Станислав Владимирович Роговский
В нашей эскадрилье он оказался не сразу. Когда полк Су-17-х уходил по замене, то они обратились к собратьям «грифам» с просьбой оставить его у нас. Лёша Биляченко, замполит нашей эскадрильи, проявив свойственную его должности отеческую заботу, принял Степана под свою личную опеку. Более того! Они с комэской даже потеснились на своей и без того маленькой жилплощади и выделили в комнатушке ещё одно спальное место для него.
Подполковник Кузьмин, командир нашей второй эскадрильи, в обиходе – Боря Кузьмин, когда отвлекался от озабоченности своей должностью, превращался в человека весёлого, простого и с широкой душой, которой было явно тесно в габаритах военного обмундирования. Он тоже принял Стёпку всем сердцем и щедро делился с ним своей реактивной пайкой и любой сладостью, которую удавалось достать в тех условиях. Правда, частенько и ругал по-отечески за то, что тот брал без разрешения его вещи и особенно оружие.
Начало Стёпкиной истории мы в точности не знали. А сам рассказать он пока ещё не мог. Война под своими гусеницами крошила всё подряд. Хватил лиха и этот парнишка. Рассказывали, что его еле живого подобрали в Джелалабаде наши мотострелки. Он был крайне истощён и обессилен. Шла очередная боевая операция, и ребята почти не слезали с брони. Переданный на спасение вертолётчикам, он был вывезен на аэродром.
У вертушек на войне жизнь кочевая. Сегодня ты здесь, а где будешь завтра – никто не знает. Когда о найдёныше узнали «сухие», то забрали его к себе. Тут-то и началась у парня совсем другая жизнь! Перейдя на питание по реактивной норме, он начал быстро возвращаться к жизни! Вскоре окрепли руки, оживились глаза. Когда ещё немного отъелся, то оказалось, что он очень жилистый и быстрый на ногах!
Едва привыкнув, лётчикам пришлось расставаться со своим воспитанником. Братский полк уходил по замене. Забрать Стёпку с собой не было никакой возможности. Выбить в то время разрешение на его переезд в Советский Союз было совершенно нереально. Вот тогда-то он и появился в нашей эскадрилье! Справедливости ради надо отметить, что и имя-то своё он получил уже у нас! Как раз таки Боря Кузьмин и Лёша Биляченко его и окрестили! А часто так и вовсе называли просто и ласково – сынуля!
Сказать, что Стёпка стал сыном полка, было бы, пожалуй, слишком сильно. Хотя, шутя, его порой так и называли. Но как ни крути, а наш Стёпка был просто… макакой!
Несмотря на юный подростковый возраст, Стёпка был ярчайшим представителем своего многочисленного сословия. При взгляде на его уморительную мордашку лицо любого человека расплывалось в доброй улыбке и обязательно хотелось чем-то угостить это очаровательное создание. Уже только одно это удивительным образом украшало и разнообразило наши будни, и поэтому Стёпка в Шинданде был фигурой заметной.
Смотреть же, как он ест, было ещё одним удовольствием. Скажите, положа руку на сердце, кто из нас не радовался ребёнку с отменным аппетитом? Сказать, что у Стёпки был хороший аппетит, – это не сказать ничего! Стоило кому-то зазеваться с яблоком в руке или достать конфету при этом проныре, как еда через мгновение оказывалась в цепких руках обезьянки. Маленький пират отскакивал в сторону или запрыгивал куда-то повыше и начинал лихорадочно поедать добычу! Фрукты Стёпка ел взахлёб, трясясь от жажды мелкой дрожью и тараща счастливые чёрные глазёнки. Ну а конфеты… Нет, он их не ел. Он их жрал с самозабвеньем изголодавшегося, решившего за эти невероятные наисчастливейшие минуты насытиться за всё прошлое, настоящее и неизвестное будущее! С выражением неистового нетерпения и фанатичного восторга в широко распахнутых детских глазах он рвал конфетные обёртки ногтями и зубами, разбрасывая клочки фантиков и, едва прикусив саму конфету, быстро проглатывал этот сладкий восторг, сердясь, что он так быстро закончился! Мы все относились к такому поведению с пониманием. Парню трудно было перестроиться. Тут явно сказывалось голодное детство и плохое воспитание!
