Арти подошёл к своему подъезду как раз в тот момент, когда она увозила покалеченного преступника.
Через считанные минуты он узнал обо всём, что случилось. Девушка до сих пор находилась в шоке, но дословно рассказала о случившемся до того момента, когда её вырубили. О событиях, последовавших за этим, все, кроме Норда и самих налётчиков, могли только догадываться.
Наконец, докучливые опера, заботливые доктора и сердобольные сочувствующие оставили Афродиту, Арти и Норда втроём. Время приближалось к десяти вечера.
– Всё катится к чертям собачьим! – с негодованием проговорил мужчина, шагая взад-вперёд по гостиной.
Он бросил заботливый взгляд, полный сострадания на девушку, увидел её глаза, резко изменил направление движения, подошёл к ней и обнял за плечи.
– Ну, как ты?
– Страшно. Господи, если б ты только знал, как мне страшно. Я до сих пор вся дрожу. Когда я очнулась, то думала, что сойду с ума.
Арти посмотрел ей прямо в глаза, после чего сказал:
– Ты же сильная девочка. Сейчас я попробую помочь тебе согреться.
С некоторым недоумением и даже испугом она подняла на него пытливый взгляд.
Он поймал его.
– Да нет, что ты, я не об этом! – рассмеялся он и подошёл ко встроенному бару, который девушка ни разу не открывала за все два месяца.
Открыв шкафчик, хозяин Норда достал из него бутылку, в которой оказалась необыкновенного вкуса настойка, сделанная каким-то умельцем по особому рецепту.
После второй стопки Афродиту окончательно перестало трясти, и она согрелась.
На Норда же, несмотря на то, что он был героем сегодняшнего вечера, практически не обращали внимания. Всем было не до того. Да и ему надо было прийти в норму и разобраться в нахлынувших на него эмоциях. На время он стал кровожадным хищником, которому хотелось только разрывать тёплую плоть. Такого себя он боялся.
– А ведь подобное со мной не в первый раз, – призналась после третьей стопки Афродита.
В глазах у артиста застыл немой вопрос.
– Ты хочешь узнать, как это произошло?
Мужчина склонился над столом, взял бутылку, налил в две стопки чуть больше половины, поставил бутылку назад, залпом выпил содержимое своей стопки и перевёл взгляд на Афродиту.
– Ты знаешь, – сказал он с промелькнувшей в голосе хрипотцой, – раньше это вряд ли заинтересовало меня, но, во-первых, – я до сих пор ничего не знаю о тебе, а во-вторых, – тебе всё равно надо выговориться, иначе тебя это и дальше будет угнетать.
– Спасибо, что понял меня.
Арти лишь молча кивнул в ответ.
– Ну, тогда, слушай. – Афродита откинулась на спинку кресла, на котором сидела, и негромким голосом начала свой рассказ. – Началось это несколько лет назад, когда я только-только стала совершеннолетней. Я не сирота, у меня были… есть мать и отчим, но… я не нужна им. Я им всегда мешала, поэтому жила у бабушки.
Так вот, всё началось, когда я познакомилась с одним молодым человеком. Он стал за мной ухаживать, и вскоре нам показалось, что жить друг без друга мы не можем, поэтому, спустя некоторое время после нашего знакомства, я переехала к нему.
В двухкомнатной квартире нас жило шестеро: я с парнем, его родители, младший братишка и кошка по имени Муська. Всё шло хорошо до той поры, пока моего парня не забрали в армию.
Через несколько дней после проводов его отец намекнул, что неплохо бы мне устроиться на работу, но у меня, как назло, ничего не получалось. Родители парня стали смотреть на меня волками. Им было жаль тех денег, которые они на меня тратили, хотя я научилась готовить, и убиралась у них в квартире.
Моему парню досталось служить недалеко от дома, поэтому после «учебки» он стал часто приходить домой. Это было некоторым послаблением в моём существовании, но короткая передышка заканчивалась, как только он уходил обратно в часть.
В какой-то момент я поняла, что его отец смотрит на меня не как на невестку, а как на объект собственной страсти. С тех пор, как я это осознала, моя жизнь превратилась в сущий ад.
