"2-го сентября на рассвете Наполеон, отправясь с ночлега (имеется ввиду Большие Вяземы-прим.авт.) далее к Москве, прибыл в 10 часов утра на дачу же, в правой стороне большой Смоленской дороги лежащую, не доезжая до Москвы 12 верст" - продолжает Корбелецкий. "Тут встречен был он Королем Неополитанским (Мюрат), с коим не входя в комнаты пошел в лево на особой подле церкви двор, и там расхаживая с ним сам-друг более часа, рассуждал, как заключить надлежало, о распоряжениях ко взятию Москвы" (Корбелецкий стр.22).
Этот факт в истории нашего города в дальнейшем прямо или в несколько иной форме описывали и А. Попов, и А. Михайловский-Данилевский, и М. Богданович. Последний автор отметил, что рассвет 2-го сентября застал арьергард Милорадовича в 10-ти верстах от Москвы, у фарфоровых заводов. Но в 10-ти верстах их нет, есть кирпичный завод. Встреча, которую описывает Корбелецкий, на самом деле состоялась в селе Спасское, около церкви Спаса Нерукотворного образа, существующей и сейчас, на 12-ой версте от Москвы (от Арбатских ворот), в 1,03 км вправо (следуя в Москву) от дороги, где существовал фарфоровый завод купца Дмитрия Насонова ("Фафор и фаянс Российской империи" А.В. Селиванов, 1903 года.).
12-я верста находилась у современного магазина "Азбука вкуса" по Можайскому шоссе, деревня Сетунь - между улицами Кутузова и Кубинка, село Спасское - в районе слияния улиц Вяземская и Витебская, фабрика Насонова - где-то между улицами Дорогобужской, Витебской и Витебским прудом.
Здесь остановлюсь еще на одной подробности, связанной с историей Москвы. Когда Наполеон с 1/2 сентября находился в Вяземах, Великая армия по воспоминаниям Фезенсака - в селе Перхушково. В это время Понятовский остановился в деревне Ликово, а Богарне - в Бузаево.
Деревня Бузаево на нынешнем Рублево-Успенском шоссе. А деревня Ликово находилась на теперешнем Боровском шоссе за метро Рассказовка. Не правда ли, странное стечение обстоятельств, связанное с Рассказовкой?
Вернемся к Корбелецкому на стр.22. "В тоже время Статс-Секретарь (Лелорн д'Идевиль-прим.авт.) оставил меня, как не умевшего ничего сказать о Москве, расспрашивал у помещичьего крестьянина близ Можайска, вместе с воином ополчения в плен взятого, и знавшего весьма хорошо дорогу к Москве и местоположение близ оной, - о воробьевых горах, о поклонной горе, и о прочем, - и по словам его замечал карандашем на Российской карте, у него имевшейся. После чего Мюрат не обедавши отправился вперед к Москве, куда безостановочно следовала вся Французская армия и многочисленная артиллерия; Наполеон же тут (в комнатах) отобедавши вскоре и сам с бывшим при нем Генералитетом (который обедал на дворе) и с особым конвоем состоявшим из эскадрона шассеров и эскадрона польских уланов, в сопровождении трех русских пленников пустился по следам Мюрата нарочито поспешно. Во весь первый день плену моего при переезде в Шелковку и главную квартиру, кроме двух сухариков при мне случившихся, французы ничего есть мне не дали, но вчера и сего дни звали обедать вместе с Генералитетом. На мою долю отпускалось стакан красного вина, половина французского хлеба, и порядочный кусок Говядины". Когда авангард французов остановился на 12-ой версте, арьергард Милорадовича продолжал отступать и в 12 часов занял Поклонную гору. Корбелецкий страница 24: "По прибытии Наполеона в 2 часа по полудни к поклонной горе, отстоящей от Москвы в трех (3,200 км-прим.авт.) верстах, авангард перед оною горою, по распоряжению Короля Неаполитанского был уже построен в боевой порядок. Наполеон с планом в руках, поданным ему тут же неизвестным чиновником, и некоторые из сопровождавших его Генералов сходят с лошадей и в ту же минуту начинается движение, показывающее приготовление к сражению. При самом начале сего движения незапно показывается из-за леса в правой стороне на воробьевых горах сильнная конница, которую увидев первоначально шассеры, составлявшие Императорский конвой, закричали в один голос: козаки! козаки!... и весь Генералитет с приметным беспокойством устремляет глаза свои в ту сторону". Наполеон берет у своего пажа подзорную трубу и вглядывается в приближающуюся конницу, в которой узнает своих драгун. Успокоившись, он продолжает отдавать распоряжения авангарду. " Но прождав тут с полчаса и, не видя со стороны Москвы ни какого вызова, приказывает сделать сигнал выстрелом из пушки, после чего спустя минут пять, садятся все на лошадей и скачут во весь опор к Москве. В тоже мгновение вместе с ними двинулся как авангард так и часть стоявшей позади онаго центральной армии с невероятным стремлением; конница и артиллерия равномерно скакала во весь опор, а пехота бежала бегом. Топот лошадей, скрип колес, треск оружий смешавшись вместе с шумом бегущих солдат составляли дикой и ужасной гул. Свет померк от поднявшейся густым столбом пыли! казалось, что вся земля в сие мгновение восколебалась и застонала от такого страшного движения; и не более как через 12 минут все очутились у Дорогомиловской заставы".
