оглавление канала
Я просто кивнула, запрыгнула в седло и поехала в деревню.
Конечно, я была вымотана до предела. И разговор с Володей не придал мне бодрости. Но, мне нужно было понять, что на самом деле произошло там, в подземелье, когда я вела всех к ящикам с золотом. Да, и медальон следовало отдать Марии Афанасьевне. Не знаю, почему, я вдруг подумала о Павле. Я не видела его с тех пор, как состоялся разговор в доме Афанасьевны. Потом сама себе ответила, что у человека своя жизнь, работа и, между прочим, сын, который требует заботы и времени. Но, до самых дверей дома старушки я не могла отделаться от мыслей о Павле.
Мария Афанасьевна встретила меня опять со слезами на глазах.
- Олюшка … Деточка, да как же ты? Тут вся деревня гудит, вроде, как ты золото Игнатовское нашла, у тебя милиция второй день на заимке толпой крутится. А ты ведь еще не оздоровела совсем. Разве ж они, ироды, не понимают этого. И Михалыч молчит, как проклятый! Проезжал вчера мимо, я баньку топила. Спрашиваю, как там Олюшка наша. А этот старый черт, только и толдычит «золото нашли», да «золото нашли». Чтоб оно это золото провалилось! Никогда и никто от него счастья то и не видел! А про тебя то, и ни словечка. И Паша куда-то запропал! Хоть собирайся, да сама беги!
Я стала успокаивать старушку, поглаживая ее по плечам.
- Все хорошо, Мария Афанасьевна. Вы так не волнуйтесь. Вот она я, живая и почти здоровая. – Я засмеялась тихонько. – А золото и, вправду, я нашла. Сегодня вон, все милиции сдала. Больше уж оно не станет будоражить всю округу.
Бабулька повздыхала еще немного, и тут же спохватилась.
- Да, что ж это, совсем я старая из ума выжила. На пороге тебя держу. Пойдем, пойдем в горницу то. Чай у меня заварен на травах. Ватрушек вот с утра напекла. Думаю, вдруг в гости кто заглянет.
Я разделась и прошла к столу. Старые ходики тикали на стене, тихонько, возле самой печки мурлыкал кот, со смешным именем Кося, в доме тепло, уютно, пахло вкусным печевом и слабым ароматом чабреца. У меня, почему-то, стали наворачиваться слезы на глаза. Приметливая Мария Афанасьевна, сразу почувствовала и увидела мое состояние. Села рядом со мной на лавке и стала поглаживать по руке. Я изо всех сил старалась сдержать рыдание, невесть откуда взявшееся и рвавшееся из груди. Захотелось взвыть в голос, тоненько и жалобно, по-бабьи причитая. Сдерживая из последних сил эти спазмы, я просто закрыла глаза, и молчаливые слезы горохом покатились по моим щекам. А бабулька, знай себе, приговаривала.
- Ты поплачь, поплачь, дитятко … Видано ли дело, сколько на тебя в последнее время то свалилось. По силам ли такое молодой девке то … Ох-ох-ох … А, мужики то, разве ж они поймут … Ты все в себе держишь, оттого и больно. А, коли, выплачешь маленько, оно, глядишь, и полегчает.
Я с трудом справилась с собой. Вот, уж, точно, не ко времени, в сенях послышался топот, потом стук в дверь. Через мгновение в горнице стоял Павел. Вид, почему-то, имел испуганный. Видимо, я, не достаточно хорошо, справилась со своими эмоциями, потому что, брови его сурово сдвинулись, и он грозно прошептал:
- Обидел кто?
Да, не хотела бы я, оказаться на месте того, кто «обидел». Теперь перепугались мы с бабулькой. Не в силах вымолвить слова, я отчаянно затрясла отрицательно головой. Мария Афанасьевна очнулась от грозного появления кузнеца раньше меня. И сразу же начала хлопотать вокруг нового гостя, при этом, хитро на меня поглядывая время от времени.
