет, мы с отцом не можем…». Родители любили «светскую» жизнь и собирались на мероприятие – презентация в редакции, где работал отец. Тащиться им в деревню, потом обратно – потерять столько времени… Маме нравилось хорошо выглядеть, а не являться «в мыле». Потому и позвонила сыну. Кирилл нажал «отбой» и повернулся на другой бок. Да съездит он, какой разговор, но почему обязательно в такую рань?
Так вышло, что электричка в тот день ходила реже, и он прибыл на место только после обеда. Быстрым шагом потопал привычным путём – через рощу. Издали, как всегда, показался дедов дом, только сегодня он был не такой, как прежде, а будто опустел и ссутулился.
Чем ближе Кирилл подходил, тем становилось тревожнее. А ноги так и хотели повернуть обратно… Ему никто не отпер, а соседи сообщили, что утром ещё Степаныча увезла скорая – инсульт.
Нет, внук сразу помчался в больницу, да только часы приёма посетителей закончились. Так что к деду он попал только на следующий день. Когда зашёл в палату, дед на него даже не взглянул. Отвернулся в сторону соседа. Тот что-то втолковывал, припечатывая каждое слово энергичным движением левой руки – правая не слушалась. Дед вроде бы внимал и даже шевелил губами.
Кирилл в коротковатом для его роста больничном халате с оторванной пуговицей присел на край койки. Спросил, как самочувствие, что говорят врачи, нужно ли чего. Дед, наконец, обратил на него взгляд, в котором была… какая-то нездешняя тоска. Мотнул отрицательно головой, мол, ничего не надо, всё путём, и отвернулся снова к соседу по палате…
В автобусе на пути домой из кабины водителя вдруг грянуло:
«Не слышно на палубе песен, / И Красное море шумит / А берег – суров он и тесен, / Как вспомнишь, так сердце болит /«Товарищ, я вахты не в силах стоять, – Сказал кочегар кочегару…».
На этих словах Кирилла охватило какое-то предчувствие… Тогда он ещё не знал, что в тот день видел деда в последний раз. Помнил только, что никак не мог поверить, что того больше нет…
Он едва продрался сквозь обрывки воспоминаний в реальность. Не дожидаясь официанта, плеснул из графинчика в стопку и залпом опрокинул внутрь, не закусывая.
Тем временем музыканты на сцене перешли к исполнению стилизаций. Настроение же пассажира из купе № 8, ещё недавно приподнятое, одухотворённое и вальяжно-расслабленное, менялось с каждой минутой. Он припомнил последние слова официанта, произнесённые до его очередного «полёта» в прошлое. Никто не сходит с поезда.
Никто?!
Радужные круги рассеивались, а мысли, превратившиеся в своего рода жидкий кисель, постепенно стали отвердевать и приобретать пусть и угловатую, но форму. Обрывки мелодий ещё блуждали в голове, периодически заполняя собой пространство, но вот уже умственные способности стали возвращаться.
Размышления подобно ходовой части электровоза побежали вперёд, цепляясь друг за друга, как колёсные пары, и приводя в движение мозговой «локомотив».
Получается, он по собственной воле сел в поезд, билет на который ему предложили даром. И на что он рассчитывал? Красотка-проводница, шикарное купе и великолепный ресторан – и всё это просто так? Поезд, который идёт невесть куда и невесть зачем без остановок…
Что это – затмение разума? Или… ничего страшного нет, и он просто зря паникует? Переговорить бы с кем-то из других пассажиров, узнать, как они сюда попали и что думают по поводу этого «праздника жизни».
Кирилл постарался придать своему лицу как можно более спокойное выражение и сделал вид, что выбирает, чем бы ещё закусить. Но краем глаза заметил, что официант уже что-то заподозрил по поводу перемены в облике расслабленного прежде гостя.
– Кирилл Сергеевич, прошу прощения, но долее не могу ужинать с Вами, время вышло, – извинился Максим, бросив взгляд на наручные часы. – Если желаете сделать ещё заказ…
– Нет-нет, ничего не нужно.
