Родился я, мама говорила, бодренько и уже в полгода начал ходить. Не вот тебе шастать – пока только по стеночке перебирался, не спеша. И вдруг заболел. Старший – четырёхлетний – брат в то время «набегается, набегается по улице, потом прибежит домой, сам горячий – и ложится на пол у порогов» (слова мамы). То есть она мою болезнь связала с тем его состоянием, и ситуация тогда оказалась тяжёлой: лечение в больнице не помогало, состояние моё с каждым днём ухудшалось.
- Когда дверь палаты открывалась, и там обозначался белый халат медсестры, ты заходился в визге, а всё лицо становилось одним сплошным красным пятном! – такой, со слов мамы, страх перед болью от укола нападал на меня каждый раз. Плюс болезнь, видно, своими болями донимала…
Вылечили меня моя бабушка Фёкла и корова Лысёнка. Когда из больницы отец забрал нас домой под расписку как безнадёжного, бабушка просто напоила меня парным молоком…
А страх, видать, остался.
Потом укоренился: к нему добавился урок от дедушки. Был у меня к тому времени грех: любил держать большой палец левой руки во рту. Определялось «преступление» просто: этот палец, в отличие от остальных грязных и с цыпками, был как после бани. Отваживали по-разному: мазали горчицей, раз даже ремнём получил. Не получалось: под одеяло – и палец в рот… Проблему снял дедушка за пару минут. Он безо всякого назидательного тона в голосе, скучно даже сказал: «Будешь продолжать – тебя бог накажет…». Карапуз, то есть я, за словом в карман не полез:
- Не накажет! Я от него под Бараний лоб спрячусь!
«Бараний лоб» - гора такая в овраге неподалёку от дома родителей. Наверху площадка, где мы часто играли, а низ её был вроде впадины после лба на лице, и в этой нише можно было прятаться. Дедушка же снова скучным голосом, вроде и не мне:
- Не получится… - Он, где хочешь, найдёт…
Вот кричал если бы, или внушал сердито… а это тихое «где хочешь» до сих пор во мне сидит, а тогда вмиг «вылечило» от вредной привычки. Дедушке я верил безоглядно, и эта всевидящая сила породила в головёнке ужас. Стал бояться еще и всех тёмных углов, а их в старом деревенском доме было немало. Чего стоил «тёмный» - так звали - чулан с малюсеньким окошком. В нем было полно паутины и старых интересных вещей, но дальше метра я в нём не продвигался. И потому запомнил там только совсем высохшее куриное яйцо и дедушкину шахтёрскую лампу – он привёз её с шахты, где ветеран первой мировой во вторую мировую работал, не попав на фронт по состоянию здоровья …
Подрос когда, понял, что с этими страхами надо что-то делать. И вот после ночного сеанса кино в клубе в соседней деревне нарочно отстал от приятелей и направился… на кладбище. Найду, думаю, могилку дедушки и – назад. Время – почти полночь, кино двухсерийное было. Подошёл, зашёл в калитку. Тишина полная и темень, звёзды подсвечивают лишь контуры оградок. Сердце мечется. Постоял, вздохнул и направился по известной тропинке. Чем дальше вглубь вдоль могил шёл, тем больше зуд какой-то в теле нарастал, и вроде как через преграды невидимые иду – каждым шагом с трудом раздвигаю пространство… Минуту шёл, другую… вокруг всё жуткое до враждебности… и понял, что заблудился! Но искать-то надо – обещал ведь сам себе. Вновь рву эту черноту мелкими шагами, весь как пружина… И тут невдалеке загрохотал по ухабам старого асфальта припозднившийся грузовик. Звуки – как выстрелы, и нервы у меня сдали: как дунул назад мимо всех этих крестов, памятников… опомнился только за оградой! Не сдал экзамен…
… И вот друг позвал на рыбалку на Куру. Что это за промысел такой – отдельная история. А тогда на берегу безмятежно сплю на перевёрнутой надувной лодке у костра, он будит меня:
- Колянька! Двенадцать ночи - надо перемёты на другой стороне проверить: пожалуй, там сом уже ухает – не раз хвостом бил…
Встаю, и что-то мне не по себе стало. В темноте полной на той стороне реки глаза шакалов высвечиваются – это они по берегу бегают, а сам берег как в бесконечности где-то. Ветер уже не рябь, а волну поднимает по реке… жутковато. Лодочка одноместная, напорешься посреди реки на что или перевернет и - прощайте, родные…
- Сань, а давай утром?!
- Нет, сейчас надо. Сома снять, а то или сойдёт, или шакалы съедят, если к берегу прибьется… Смотри: не хочешь – я один сплаваю. – друг понимал мою трусость, но не подчёркивал это, и готов был принимать меня и такого…
Вот тут-то мне и стало стыдно. Человек взял меня на такое довольно сложное мероприятие, готовился сам и за меня. И сейчас готов уважать меня, какой я есть, в ущерб своему спокойствию, своей безопасности. Хотя ведь надеялся на мою помощь, когда брал с собой… Что-то разом переключилось тогда в голове «на другой режим»:
- Я иду тоже. Конечно. Только… ты греби рядом со мной, не отрывайся в темноту…
Каждый взмах лопаток-весёл тогда добавлял и добавлял азарта, а страх куда-то уходил, уходил…
Не насовсем, конечно, ушел. Но потом уже легче стало и понятнее, как управлять своими слабостями: вовремя будить совесть.
Дорогие мои читательницы и читатели! Ручаюсь за каждое слово своих воспоминаний. Сам комментировать люблю, и вас прошу написать комментарий. Он и лайк помогли бы совершенствованию контента. Подписчикам и желающим присоединиться к ним приятного времяпрепровождения!