– Лаз в месяц вы идёте в медпункт на сдацу клови, 400 мл с каздой головы и полуцаете талон, где плописано влемя отбола… В случае если вас талон плослоцен более тлёх дней, любой из выссей касты вплаве вас наказать по-своему усмотлению… ха-ха-ха, – заржал коротко стриженный худой парника, оголённый по пояс, с татуировкой черепа на груди, показывая пару гнилых, чёрных зуба, – а усмотление у них одно, литла два высосет у вас и успокоется… а там уз вызивите, не вызивете, это как повезёт…
– Что-то попахивает фашизмом? – не выдержал Профессор, он сидел на деревянной кровати, на перине из мешковины, набитой соломой и такой же подушкой, он даже чувствовал, как под мягким местом хрустела сухая трава, – Это у Вас такая Утопия что ли? Как тебя звать, парень?
– Глиса, но все меня Свистом зовут, – почесал голову Гриша, задумавшись, – не знаю сто за Утопия и фасизм, но в насем Клуз-Напоке, нам, людям, зивёться холосо! О нас заботятся, охланяют от злых мутантов, колмят, дают нам лаботу…
– Понял, Петро? Клуж-Напока, столица Трансильвании. Пермский край, а где Румыния? Н-да, походу дела тут попахивает бредом… – покачал головой Алексей Дмитриевич.
– Что за Трансильвания такая? Что-то знакомое, не могу вспомнить… – на соседней кровати лежал, потягиваясь Пётр и зевал от усталости.
– Эх… совсем народ глупеет, забывать начинает – Влад Третий Цепеш, Дракула, вампиры и иже с ними! Это княжество в своё время Меккой была для всех любителей Готики и мистики. Петя, ну стыдно не знать…
– А чё я? У меня ПТУ за плечами, и сварщиком на заводе работал, пока вся эта катавасия не началась. Мы институтов не заканчивали… Да и мозги сейчас не работают, спать охота… э-э-э, – опять показательно зевнул Пётр, – Гриша, пожрать бы… есть чё перекусить? А то наше добро ваши господа-товарищи забрали…
– Я вам цё, лаб что ли? Я в этом балаке главный так-то! – обиделся Свист, до этого с открытым ртом слушавший Профессора, – за еду надо лаботать, плиносить пойзу для обсины… Сийно хосется?
– А как ты думаешь, Гриш, всю ночь по вашим лесам тащились, под чутким контролем вашего высшего общества… Ну? Братишка? Подумай, может что-то можно придумать?
– Ну ладно, уговолили, вы тойко пока никуда не выходите, вам нейзя с этим, – он ткнул пальцем указывая на волосы двух друзей, – нам, людям, заплесено так ходить, завтра вас постлигут и поставят индиффф… интифффф… индифффикатол, а потом мозно!
Поборов тяжёлое слово, Григорий отвернулся и важно пошёл вдоль стоящих пустых кроватей и самодельных деревянных тумбочек. Их было с десяток в помещении, и по состоянию, эту мебель явно использовали по назначению. Ещё пахло тяжёлым потом и грязным бельём.
– Ох, Петя, сдаётся мне, что мы попали в нехорошую историю с этим Клуж-Напокой, надо же, назвать так город… Тот, кто это сделал, подкован и не глупец. Так-то метод кнута и пряника, в наше время, наверно самый действенный для нашего поредевшего Человечества. Ты же понимаешь, что тут процветает это вековечное разделение на слои и касты? Люди стриженные, и с каким-то индификатором ходят, словно скоты в колхозе, да ещё эта ежемесячная сдача крови, ну точно, дойные коровы…
– Может и правда, надо было в «Родимичах» остаться? «Где-то в Перми возрождают Цивилизацию», вот и нашли, нахер, на свою голову, – задумался Пётр, – пару дней передохнём, обсмотримся и рванём отсюда. Мутанты, вампиры, оборотни, свихнуться можно!
– Что-то мне подсказывает, свалить отсюда нам так просто не дадут, – покачал головой Алексей Дмитриевич, – а если и дадут, то ногами вперёд и без оркестра…
– Да-а-а, – вздохнул Пётр, – что-то вообще не соображаю, жрать и спать хочу и ничего больше.
– А вон и «виртухай» наш идёт, – улыбнулся Профессор и кивнул в сторону дверей, там появился Гриша с плетёной корзиной и кривоватой улыбкой на губах, – довольно быстро обернулся.
– Ох, Григорий, ах ты наш мил дружок, – оживился Пётр, присаживаясь на своей постели, – давай золотце, покажи, чем ты нас угостишь?
– Да так, в столовой взял, меня там увазают! Я зе главный! – парень протянул Профессору корзину, Пётр быстренько перепрыгнул на кровать к другу и пристроился рядом. – Малья Ивановна доблая, хоть и кличит гломко, иногда…
– Ого! Настоящая колбаса! – вскричал Петро, вытаскивая грубо набитую в кишку, кральку, и тут же разламывая её напополам, протянул половину Профессору, – чесноком пахнет и смотри, Алексей Дмитриевич, ХЛЕБ! Матушки мои, мы попали в рай!
– И настоящее молоко, удивительно! – Профессор вытащил пол литровый глиняный горшок и с наслаждением сделал пару больших глотков. Выдохнув, он протёр губы рукавом куртки, – парное, ещё тёплое… Ты понимаешь, что это значит?
– М-м-м! – махнул рукой Пётр, жадно жуя и глотая колбасу, – отстань, м-м-м, это… м-м-м, кайф.
– Это значит, бестолочь, у них есть сельскохозяйственная отрасль. Хлеб тоже свежий, они выращивают настоящую пшеницу и молют! Даже в «Родимичах» такого белого хлеба нет. – Алексей Дмитриевич вдохнул отломанную корочку от каравая и откусил. – Восемнадцать лет… восемнадцать лет, мы ничего подобного не ели, м-м-м, боже…
По морщинистым и обветренным щекам Профессора бежали слёзы счастья.
– Нам есё лаз в неделю настоясую лыбу, заленую дают, – Гриша стоял над ними глупо улыбаясь и почёсывая затылок, – я лыбу люблю, вы мне будете давать её, а я вам колбасу!
– Гришка! Ты настоящий друг, конечно, рыба твоя! Да за такую колбасу я палец свой отрежу для тебя!
– Нее, мне палец не нузен, лыбу!
Профессор с Петром захихикали, давясь едой.
продолжение здесь