...и немножечко Леонида Гайдая.
Где-то через 90 лет после дуэли Печорина с Грушницким и печальной повести о княжне Мери Пятигорск приютил на время двух персонажей еще одного великого русского романа - куда более читаемого сегодня, чем "Герой нашего времени".
Прочитав свеженаклеенную афишу о гастролях в Пятигорске театра Колумба и выпив два пятикопеечных стакана нарзану, путешественники проникли в город на трамвае линии "Вокзал -- Цветник". За вход в "Цветник" с них взяли десять копеек.
В "Цветнике" было много музыки, много веселых людей и очень мало цветов. В белой раковине симфонический оркестр исполнял "Пляску комаров". В Лермонтовской галерее продавали нарзан. Нарзаном торговали в киосках и вразнос.
Никому не было дела до двух грязных искателей бриллиантов.
-- Эх, Киса, -- сказал Остап, -- мы чужие на этом празднике жизни.
(И. Ильф, Е. Петров. "Двенадцать стульев").
Ночевали охотники за стульями мадам Петуховой под открытым небом - у места дуэли Лермонтова.
Нелегкая кладоискательская судьба привела концессионеров в самый центр Пятигорска - в парк Цветник.
На момент похождений Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова Цветник перевалил за свое столетие. Он был разбит братьями Бернардацци в 1820-е годы на месте болота у подножия горы Горячей и долго был Николаевским цветником, пока с него не "сбросила цепи революция".
Цветник и по сей день - главное средоточие гуляющих, сувенирных киосков и пунктов записи на экскурсии (это можно сделать у советского здания минерального бювета за улицей Кирова). Если в 1927 году цветов в парке было "очень мало", то сегодня он сполна оправдывает название.
Живописное голубенькое зданьице в центре Цветника - это не санаторий для Жевунов или Мигунов каких-нибудь, а Лермонтовская галерея, водруженная здесь на излете прошлого века для распития нарзанов. Сегодня она работает как ДК - с выставками, концертами гастролеров и детскими конкурсами красоты.
Хоть Лермонтовскую галерею и не поминали Ильф и Петров, ее можно увидеть в экранизации "Стульев" 1971 года от Леонида Гайдая. На фоне характерных башенок галереи Ося (Арчил Гомиашвили) и Киса (Сергей Филиппов) жестко торговались с измученным нарзаном монтером Мечниковым за стулья.
План, как удовлетворить аппетиты Мечникова, киношный Остап разрабатывал повыше - на горе Горячей, возвышающейся над Цветником.
В 1901 году на Горячей был установлен бронзовый Орел - символ Кавминвод работы скульптора-немца Карла Людвига Шодкого. В романе Ильфа и Петрова он не появляется - Бендер разрабатывает хитрый план и снаряжает Кису побираться прямо там, у источника. Но Леонид Гайдай мимо такой шикарной декорации пройти просто не смог. Да и мы с творчеством Шодкого еще встретимся...
Сможете ли вы сказать по-французски следующую фразу: "Господа, я не ел шесть дней"?
-- Мосье, -- начал Ипполит Матвеевич, запинаясь, -- мосье, гм, гм... же не, что ли, же не манж па... шесть, как оно, ен, де, труа, катр, сенк, сис... сис... жур. Значит -- же не манж па сис жур!
-- Ну и произношение у вас, Киса! Впрочем, что от нищего требовать. Конечно, нищий в европейской России говорит по-французски хуже, чем Мильеран. Ну, Кисуля, а в каких пределах вы знаете немецкий язык?
-- Зачем мне это все? -- воскликнул Ипполит Матвеевич.
-- Затем, -- сказал Остап веско, -- что вы сейчас пойдете к "Цветнику", станете в тени и будете на французском, немецком и русском языках просить подаяние, упирая на то, что вы бывший член Государственной думы от кадетской фракции. Весь чистый сбор поступит монтеру Мечникову. Поняли?
Ипполит Матвеевич мигом преобразился. Грудь его выгнулась, как Дворцовый мост в Ленинграде, глаза метнули огонь, и из ноздрей, как показалось Остапу, повалил густой дым. Усы медленно стали приподниматься.
-- Ай-яй-яй, -- сказал великий комбинатор, ничуть не испугавшись. -- Посмотрите на него. Не человек, а какой-то конек-горбунок.
-- Никогда, -- принялся вдруг чревовещать Ипполит Матвеевич, -- никогда Воробьянинов не протягивал руку...