Я не буду утомлять тебя описаниями всех ударов, которые нанесла мне судьба за тот период, скажу лишь, что я пережила три сотрясения мозга, на моём теле не заживали ссадины, царапины и синяки, мои волосы пришли в то плачевное состояние, в котором ты их видел и так далее, и тому подобное. В общем, жизнь моя не была малиной, но я жила мыслью, что придёт мой любимый, мы с ним сбежим куда-нибудь и станем жить дружно и счастливо.
Развязка наступила в день, когда мой парень вернулся из армии. Было уже поздно, когда всё произошло. Младшенького отправили спать; мать уехала к своей сестре, и нас на кухне было трое, если не считать Муськи.
Отец и сын пили. По мне, так им уже давным-давно было хватит, но заботливый папаша подзадоривал сынка, мол, ты теперь совсем взрослый, можешь не только девок по подвалам валять, но и пить наравне со старшими, и всё в таком духе.
Мне это уже надоело, но я почему-то не могла оставить их наедине, будто предчувствовала, что может произойти нечто нехорошее.
Время перевалило за полночь, когда отец моего парня спросил у него:
– А что ты теперь собираешься делать?
Сынок был сильно пьян, поэтому не сразу понял, о чём его спрашивают.
– В смысле, «делать»?
– В самом прямом. Что ты теперь собираешься делать, когда перед тобой открыты все дороги? Я надеюсь, что ты не станешь надевать себе на шею хомут.
– К-к-какой хомут?
– Вот этот, – сверкнул глазами отец и указательным пальцем ткнул в меня.
– Что ты, папа, какой же это хомут? Это же моя девушка, ты что, забыл? Она же меня из армии ждала, она хранила мне верность, и что же? Ты хочешь, чтобы после этого я её бросил?
– Я ничего не забыл. – В тот момент мне показалось, что отец и не пил ничего, он был абсолютно трезвым, и на лице его светилась дьявольская усмешка. – Но вот насчёт верности, я что-то очень сомневаюсь, а если ты мне не веришь…
Он встал из-за стола, подошёл ко мне, положил свою руку на моё плечо и сжал его до боли. Я не выдержала и вскрикнула, обратив взор на своего парня. Туман у того в глазах начал рассеиваться, но в зрачках уже поселился страх.
Спустя мгновение страх объял и меня, потому что я вместе со стулом, на котором сидела, полетела на пол. Тогда я первый раз в своей жизни испытала не просто боязнь чего-то, а дикий липкий ужас, который охватывает разум без остатка, парализует волю и даже инстинкт самосохранения.
Там потом всё было точно так же, как здесь, только не нашлось того, кто смог бы мне помочь. Пока папаша насиловал меня, его сынок беспомощно косился на это зрелище, даже не пытаясь мне хоть как-то помочь.
Когда этот боров слез с меня, мною овладела полнейшая апатия. Мне было безразлично, что я лежу нагая, прикрытая лишь обрывками своего лучшего платья, на холодном полу и что-то неразборчиво бормочу. Я хотела одного – умереть и таким образом избавиться от воспоминаний, которыми меня наградил тот человек.
Вскоре отец ушёл к себе в комнату. Мой парень (уже бывший к тому моменту) подошёл ко мне и попытался поднять, однако у него ничего не вышло. Тогда он налил в стопку водки и влил её в меня. Ничего не изменилось, и спустя ещё минут пять он удалился в нашу (тоже уже бывшую, – я не смогла бы жить в этом доме) комнату.
Я вышла из прострации, когда часы показывали четыре часа утра. Я поднялась, тихонько переоделась, взяла всё необходимое и ушла оттуда прочь.
– Когда это было? – спросил Арти.
– Накануне того дня, когда ты меня приютил.
– И что ты делала целый день?
– Понимаешь, из квартиры, где со мной так жестоко обошлись, я направилась к своей матери, так как больше мне идти было некуда (бабушка уже умерла к тому времени, а в её квартиру вселились какие-то родственники с востока). На звонок я нажала в шестом часу, а потом ещё долго-долго ждала, пока мне откроют.
– Ой, посмотрите, кого к нам нелёгкая принесла, – с порога выпалила моя мать. – А что это ты шляешься, когда все порядочные люди ещё спят?
– Мама, я… – начала было я, но она меня тут же перебила.
– Что «мама»? Ну, что «мама»? Выгнали тебя, небось, оттудова, да? Да! А я ведь говорила тебе, дуре, что на одной дырке далеко не уедешь.
– Мамочка, да зачем же ты так?!
***