Это было очень похоже на то, что проделывал наш Серёжа Бутеску в курсантские времена. Когда этот хитрый казахстанский молдаванин, выросший в Аркалыке, попадал под взбучку за какую-то провинность, то в своё оправдание лишь уморительно пожимал плечами и обречённо констатировал: – Я не виноват! Сказывается голодное детство и плохое воспитание.
Попробуйте после такого заявления сохранить серьёзную мину и не расплыться в улыбке! У меня не получалось! И Бутес, выйдя сухим из воды, удалялся, по-петушиному победоносно переставляя ноги!
Для Стёпки был изготовлен аккуратный ошейник, и степень его свободы в трёхмерной системе координат ограничивала длинная тонкая стропа от парашюта. Когда мы уходили на задание, то Степан оставался в комнате на коротком поводке. Однажды ему удалось отвязаться, и когда Боря с замполитом вернулись в модуль, то полный и безжалостный обыск в их комнате был уже завершён! Даже усиленная бригада НКВД не могла бы провести его тщательнее. А счастливый Стёпка, обрадовавшись приходу старших товарищей, радостно прыгал на подушке!
Пришлось в срочном порядке изготовить вольер и надёжно закрывать в него неугомонного квартиранта. Санитарные условия проживания в комнате стали хуже, но комэска с замполитом пошли и на это.
В те дни, когда не было вылетов, Стёпка ездил на аэродром вместе с нами. Для него всегда было место в нашем маленьком автобусе. Он входил в дверь с плеча кого-нибудь из лётчиков прямо на верхний ярус. Поручни, перекладины, стойки, спинки сидений, чьи-то плечи, головы, колени – всё годилось ему для манёвра, а пилоты млели от восторга, глядя на его передвижения! Его четыре конечности и хвост двигались каждые сами по себе. Было такое впечатление, что у них есть своя совершеннейшая система управления, и взгляд лётчика едва успевал уследить за действиями только одной из них! Но Стёпка работал ими одновременно, и уследить за всеми его движениями не было никакой возможности. Он просто порхал над нашими головами, едва касаясь чего-то, казалось бы, совершенно беспорядочно.
На самом же деле, какой-то суперсовершенный центр управления, поместившийся в этой маленькой низколобой голове, почти половину которой занимали ещё и глаза, поразительно точно и с немыслимо высокой скоростью обрабатывал сигналы от систем управления всех конечностей и выдавал им же абсолютно верные команды. Координация движений этой маленькой обезьянки в замкнутом пространстве была невероятна!
Сотая доля такой координации, вложенная в очумелую голову курсанта лётного училища, однозначно была бы запредельной мечтой для любого лётчика-инструктора. Как-то, вернувшись в один из таких дней довольно рано, мы вышли из автобуса возле нашего модуля и собрались в курилке в тени навеса. Заходить в комнаты уже было лень, так как скоро нужно было идти на обед в лётную столовую. Сидим, чешем языки почём зря и наблюдаем за манёврами Стёпки над головой. У кого-то в кармане нашлась ещё пара конфет. Стёпка живо с ними расправился и теперь с немым укором поглядывал на пилотов с перекладины навеса. Он честно полдня отпахал с лётчиками в классе подготовки, а достойного авиатора питания так и не получил! Казалось, что если бы не стропа и ошейник, то он умотал бы куда-то по соседним модулям в поисках опекунов посостоятельнее. Ну как ему объяснить, что яблоки ему будут, когда мы сами дождёмся обеда?
Боря Кузьмин наконец не выдержал. Переглянувшись с замполитом, он спокойно спросил: – Может, у кого-то хоть луковица есть?
Это удивило всех: – А разве этот сластёна захочет лук?
– Да. Он его очень любит.