-- Так протянете ноги, старый дуралей! -- закричал Остап. -- Вы не протягивали руки?
-- Не протягивал.
-- Как вам понравится этот альфонсизм? Три месяца живет на мой счет! Три месяца я кормлю его, пою и воспитываю, и этот альфонс становится теперь в третью позицию и заявляет, что он... Ну! Довольно, товарищ! Одно из двух: или вы сейчас же отправитесь к "Цветнику" и приносите к вечеру десять рублей, или я вас автоматически исключаю из числа пайщиков-концессионеров. Считаю до пяти. Да или нет? Раз...
-- Да, -- пробормотал предводитель.
-- В таком случае повторите заклинание.
-- Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.
-- Еще раз. Жалостнее.
Ипполит Матвеевич повторил.
-- Ну, хорошо. У вас талант к нищенству заложен с детства. Идите. Свидание у источника в полночь. Это, имейте в виду, не для романтики, а просто вечером больше подают.
Куда доподлинно Бендер выгнал предводителя дворянства "на точку", из романа не совсем ясно - сказано только, что "точка" была "под акацией". Поэтому, когда в Цветнике устанавливали памятник Ипполиту Матвеевичу, то поместили его у самого входа в парк - под стены похожей на большое роскошное пирожное кофейни Гукасова.
Кофейня до сих пор функционирует, но это именно что кофейня, где можно разжиться разве что чаем-кофием и кондитерскими изделиями. За более плотным обедом - в "Печорин" напротив.
А Остап Ибрагимович направил стопы "в самое трудное место", расположенное достаточно далеко от Цветника.
Мимо санаториев и домов отдыха, обгоняемый автобусами и пароконными экипажами, Остап вышел к Провалу.
Небольшая, высеченная в скале галерея вела в конусообразный (конусом кверху) провал. Галерея кончалась балкончиком, стоя на котором можно было увидеть на дне провала небольшую лужицу малахитовой зловонной жидкости. Этот Провал считается достопримечательностью Пятигорска, и поэтому за день его посещает немалое число экскурсий и туристов-одиночек.
Остап сразу же выяснил, что Провал для человека, лишенного предрассудков, может явиться доходной статьей.
"Удивительное дело, -- размышлял Остап, -- как город не догадался до сих пор брать гривенники за вход в Провал. Это, кажется, единственное, куда пятигорцы пускают туристов без денег. Я уничтожу это позорное пятно на репутации города, я исправлю досадное упущение".
И Остап поступил так, как подсказывали ему разум, здоровый инстинкт и создавшаяся ситуация. Он остановился у входа в Провал и, трепля в руках квитанционную книжку, время от времени вскрикивал: -- Приобретайте билеты, граждане. Десять копеек! Дети и красноармейцы бесплатно! Студентам -- пять копеек! Не членам профсоюза -- тридцать копеек.
Провал находится в дальнем конце бульвара Гагарина - восточной части дороги, опоясывающей Машук. Пешком это слишком далеко (и высоко) от центра, так что Негодяй предлагает воспользоваться автобусом №1, следующим через всю центральную часть по маршруту Провал-вокзал и наоборот.
Бульвар застроен санаториями, многие из которых занимают бывшие дачи приличных людей России, которую потеряли Акунин, Михалков и Говорухин. Хотя мусорили в лесах на Машуке они как неприличные: в августе 1910 года местное "Пятигорское эхо" толсто намекало, что "не мешало бы санитарной комиссии заглянуть в лес за провальскими дачами". А в самом конце провальских дач вы видите такое вот сооружение:
Первым озеро Провал с его сернистой водой описал еще в 1793 году академик Петр Симон Паллас. Достопримечательностью оно стало с самого основания Пятигорска: в пушкинско-лермонтовские времена над Провалом даже устраивались балы. А сейчас здесь несет свою вахту великий комбинатор, которого все время хватают за нос.
Вскоре после выхода "Стульев" Провал на какое-то время действительно стал платным: видимо, кто-то в Пятигорском горисполкоме внимательно прочел роман и сделал оргвыводы. Сейчас билеты снова не нужны, но увы - Негодяй пришел в понедельник, когда Провал не работает.
В следующей части перед тем, как пробежаться по остальным Кавминводам, Негодяй хотел бы показать вам уже не критико-реалистический, а фэнтезийный уголок Пятигорска... Да, он есть!
До новых встреч с Негодяем!