Они познакомились в сети. Дмитрий был импозантен, хотя и не очень нов. А Людмила была романтична и доверчива, как всякая необстрелянная разведенка. Он тоже был свободен. Ничто не мешало притяжению.
Разве что опечатки. Сначала Дмитрий мило подлавливал на них Людмилу. Потом, когда уже перешли к реалу, стал подсовывать умные книги и просвещать, просвещать, просве...
А Людмила делала вид, что читает и внемлет. Ибо не хотела обидеть Дмитрия. И была счастлива уж тем, что он не алкаш. Да на фоне ее запойного бывшего любой трезвенник, вроде Дмитрия, казался уже сокровищем.
Но была и у Дмитрия червоточинка... такая тоненькая замусоленная тетрадочка с невыносимо хроменькими юношескими любовными стишками собственного сочинения. И всякий раз при встрече с Людмилой Дмитрий так и норовил почитать что-то из этой тетрадочки. Спасибо, страниц в ней было немного. Но тем чаще он повторялся. И уж стала Людмила с ужасом ловить себя на том, что никак отделаться от убогих стишат не может даже во сне.
И вот что бедная в толк взять никак не могла — ну почему же Дмитрий, редкий меломан и любитель хорошей литературы, сам-то не чувствует, насколько плохи его писульки. Нет, даже не плохи, тошнотны! И от чего-то всякий раз, когда Дмитрий начинал сеанс пыточной декламации, на ум несчастной Людмиле приходил неповоротливый, бескрылый и такой доверчивый Дронт... или просто Додо.
Она так и звала про себя Дмитрия — мой Додо.
Но Людмиле, гуманитарию с высшим педагогическим, хватало такта. И выдержки. Дмитрий был технарем и педантом. И ему ещё какое-то время хватало терпения.
Пока однажды он, споткнувшись об очередное ее мизерное несоответствие, не взорвался безобразной истерикой, обвинив в том, что она безнадежная дура-дура-дура.
Но Людмила не подставила вторую щеку. Она просто послала Дмитрия на йух, а мысленно и еще дальше... Аж в XVI век на Маврикий, к пиратсвующей матросне, что аккурат в это самое время в сердцах добивала голыми руками увесистых и таких аппетитных на вид нелетающих олигофренов. Мясо несчастных олухов оказалось ну до того противным на вкус, что одно только воспоминание о нем вызывало приступ тошноты.
Помнится, они и звали их тошнотными гусями*.
Бедный-бедный Додо...
09.10.2021
(c) Алена Подобед
*Голландское слово «валгфогель» в буквальном переводе означает «тошнотворные птицы», но это ведет к одной из многочисленных ошибок, которые сопровождают историю додо.
#любовь и отношения
#ироничная литература
#опечатки
#абьюз