Он остался в одиночестве за столом. Есть не хотелось, а необыкновенная атмосфера теперь уже так не восхищала. Гомон в зале нарастал – пассажиры разговаривали чуть громче, окликали соседей, поднимая бокалы, а кое-кто даже пытался пуститься в пляс.
Обстановка теперь напоминала неумело поставленный фарс заштатного клуба самодеятельности. Гости казались некудышными актёрами, провалившими замысел постановщика в середине спектакля. Почему это произошло? Возможно, режиссёр пустил действо на самотёк или вынужден был отлучиться. Вот-вот он заглянет в зал, и голоса тут же стихнут, и каждый из «труппы» начнёт прятать глаза под грозным взглядом руководителя.
Будто бы кто прочёл его мысли: позади возникло какое-то движение, которое он ощутил спиной и затылком, разговоры стали тише, а музыканты, напротив, заиграли громче и неоправданно бодрее. По рядам столов пробежал шёпот. Кирилл невольно обернулся посмотреть, что там такое…
От входной двери по ковровой дорожке шёл невысокий, среднего телосложения, человек в белой рубашке, кителе и брюках со стрелками. Да, он был в форме, но особой, отличной от формы прочего персонала. Совершенно ничем не примечательная внешность компенсировалась выдающимися, видимо, способностями создавать вокруг своей персоны определённую ауру.
Чувствовалось, что все будут делать то, что он скажет, а по-другому и быть не может. Человек шёл вперёд до самой сцены, сделал едва заметное движение ладонью, и джаз-бэнд тут же стих.
Вошедший развернулся на каблуках вокруг своей оси, как-то даже подчёркнуто театрально, и замер на пару мгновений в той позе, в какой именитый артист ожидает аплодисментов публики. Их, впрочем, не последовало. Пассажиры с интересом смотрели на человечка, но и рта открыть никто не посмел.
– Добрый вечер, уважаемые гости! – начал тот и, откашлявшись в кулачок, продолжил. – Разрешите представиться – я начальник поезда… – Далее последовали фамилия, имя и отчество, которые были озвучены таким удивительным образом, что никто ничего не разобрал.
Пассажир за столиком № 8 обратил внимание на небольшие руки оратора. Нельзя сказать, что пальцы у него были совсем уж короткие, но вот ладошка маленькая, будто и не мужская.
– Надеюсь, дорогие друзья, вы останетесь довольны оказанным приёмом. Моя задача – сделать пребывание пассажиров в нашем поезде максимально комфортным, а поездку – незабываемой. Если вдруг у вас возникнут пожелания, предложения или просьбы, прошу не стесняться, а обращаться непосредственно ко мне. Экипаж нашего поезда – да-да, именно экипаж! – хохотнул он. – Выполнит всё, что в его силах! И даже больше.
Кирилл Сергеевич обвёл взглядом зал. Безмолвная публика, безмолвные официанты и музыканты. И невысокий человечек в белоснежной рубашке. Меж тем оратор завершал свой спич:
– Дамы и господа, отдыхайте! Приятного вечера и доброй ночи! Начальник поезда к вашим услугам в любое время, тем более, у нас оно течёт по-иному, – в этом месте он многозначительно кашлянул. – Раз ни у кого пока нет никаких просьб, разрешите вас покинуть. Моё купе в первом вагоне.
– У меня есть, – поднял руку Кирилл, а хозяин необыкновенного поезда, уж было собравшийся идти, замер на месте. Остальные гости тоже невольно повернули головы в сторону стола номер 8.
– И… что же Вы желаете? – постарался улыбнуться начальник поезда, но вышло у него несколько натянуто.
– Сойти.
Повисла пауза, которая неизвестно, сколько бы длилась, но пианист сделал неловкое движение и зацепил провод от микрофона. Тишину разрезал неприятный скрежещущий звук.