Хочется о хорошем. Ну, хотя бы о женщине, которая много лет назад проходила мимо меня. Надя. Никто о тебе не напишет, ты ведь не светская львица. А я могу. Широкое лицо, всегда в конопушках. Хрипловатый голос. Неудавшаяся личная жизнь. И - нормальная, компанейская девчонка. Всю жизнь – секретарша в разных наших экспедициях.
После Антарктиды я ушел от них. Потому что там, на старом месте, обещал вернуться, наладить гравиметры, и отработать с ними в Обской губе. На кость кинули меня там. Мы уже загрузили наше добро в контейнер для отправки, когда позвонили из экспедиции: вытаскивайте все обратно. Работы сняты.
Несколько лет блуждал по разным местам, потом сам поехал в Полярку, к Мосолову. Услышал от него:
- Ты, конечно, хороший человек. Но я не могу принять тебя на работу только за то, что ты хороший человек.
Сейчас не нужен. А тогда, в 1999-м, сами искали меня. Немножко больно. Все слышали этот наш разговор, и промолчали. Только Надежда взяла меня за руку, и сказала: пойдем. У меня там есть.
У нее, правда, очень часто было. Одинокая жизнь, что вы хотите! Некрасивая она была.
- Надя, это мне не поможет.
И ушел. Потом, уже на платформе, долго сидел, и накачивался дурным пивом под названием “Портер”. Допил, сел в электричку, и уехал в город жить дальше.
Почему я вспомнил этот эпизод? Наверное, потому, что доброта и участие не забываются. Когда-то у нее кто-то был. Разругался с ней и ушел. Потом вернулся с бутылкой. Она сама рассказывала.
- Ты бы лучше мне цветы принес!
И выгнала. Крутая была женщина, и хорошая секретарша. Но во время полевого сезона начальство обходилось без нее. Уезжала она куда-нибудь в тундру, поварихой. И ее отпускали. Развеяться, и денег заработать.
Я познакомился с ней на мысе Верблюд, она кашеварила в лагере геологов. Постоянно в не снимаемых ватных штанах, почти аж до самого носа. Не климат. И в этих штанах она убегала когда-то от медведя. Зачем он полез в тундру осенью? Шторма ведь уже, и на берег много чего съестного может выкинуть. Мы его часто видели на пляже. Простой бурый мишка, не очень большой. Бродил под нашим лагерем, не обращая на нас никакого внимания. И однажды ему от нас перепало. Мы тогда ловили навагу, и брали только печень. Потом из нее приготовили себе блюдо на свою голову. Точнее, не на голову. Читайте здесь. А навагу поскидали на берегу в большую кучу. И он пришел на свой праздник живота. Валялся рядом, потом вставал и снова ел. К темну подмел все, и ушел, шатаясь.
А тогда он в тундре увидел Надю. И она его тоже. И она бежала от него так быстро, что он сослепу принял ее за оленя. За которым обязательно надо бежать. Но это было почти рядом с лагерем, а там мужики, и медведь не успел. Выстрелили в воздух, и погнали его. Кому он нужен?
Однажды мои ребята пошли зачем-то к геологам. А их там не оказалось, все уехали на маршрут. Была одна Надя. И, еще помня про медведя, слезно попросила:
- Мальчики, поночуйте кто-нибудь со мной! Мне страшно.
Рыцарей не нашлось, вернулись домой. Но вечером Мишка, который назывался там Мальчик-С-Пальчик, снова намылился туда. Сказал: ждите, будет интересно.
Ну, ждем. Ветра почти нет, но комары почему-то не достают. Даже не мазались. Лагерь геологов находился на противоположном от моря берегу закрытой лагуны, недалеко от нас. Там у них тоже был ручей с пресной водой. Ждем. Вдруг – вопль! И выстрелы, и ракеты, которые вылетали откуда-то по очень пологой траектории. Потом Мишка вернулся. Слегка не в себе, и только повторял: дура-баба! Оказывается, он подкрался к палатке, и заговорил голосом медведя. А Надежда закричала, и начала палить из ракетницы прямо через откинутый полог палатки. Могла бы и попасть.
И было еще приключение. Появился на свете граф или виконт, настоящий француз, который захотел совершить подвиг. Переплыть Берингов пролив на доске с парусом. Видел я его потом. Молодой, кудрявый, красивый. От Аляски до границы его пасли американцы, в наших водах – советский пограничный катер. Но наши воды ему почему-то не пришлись, навернулся он, и даже подмок. Выловили его, и доставили к нам, в лагерь геологов. Просыхать. Потом его забрал вертолет. Так Надежда, услышав про него, ушла навсегда в тундру, и не появлялась в лагере, пока его не забрали. Это еще надо разобраться, что страшнее было для нее? Если медведь ее съест, или если виконт ее увидит? Такая вот была ее женская доля.
После двухтысячного года мы с ней долго не виделись, но она мне сама позвонила: помоги! Старый телевизор, денег уже нет не то, что на новый, но даже на ремонт. Ну, собрал кое-какие инструменты и запчасти (рассказала же мне, что и как). И поехал. Жила она с мамой, вроде бы, в первом доме, на Невском, рядом с Московским вокзалом. В маленькой квартирке. Когда я снял заднюю стенку телевизора, то сразу все понял. И попросил пылесос. По-моему, там сохранилась еще пыль петровских времен. И это был единственный необходимый ремонт. Ну, еще радиолампы в гнездах покачал, чтобы снять возможный окисел, и все. Собрал все до кучи, еще между делом подвинтил какую-то болтающуюся розетку. Ее мама уже смотрела на меня влюбленными глазами: мужчина в доме. Чай с какими-то фунтиками пили уже под телевизор. Водки Надя мне не предлагала, видимо, стеснялась мамы. Ну и ладно. Ушел домой. И больше ее не видел.