оглавление канала
Утром меня разбудила Айра. Она сидела копилкой у кровати и тихонько поскуливала. Я потянулась сладко под теплым одеялом. Солнце еще не встало. И мне вставать совсем не хотелось. Но, волчицу надо было выпустить. Я прошлепала по холодному полу, и открыла ей двери, сначала в сени, а потом, на улицу. Полоска на востоке розовела. Я поежилась от утреннего морозца. Схватила полотенце и кинулась бегом к колодцу для ежеутренней водной процедуры. Холодная вода привела мои чувства в порядок. Сон улетучился без остатка. Настроение было прекрасным, но, только, где-то на самом краюшке сознания, тревожно билась мысль о медальоне Аграфены. Было что-то такое в нем, что притягивало меня к нему, как магнитом. Объяснить сама себе этого я не могла, и это слегка тревожило.
Все остальное, вроде бы, утрясалось помаленьку. Сегодня отведу их к ящикам. Пускай у них потом голова болит, что с ними делать. И, если там золото (В, чем я лично ни минуты не сомневалась), слух по деревне пробежит со скоростью огня, сжигающего сухую скирду сена. А, стало быть, интерес к заимке пропадет, и золотая лихорадка на этом и закончится, не успев принять угрожающих размеров. А, это значило только одно. Все меня оставят в покое и дадут спокойно жить. А это не могло не радовать.
Быстро затопила печь и завела тесто на блины. Сейчас ведь опять все сюда прибегут. Надо будет угощать чем-то. Теста я давно не заводила. Как-то, не до пирогов мне было в последнее время. Так что, блинчики будут в самый раз. Пока печь разгоралась, пошла в спальню переодеваться. С печалью заглянула в комод. Чистая одежда убывала с катастрофической скоростью. Пора уже и стирку затевать. Да, вот беда, нет времени на быт. От слова, совсем. Стала заправлять кровать. На пол что-то упало, тяжело звякнув. Опустив глаза, увидела медальон Аграфены. Повинуясь минутному порыву, подняла и надела цепочку на шею. Почему-то, сразу почувствовала покой и умиротворение. Пришла уверенность, что все будет хорошо.
Не успела я помыть кастрюлю от теста, как услышала звук копыт. Ржание Матильды известило меня, что прибыл Михалыч на своем Зайчике. Только он обмакнул первый блин в масло, как послышался звук мотора. На поляну выехали сразу две машины. Одна – давешний милицейский УАЗик, а вторая, старый ГАЗик нашего участкового. И то сказать, давно пора. Тут такие дела творятся, и все мимо него. А он, как никак, здесь властью поставлен за порядком глядеть.
Солнце только взошло над горизонтом, радостно, не по- зимнему, перебрасываясь лучами, как жонглер в цирке кеглями. Блики разбрызгивались по белоснежному покрову леса, заставляя его сверкать и переливаться, как драгоценные камни в шкатулке богатого уральского купца. Я встретила гостей на пороге, опять войдя в роль гостеприимной хозяйки.
- Милости просим. Блинчиков горячих отведайте. А потом уж и за работу можно. На пустой желудок, какая работа. Так, не работа, смех один. Так что, прошу. – И я распахнула двери перед подошедшими.
Пиреев с улыбкой поздоровался и прошел в дом. Василий Павлович, участковый, пробурчал что-то насчет того, что он вроде бы уже и завтракал сегодня, но от моих блинов не откажется. Только Володя смотрел на все это, опять хмуря брови. Пробурчав что-то на тему6 «спасибо, сыты по уши». Уговаривать я его не стала. Просто пожала плечами.
- Ну, от горячего чая то ты не откажешься, я надеюсь?
Он просто молча кивнул.
За завтраком и разговорами прошло минут тридцать. Копылов резко встал из-за стола и коротко бросил:
- Хватит рассиживаться. Дело пора делать.
Все как-то сразу примолкли и заспешили на выход. Михалыч сегодня вызвался сопровождать меня. На мой удивленный взгляд, он, смущаясь ответил.
- Так, это … Викторовна, сегодня же покойников то не будет. А под землю, я чего, я могу и под землю. Что же это, я тебя одну с этими, - Он кивнул в сторону удаляющихся милиционеров. – оставлю. Они, вишь, волки чистые. А ты что? Ты баба … тьфу ты, в смысле, девка. За тебя и заступиться некому.
Я аж икнула от удивления. И только смогла произнести:
- Ну, ты, Михалыч и насобирал … Ладно, - Милостиво махнула я рукой, - Поехали.
Все уже ожидали нас у машин. Я оседлала Матильду, вывела ее за повод. Володя усмехнулся:
- Ты что думаешь, для тебя в машине места не найдется?
