Шутки и розыгрыши Никиты Владимировича Богословского - классика отечественного юмора. Они передавались из уст в уста, обрастали ещё большими вариациями, а также записывались на бумагу и являлись эпистолярными раритетами самиздата. В конце концов их накопилось так много, и они были столь блестящи и остроумны, что у народа стало утверждаться мнение, что все эти байки - народные, а Богословский - вообще образ собирательный.
Но Н.В. Богословский жил долго и в всё же смог внести ясность относительно того, что из этого огромного числа розыгрышей и шуток принадлежит ему, а что нет.
Например, он поведал, что розыгрыш Сергея Михалкова принадлежал не ему. Он не назвал автора этого розыгрыша, но уверял, что он был на самом деле. Михалков, как известно, был автором Государственного гимна СССР. И вот ему звонят по телефону: "С Вами говорят из Московской патриархии. Патриарх просит вас написать гимн Русской православной церкви". Михалков стал сильно отбрыкиваться и объяснять, что ему это неудобно, поскольку он автор советского гимна, а церковь у нас отделена от государства, ну и так далее. Но когда ему назвали сумму, которую он получит наличными, Михалков тут же ответил согласием. И вот за ним заехали, посадили в машину и привезли в какой-то двор. И ввели со служебного входа, который он, разумеется, не знал, в ресторан "Арагви". С размаху открыли дверь в кабинет, где его уже ждали двенадцать "судей". "Ну что, - спрашивают, - продался за деньги, Союз нерушимый?"
Также Никита Владимирович не признал своё авторство знаменитого розыгрыша Михаила Ульянова, которому по звонку из министерства судостроения предложили назвать его именем речной трамвайчик. Через неделю позвонили и сказали, что с трамвайчиком не получается, но они хотят дать его имя круизному лайнеру, совершающему загранрейсы. Ульянов согласился. А потом ещё через неделю позвонили и сказали, что с лайнером не получается, но им так неудобно, что они хотят дать его имя хотя бы речной барже. "Ну что ж, барже так барже, — вздохнул Ульянов. — А что на ней возить-то будут?" "А Вы не догадываетесь? Конечно, г---о", — последовал ответ. Правда, потом Никита Владимирович вспомнил, что в оригинале это был не Ульянов, а Михаил Царёв. И автором розыгрыша был актёр театра Сатиры Виталий Доронин. И ещё признался, что он ему страшно завидовал за эту придумку.
Вообще артисты и музыканты, много гастролирующие по нашей необъятной родине, в сталинское время забавлялись от души. Многие шутки были на грани фола. Но как-то всё Богословскому и его друзьям сходило с рук. Одна история с двумя партработниками, которых они с Марком Бернесом хитростью вывели на сцену, где шло чествование полярного лётчика Линдберга, в нижнем белье с одеялами и подушками в руках. Накануне они им мешали веселиться в номере и обещали пожаловаться в администрацию. Тогда Богословский придумал, как от них избавиться.
Не забыть безобидные розыгрыши композитора Сигизмунда Каца, который был "любимцем" великого мэтра шуток. Ну, хотя бы вот: приезжает Никита Владимирович в Новосибирск с Кацем, выходит на сцену в первом отделении и говорит: "Здравствуйте, я композитор Сигизмунд Кац", и играет всю его программу с песнями и точно воспроизведёнными текстами между песен. А во втором отделении выходит настоящий Кац и начинает в точности играть и говорить всё уже услышанное публикой. Зал умирает от смеха, а Сигизмунд Кац никак не поймёт, почему это происходит.
Писатель Борис Ласкин, с которым Богословский часто ездил в творческие командировки, многократно являлся объектом шуток. Как-то раз ждал он посылку из дома, а она всё не приходила. Богословский решил обрадовать друга. Звонят с почты, причём с самого дальнего отделения в городе, и просят забрать посылку. Борис Ласкин быстро туда мотанул, взял посылку, довольно тяжёленькую, принес её домой. Открыл - а там кирпич с надписью: "Носи на здоровье!".
Или была история с диковинной птицей. В "Вечерке" композитор прочитал объявление, что институт, который изучает миграцию птиц, просит, чтобы все граждане, которым попадется на глаза окольцованная птица, сообщали по такому-то адресу. И вот ранним утром спящего Ласкина будит телефонный звонок. И неизвестный ему голос спрашивает: когда можно прислать за птицей? Он подумал, что это какой-то розыгрыш, что-то буркнул. Позвонили второй раз. Ласкин в злобе повесил трубку и лёг опять. Через час его уже разбудил звонок в дверь — явился человек с клеткой: отдайте, говорит, наконец птицу! И показывает Ласкину его собственное письмо. "Дорогие товарищи! Прочитав ваше объявление, я, находясь на станции Лось Северной железной дороги, вдруг увидел окольцованную птицу неизвестного оперения. С трудом я ее поймал, и у птицы на лапке было кольцо с надписью "Sik transit Gloria mundi, Неаполь, 1950 год". Хочу вас просить поскорее забрать эту птицу, поскольку я хочу послужить родной науке, а, с другой стороны, птица отказывается принимать пищу и может вскоре подохнуть".
Один раз Богословский пытаясь разыграть Ласкина чуть не попал как кур в ощип. Они жили с ним в одном номере. И он позвонил ему по местному телефону снизу: "Это я, твоя дорогая девочка, я сейчас бегу в твои объятия. Быстрее раздевайся!". А администратор вдруг бледнеет и говорит: "Никита Владимирович, вы куда звоните?" "Как куда, в свой номер!" Тут он чуть не падает в обморок. Оказывается, их переселили, пока он где-то там гулял, а в их номере разместили вновь назначенного министра внутренних дел Серова, и пошутил мэтр именно с ним. Богословский был сильно перепуган — время было серьезное. А наши артисты, уходя по ночам на съемки, ещё долго стучали ему в дверь: "Богословский, с вещами!"