" Здесь гордый повелитель Французов, упоенный надеждою своего успеха, останавливается, и при охриплых восклицаниях от покрытых пылью и проголодавшихся солдат : Vive Napoleon! сошел с лошади, занимает позицию на левой стороне заставы у самого Камер-коллежского вала, и начинает расхаживать взад и вперед в спокойном расположении духа, точно так, как бы ожидал из Москвы депутации или выноса городских ключей; между тем пехота и артиллерия при игрании музыки открыла шествие свое в город. Но спустя 10 минут, подошел к Наполеону с левой стороны у городского вала какой-то молодой человек в синей шинеле и в круглой шляпе, и поговоря с ним с минуту пошел в Заставу. Думать надобно, что сей молодец уведомил Наполеона о том, что из Москвы как Российская армия, так и жители все выехали и оставили оную в пусте; что подтверждается следующим обстоятельством:
Едва кончил оной молодой человек свою с Французским Императором аудиенцию, подбегает к русским арестантам стоявшим от Наполеона поодаль саженях в шести (12,800 м - прим.авт.), Адъютант Вельсович, тот самой, который вчера с свойственною Поляку надменностью предсказывал сегодняйшия на счет Москвы, и всей России события, и спрашивает у меня голосом неудовольствия преисполненным: Г. Секретарь! что это значит,что в Москве ни Армии вашей, ни жителей неть? — на что я ответствовал ему: "не знаю" — Слух сей тотчас распространился между Французскими солдатами, и первые шассеры, ближе к Императору своему стоявшие, поглядывая один на другого исполненными недоумения глазами, спрашивали друг у друга весьма значительным тоном: что это такое? что за дьявольщина. — и с сей самой минуты гордый дух Французов начал во всем войске постепенно упадать а на против того оказалось в нем приметное уныние и огорчeние, которое в последствии возрастая мало по малу, обратилось в явный ропот, ослушание и своевольство. Таковая нечаянная весть, казалось, поразила и самого Наполеона, как громовым ударом. Он приведен был ею в чрезвычайное изумление, мгновенно произведшее в нем некоторый род исступления или забвения самаго себя. Ровные и покойные шаги его в туже минуту переменяются в скорые и беспорядочные. Он оглядывается в разные стороны, оправляется, останавливается, трясется, цепенеет, — щиплет себя за нос, снимает с руки перчатку и опять надевает; выдергивает из кармана платок, мнет его в руках, и как бы ошибкою кладет в другой карман, потом снова вынимает и снова кладет; далее сдернув опять с руки перчатку, надевает оную торопливо, и повторяет тоже несколько раз; короче сказать: он представлял тогда человека, беснующегося или мучимого жестокими конвульсиями, что продолжалось битой час; и во все то время окружавшие его Генералы стояли пред ним неподвижно, как бездушные истуканы, и ни один из них не смел и пошевелиться. В продолжении такового явления открылось в армии новое движеніе. Авангад безостановочно шел в город, а подходящие из-за горы центральные войска разделяясь в некотором расстоянии от заставы на две части, начали уклоняться в право и в лево, и, поворотя около Камер-коллежского вала, потянулись в обход города, в которой вступали уже другими заставами. Потом Наполеон, пришедши несколько в себя, садится на лошадь и въезжает сам в Москву, в которую последовала за ним и конница, стоявшая до того вне заставы; но проехав Дорогоми-ловскую ямскую слободу, и приближась к берегу Москвы реки, останавливается паки у оной в правой стороне улицы на береговом косогоре, сходит с лошади и опять расхаживает взад и вперед, но токмо уже спокойнее. Тогда авангард продолжал следовать далее за Москву реку; пехота и артиллерия тянулась по мосту, а конница шла чрез реку в брод, и все вообще разделяясь по ту сторону реки на несколько малых отрядов, занимали постепенно караулы по берегу, по главным улицам и по переулкам. При самом вступлении французского Императора в Дорогомиловскую слободу, в которой по всем проулкам расставлены уже были его караулы и пушки, показался в дали за Москворечьем в трех или четырех местах сперва дым, а потом пламя, означавшее пожар, который к полуночи того дня нарочито усилился. Сего числа Наполеон и его конвой ночевали в оной Дорогомиловской ямской слободе в обывательских домах, где жителей Московских, кроме четырех человек дворников никого не замечено".
Читая Корбелецкого, материалы которого как я уже говорил были заимствованы многими отечественными авторами, начинаешь задумываться, а так ли все было, как описывали события на Поклонной горе и русские и французские историки с присущим обеим нациям пафосом и героизмом. Все было просто и прозаично, как и положено на войне. Дальше у Корбелецкого начинается описание событий с 3-го сентября.
Наполеон в ночь со 2 на 3 сентября 1812 года.