И опять подозрительно переглянулся со Стёпкиным духовным наставником.
Кто-то из ребят побежал в модуль, рассчитывая выпросить у хозяйственных техников головку цыбули, а остальные в недоумении ожидали, отодвинувшись подальше в тень от палящего полуденного солнца.
Как наш Стёпка встретил вернувшегося с добычей посланца – это надо было видеть! Я и представить себе не мог, что на самую обыкновенную головку репчатого лука можно смотреть с таким вожделением! Мелькнув летучей мышью перед глазами озадаченных военных, сорванец в следующее мгновение уже приземлился на плече гонца, одновременно впившись ноготками рук в добычу! Пружины ног разжались и он спорхнул на спинку скамейки к одной из деревянных стоек, поддерживающих навес. На всё это у него ушло лишь полтора мгновения, и вот уже затрещала луковая шелуха, которую Стёпка начал лихорадочно срывать! Но очистить луковицу до конца терпения у него не хватило! Жадные челюсти распахнулись шире и с хрустом впились в бок так восхитившего его иноземного фрукта!
Когда обезьянья мордашка отпрянула от луковицы, вырвав добрый кусок, то все мы были поражены никогда не виданным нами при этой жизни выражением изумлённого восхищения! Подняв кверху лицо, Стёпка несколько мгновений качал головою, смешно шевеля оттопыренными губами, и в неописуемом наслаждении переживая впечатление от первого глотка божественного нектара, разлившегося у него во рту! Смахнув рукой набежавшую слезу восторга, он снова с жадностью впился в сочную хрустящую луковицу! Но никак не мог сдержать своего восторга, и слёзы полились ещё сильнее!
Люди добрые! Я призываю вас быть снисходительными к реакции господ офицеров, которые, будучи уже долгое время лишены благотворного влияния женского общества и необходимости ежеминутно быть примером для подражания своим детям, выразили свои чувства столь непосредственно и неудержимо. Славные воздушные асы знаменитого истребительного авиационного полка, сообразив вдруг, в чём тут дело, начали разом неудержимо ржать, как ржали некогда гусары, всю жизнь обучавшиеся хорошим манерам не разлучаясь со своими лошадьми!
Стёпка с раздражением смахнул слёзы с глаз и продолжил уплетать уже почти ополовиненную луковицу. Но из глаз полилось ещё сильнее! В недоумении он, держа огрызок в зубах, обеими руками, мокрыми от лукового сока, тщательно протёр сразу оба глаза и… слёзы хлынули потоком! К этому моменту многие пилоты уже сложились вдвое и корчились от неудержимых колик в животе и от невозможности сделать спасительный вдох. Но Стёпка не щадил никого. Себя он не щадил тоже.
Крепко вцепившись пальцами ног в спинку скамейки, он ошалело раскачивался корпусом из стороны в сторону и мотал головой, тараща свои широко распахнутые глаза. Слёзы лились по его лицу ручьями! Он размазывал их с луковым соком, снова и снова стараясь оттереть глаза! При этом он жадно откусывал и быстро жевал так понравившуюся ему луковицу.
Он ел и плакал! Самозабвенно упивался горькой сладостью плода и сладкой горечью наслаждения! А пилоты, тоже мокрые от слёз, уже только жалобно всхлипывали от бессилия, испив до самого донышка переполненную чашу безудержного смеха посреди той войны!
Эх, Стёпка, Стёпка. Где ты сейчас? Путешествуешь ли ты со стадами овец по пустыне, служа развлечением для жён и детишек богатого пуштуна? Или на авиабазе в Шинданде тебя кормит тоскующий по дому янки в лётном комбезе? Или ты, старый и облезлый, жуёшь банановую кожуру на пыльном базаре, сидя рядом с отвоевавшимся безногим талибом? Как бы там ни было, но даже через столько лет воспоминание о тебе согревает теплом заматеревшие сердца лётчиков и техников второй канатовской эскадрильи, которые делили с тобой свой хлеб и жилище. И с которыми ты делил свои восторг и радость!