- Проходи, Пашенька, чего, как не родной то в дверях стоишь. Мы вот с Олюшкой потрапезничать решили. У меня ватрушки свежие. И наливочка рябиновая есть. Садись, голубь мой. В ногах правды нет.
Павел уселся напротив меня на лавке и вопросительно уставился своими васильковыми глазами. Я слегка заерзала под этим прямым взглядом, не зная куда девать глаза, все еще хранившие следы недавних слез.
Про себя подумала, что Павел совсем не ко времени явился. Мне бы поговорить надо было со старушкой. А потом, вдруг пришла шальная мысль. А почему бы и сейчас не поговорить? Пускай, Павел все знает! Может все и закончится, не начавшись, когда узнает, что я малость, того, с приветом. Хотя, последние события показали, что я уже не «малость», а совсем «того». И, как в омут с головой, я брякнула:
- Мария Афанасьевна, я кулон Аграфены нашла. Ну, помните, тот, волчья голова с изумрудами, вы мне в прошлый раз рассказывали?
Старушка медленно обернулась и тихонько села на табуретку возле печи, около которой находилась, когда я начала говорить. Скорбно поджав губы, она закачала головой.
- Стало быть, нашла-таки ты Аграфену. Или, лучше будет сказать, она тебя нашла.
Я непонимающе уставилась на нее. Не дожидаясь моего вопроса, она проговорила:
- Я ж тебе рассказывала, кулон тот не простой, от бабки-цыганки достался в наследство. И работы он такой старинной, что ему может лет пятьсот или поболее того будет. Если бы Аграфена не хотела тебе кулон передать, то и не нашла бы ты вовсе ничего. Этот кулон сам себе хозяина выбирает.
Я стала дрожащими руками снимать цепочку с кулоном с шеи. Цепочка зацепилась за волосы и никак не хотела отцепляться. Тогда я, просто, с силой рванула ее, вырвала клок волос, поморщившись от боли. Положила кулон на стол и легонько его пододвинула в сторону старушки.
- Кулон тоже принадлежит вам.
Она горько усмехнулась.
- Ты не поняла, детка. Не людям решать, кому он принадлежит. Кулон САМ решает, кому он служить будет. А он тебя выбрал … - Я хотела ей возразить, но она жестом руки сделала мне знак молчать. – И не спорь со мной. Я по глазам твоим вижу. ОН как-то проявил себя там, под землей. – Она слегка прищурилась. – Или скажешь, нет …?
Вся кровь отхлынула у меня от лица и стало трудно дышать. Я дрожащей рукой схватила ковшик с водой, стоявший на краю стола, и залпом выпила половину. Немного отдышавшись, я перевела взгляд на Марию Афанасьевну, помотала головой.
- Нет, не скажу. Если бы не ОН, я бы дорогу к этому триклятому золоту сроду не нашла, да, и обратно бы не вышла, и людей не вывела. – Я слегка помедлила. – Но, я не могу его взять. Это очень дорогая вещь, принадлежащая вашей семье. Это ваше наследство. Нет, я не могу … - Опять повторила я, уже чувствуя, как безнадежно и беспомощно прозвучали мои слова.
Бабулька тихонько засмеялась.
- Али ты меня не слышишь, дочка? Не нам решать, ЕМУ. – Она кивнула на волчью голову, лежащую на столе и слабо мерцающую изумрудными глазами. – А, ОН уже сделал свой выбор. Так что, одевай его на шею, и не сомневайся. Считай – это подарок тебе от Аграфены. – И тут же заговорила совсем другим тоном. – Когда похоронить то сможем несчастных?
Я будто во сне, увидела, как моя рука, вроде как, даже без моего на то желания, потянулась и взяла со стола медальон, и не торопясь, снова надела себе на шею и спрятала под рубахой.
- Начальник райотдела сказал, что завтра можем забрать и похоронить.
Бабулька озадачено покачала головой.
- Надо бы отпеть, сердешных. Пашенька, сынок, ты не съездишь в Хворобино, да не потолкуешь там с батюшкой? Души то невинные, надо бы все по-человечески сделать