***
Но самая необычная история, произошла с нашим композитором в 1947 году. Сам великий мастер юмора и смеха так до самой смерти не мог понять, что это было. Розыгрыш или правдоподобная история?
К нему в номер гостиницы "Европейская" в Ленинграде подселили молодого военного с погонами старшего лейтенанта на одну ночь. Военный как военный, похожий на всех своих коллег по военному цеху, крайне вежливый и культурно глаголящий. И всё бы ничего было, если бы не его цвет лица. Оно было зелёное. Даже не оливковое, а просто какое-то огуречно-зелёное.
Ну, естественно, пошёл разговор по душам. Но вскоре Никита Владимирович понял, что он уже ничего не говорит, а лишь с замиранием сердца слушает своего ночного гостя. Слушает невероятную повесть его жизни. Там был примерно такой рассказ: "До войны я учился в Сибири, в военном училище, а потом стал там же преподавать. И вот уже перед самой войной меня вызывает командир и вручает пакет, согласно которому я должен отправиться в Москву, в Министерство обороны. Приезжаю, хожу из кабинета в кабинет, все выше и выше, и наконец попадаю к какому-то очень высокому начальнику. Он говорит: "Мы тщательно изучили вашу биографию. И, поскольку вы знаете хорошо английский язык и вас аттестовали как большого специалиста по танковой атаке и стратегии, вы поедете в качестве консультанта и советника от Советского Союза в Северную Африку в распоряжение маршала Монтгомери".
Кружным путем долетаю в Африку, являюсь в штаб. Там — представители от каждой союзной страны, и я — единственный в звании лейтенанта. У других чины повыше. Начинаю осваиваться. И вот перед наступлением на Эль-Аломейн идет совещание штаба и всех консультантов из разных стран. Обсуждают план наступления. Слушаю, и тут у меня созревает свой план, и я предлагаю его. С некоторым колебанием мой план сочли резонным. В результате Эль-Аломейн был взят в рекордно короткие сроки, и - могу похвастать - по моему плану. Дальше война в Северной Африке продолжается, и вот предполагается генеральное наступление на Тобрук. И я опять предлагаю свой план. Его принимают, и Тобрук берут буквально за полсуток. После наступления я уже собираюсь ложиться спать, как вдруг ко мне в палатку заходит дежурный офицер: "Сэр, к вам пришли". И... входит Черчилль! Вручает мне орден Бани — самый высокий английский орден - и, пятясь, как перед королевской особой, выходит.
Надо сказать, что обладателей ордена Бани среди иностранцев можно пересчитать по пальцам. Этот орден дает право на лордство и постоянное место в парламенте. Кроме того, англичане обязаны его обладателю построить дом — в любой части земного шара, с угодьями - в зависимости от желания награжденного. Кроме того, оказывается, если кому-то вручают орден Бани, то все союзные страны должны вручить этому человеку по своему высшему ордену.
Тут молодой собеседник прервал свой рассказ и спрашивает: "Вы, наверное, не верите мне?" Богословский стал что-то пробормотать невнятно - так как ему было трудно скрыть свое недоверие. И тогда офицер раскрыл свой фанерный чемодан и высыпал на одеяло целую кучу орденов. Там были какие-то звезды с лентами, с бриллиантами, золотые львы. Бог знает что! "Хотите взять какой-нибудь на память?" Мэтр юмора культурно отказался.
Тогда он убрал все эти ордена назад в чемодан и продолжил: "Наши меня наградили орденом Красной Звезды и сделали старшим лейтенантом. Служба моя в Африке продолжалась, но вдруг в один прекрасный день я потерял сознание. Очнулся - около меня фронтовой врач. "Сэр, — говорит,- мужайтесь. Вы заболели болезнью, которой страдают в этих краях только белые. Случаев было всего около двадцати, и, как она лечится, мы не знаем. Посмотрите на себя в зеркало". Я посмотрел и увидел, что мое лицо — ярко-зеленого цвета, как трава, и хлопнулся в обморок снова. Потом, когда я пришел в себя, врач сказал, что, по его данным, с этой болезнью можно прожить дольше в местах, где существуют определенные колебания атмосферного давления. В СССР это - Симеиз.
После этого у меня несколько раз еще случались припадки, но ничего не болело, я лишь чувствовал слабость. Я закончил свои дела в Африке и вернулся в Союз. Приехал к себе в Сибирь - а там и училища моего нет больше, и никого знакомых, родных. И вот завтра я лечу в этот самый Симеиз...
Потом композитор заснул, а утром, проснувшись, уже его не обнаружил. Так и осталось загадкой для Богословского всё услышанное. Есть ли здесь хоть какая-то часть правды? Кто это был? Действительно, герой? Или — гениальный выдумщик и мистификатор, который талантливо сцепил такое количество забавных фактов и так убедительно заплёл историю? Но откуда тогда у него все эти ордена? Ограбил какой-то музей? Вряд ли... Тогда бы его искали. И при всех подробностях жизнеописания, молодой человек умудрился не представиться.
Так до дней своих последних композитор и ломал голову, кто это был. Пытался наводить справки о зелёном офицере. Но всё было тщетно.
А может это была спланированная шутка его друзей, направленная на него. Но кто был автором идеи? Это осталось под покровом тайны.
