Постоянное недовольство собой у меня, наверное, от бабушки. Она считала себя посредственной хозяйкой – то бокалы у неё в серванте не блестят, не горят и не переваливаются, то на балконе в углу паутина, то тесто у пирожков грубое…
Всё в этом мире познаётся в сравнении. Тесто у пирожков грубое, да? А едали вы когда-нибудь такое блюдо… недоваренные дожаренные яйца называется? Нет? Значит, вы хорошая хозяйка... или хозяин.
Это я сподобилась. Поставила варить яйца, и как обычно то ли кто-то припёрся не вовремя, то ли срочно бежать куда-то надо было. В общем, яйца выключила. Потом опять поставила. Стала чистить – они с одного бока сырые. И тут мама стала моим соавтором в приготовлении этого блюда. Она ужин разогревала и яйца мои недоваренные положила на сковородку с краешку поджариваться. Так что всё в сравнении познаётся.
Бабушка редко была удовлетворена чистотой в нашей квартире. Меня к порядку приучала. Если видела у меня на столе пыль, молча пальцем волну рисовала. Мне делалось жутко стыдно, я тряпку хватала и вытирала всё это безобразие.
Порыв рисовать волны от бабушки передался маме. Однажды мы пошли к маминой приятельнице, Марине. А у неё в серванте была такая пыль, а в чашках лежали таблетки, бусы, бигуди… Мама не выдержала и волну ей нарисовала.
Где-то месяца через два нам снова довелось побывать у Марины. И что вы думаете? Мамина волна ещё виднелась. Но уже не так чётко как раньше, потому что уже заросла новой пылью.
Зато Марина всегда была более чем довольна собой и считала себя образцовой хозяйкой и не только. В отличие от меня. Я иногда даже где-то завидую таким людям.
- Так ты же уже сегодня занималась?! – спрашивает мама, когда я вытаскиваю из шкафа спортивную куртку.
- Ну мам, ну чего я там занималась-то. Всего-то девять раз подтянулась, и хват у меня был расхлябанный какой-то, и ноги болтались, как сосиски.
Или:
- Ну ты же только сегодня отправила ему материал? И уже новый пишешь?!
- Да ну! Ну что это вообще за материал! Так, заметулька какая-то. Несерьёзно! Это не считается!
Я не понимаю, как можно всю жизнь читать одно стихотворение про речку Ромашку. Есть у нас тут в Ромашкино один «поэт», убелённый сединами дядька. Я пошла в первый класс, он меня напутствовал стихами о речке Ромашке, читал у нас на линейке. Я заканчивала школу и снова он меня на последнем звонке напутствовал стихами про речку Ромашку. Причём что тогда, что тогда он читал их по бумажке.
Ещё кто-то мне на ухо шепнул:
- А он такой простой дядька. Разговаривает всегда так просто. Ни тени звёздности.
Ну да! А то бы ещё у него были тени звёздности! Этого ещё не хватало!
Мои ученики прочитают два четверостишия и полчаса на себя не нарадуются: «Какой я умный! Какой я гениальный! Мама, я читал! Я прочитал целых полстраницы! Что ты мне купишь? Я же заслуживаю такого, такого, чего ещё и на свете нет!»
Ё-моё! Ты это должен был в три года знать наизусть!
Скажешь: «Напишем полстраницы», начнёт считать в тетради клеточки, чтобы не дай бог на одно слово больше не написать. Считает, со счёта сбивается. Поделить на два не может. Потом выясняется ещё, что пишем не на каждой клеточке, а через клеточку. Так это вообще непосильная задача.
Тот, кто боится, как бы ему ненароком лишний шаг не сделать и не устать, так и останется на дне.
У мамы на работе молодая начальница отдела, из кожи вон лезет. Пока двадцать минут в корпоративном автобусе от метро ехали, всё вещала:
- Галя, я работаю двадцать четыре на семь. Я трудоголик. У нас в семье все трудоголики.
Мама улыбается и отвечает:
- И я, Аня, работаю двадцать четыре на семь. Я тоже трудоголик. И в семье у нас тоже все трудоголики.
- А ещё у меня этот… гражданский муж. Я с ним с восемнадцати лет живу. И тоже у меня силы на него какие-никакие уходят. Но я его не люблю. И он об этом знает. Я ему говорю: «Жор, я тебя не люблю. Жор, я тебе, конечно, носки постираю, но я тебя не люблю».
- Зачем же ты ему так говоришь? А встретит он потом какую-нибудь девушку, которая его полюбит, которая ему будет говорить: «Жора, я тебя люблю больше жизни» и уйдёт он от тебя.
- Не уйдёт. Он меня любит. Он без меня вообще жить не может.
Какой-то животный страх остаться одной движет нашими девушками! Ну куда в восемнадцать лет переезжать к человеку, которого ты не любишь! Зачем! Чтобы просто считалось, что ты замужем? Куда ты опаздываешь?
Это как в огромном торговом центре забежать в первый магазин и не глядя купить первое попавшееся. У меня, дурочки, именно такое и было в Милане.
Поехала я, «королева шопинга». Стыдно мне было по приезду сказать, что я в Милане себе ничего не купила. Поэтому как меня угораздило, не знаю, схватила я какую-то кофту с цепочками и купила её. А там, с одной стороны, цепочка наполовину оторвана и нитки торчат. Как я её купила? Сама не помню. Загипнотизировал меня, что ли, этот продавец итальянец? «Ты бери. Я тебе скидку сделаю. Почти даром. Где ты такие цены видела? А пришить её – раз плюнуть».
- Пришить её – раз плюнуть, - подтвердила мама.
Раз, да не совсем раз. Так она у нас и лежит где-то в ящике, не пришитая. Одежды у нас и без этого хватает - деваться от неё некуда, и носить её некуда.
- Мы с Жорой работаем двадцать четыре на семь! – разоряется в корпоративном автобусе молодая начальница отдела. – Но в семь я уже никакая. В семь прихожу с работы, ем и спать.
- Я тоже ложусь на часок. Потом встаю, - говорит мама.
- Не-е-е-ет! Я не встаю. Ещё чего! Я уже в восемь всё, баиньки.
И тут мама ей ничего не сказала. Мы ложимся в три. При этом лично я вообще никогда не работаю. Я просто занимаюсь своим любимым делом.
Ещё у меня есть: "Отделяемся от вас!" Новые русские земляки поставили от меня забор