Я хмыкнула в ответ:
- А туда на машинах не проехать. Дороги нет. Или пешком, или на лошади. Конечно, можно попробовать на мотоцикле, но это тоже вряд ли. Там овраг большой, его не переехать.
Он ничего мне не сказал, потому что, то, что он бы хотел мне сказать, он не мог, в виду присутствия тут народа, в основном, подчиненных. Очень хотел сделать, но это тоже не получилось в виду той же причины. Люди кругом. Поэтому, он просто сверкнул на меня глазами. Кого бы другого, так, наверное бы, по плечи в землю загнал. А я ничего, привыкшая. Только ухмыльнулась, и то, про себя.
Когда я шла к дому, после, того, как вылезла из подземелья, мне казалось, что я прошла километров сорок, никак не меньше. А сейчас, я сама удивилась, как быстро мы оказались на берегу Хворобы, как раз под тем местом, откуда я выбралась из мрака. По прямой, навскидку не больше семи километров. Ах, какими же длинными они мне показались в прошлый раз!
Участковый «Чапай» и Михалыч остались на берегу. А Пиреев в этот раз полез с нами. Я опять шла впереди, освещая дорогу фонарем. Случилась одна странность, когда я оказалась опять под землей. Объяснить я ее сама себе никак не могла. Я очень боялась, что я слегка заплутаю в подземных коридорах. Выводила то меня Аграфена. И дорогу я совсем не запомнила. Я просто шла за призраком безо всяких мыслей в голове. И теперь, конечно, волновалась. А, ну как, не найду? Но, странное дело, только я на развилке выбирала не тот коридор, волчья голова на моей груди становилась не просто холодной, ледяной. Как будто, на цепочке у меня висел комок льда. Стоило мне поставить ногу в «правильный» коридор, как, медальон тут же наливался теплом и начинал легонько пульсировать. Я уже не удивлялась ничему. Просто, все принимала, как данность. Сейчас поразмышлять об этом просто не было ни времени, ни возможности. Отвлек меня от мыслей об этом, тихий голос Володи, который шел сразу за мной.
- Ты идешь так, как будто, тебе хорошо знакома эта дорога, и ты совсем не боишься заблудиться в этих переходах. Как это возможно?
Я не ответила, и, даже, не оглянулась. Просто пожала плечами. Что я могла ему ответить, если сама почти ничего не понимала? Я просто доверилась своей интуиции … и медальону Аграфены.
Когда мы оказались в маленькой пещере, где я видела эти проклятые ящики, медальон просто стал чуть теплой серебряной побрякушкой, обыкновенным украшением.
Народ, шедший за мной, столпился вокруг ящиков и возбужденно стал перешептываться между собой. Говорить здесь громко никому не хотелось. Пещерка была маленькая, места хватило всем с большим трудом. Володе и двум молодым парням, пришлось склонить голову, чтобы не задевать за потолок. Чувствовалось, что поход по этим подземным катакомбам никому удовольствия не доставил. И все, опять, смотрели на меня с каким-то страхом. Я посоветовала себе не обращать на их взгляды внимания. Кивнула в сторону ящиков.
- Ну, вот, как я обещала, ящики. А что в них, я не знаю.
Володя, после перехода по подземелью смотрел на меня со смесью жалости и восторга одновременно. Впрочем, меня его взгляды уже не очень волновали. Отгорело. Он шепотом сказал Пирееву:
- Ну, Иван Петрович, открывайте! Поглядим, что там за сюрприз.
Следователь как-то странно посмотрел на него, потом перевел взгляд на меня, и ответил Копылову, тихо, но вполне решительно:
- Владимир Дмитриевич, я думаю, что, Ольга Викторовна их нашла, ей и принадлежит право открыть эти ящики.
Все собравшиеся одобрительно загудели. Володя просто пожал плечами и махнул рукой, мол, делайте, что хотите! Один из молодых милиционеров протянул мне небольшую монтировку. Крышка на верхнем ящике поддалась довольно легко. Дерево, находясь длительный период времени под землей, слегка прогнило. Ящик открылся, все замерли и, кажется, даже дышать перестали. В ящике ровными рядами стояли холщовые мешочки, завязанные туго веревками. Концы веревок были продернуты в дырочки деревянных плашек и заварены сургучными печатями. На плашках были написаны какие-то буквы с цифрами. В тусклом свете фонарей, прочитать их было затруднительно. Я достала нож, подаренный мне Павлом, и разрезала одну веревку. Растянула края мешочка. В неясном свете тускло блеснули мелкие желтые крупицы. Пиреев восторженно выдохнул:
- Золото! Игнатовское золото!