ВОЖДЬ ПРОЛЕТАРИАТА
С Гришенькой Исаевым я познакомился, когда он приехал на нашу очередную конференцию в Пермь. Он не чувствовал себя гостем. Он оценивал хозяев, тех, кто его принимал. Указующе спросил, что думаю о Никишиной. Я ответил, что женщина она неплохая, но малость выпендривается. «О, - протянул Гришенька, - значит, в тебе еще не всё потеряно…»
В 1988-м, когда мы все собрались в Решетах под Свердловском, Гришки не было. Революционеры разбились на две группы: одна за рабочее движение, другая (во главе с Зеркиным) за марксистскую партию. Потом на конференциях участвовали и «движенцы» и партийцы. Зеркин враждовал с Гришкой, но он же Гришку и притащил. Народишку тогда было маловато. А у Гришки, как-никак, целая партия из десяти человек, партия диктатуры пролетариата большевиков. В объединении с марксистской рабочей партией Зеркина-Леонова-Низами это звучало так: МРП-ПДПб. «Седой Урал… - сказал в своей речи Гришка на конференции в Магнитогорске, - ммм… ммм… консервативен, а вот Самара – это…» Собственно, это было всё содержание речи. Против левацкого уклона Гришки выступил кузнец Валера Мусатов. «Каждый, - грозно сказал он, - должен понимать свою ответственность за принятые решения!» Свердловский Буртник заклеймил Гришку как мелкобуржуазного, а я заклеймил как демагога.
Необычайно подвижный Гришка прогарцевал в столице, и, конечно же, не обошел вниманием журналистов. Журналисты в ту пору… словом, были еще не совсем свихнуты или продажны, но уже продвинуты и пренебрежительно относились к основателям государства, в котором они получили образование. Они поиздевались над Гришкой в статейке: «Это что за большевик лезет вновь на броневик?» В статейке пропечатали экономическую программу ПДПб: как только гришкина банда возьмет власть, сразу наймет Рейгана, и он устроит в СССР райскую жизнь, как в Штатах.
Зеркин рассказывал: «Сидим в столовой, едим спокойно. Кто-то что-то не так сказал, Гришка как стукнет кулаком по столу, попал по тарелке, всех забрызгал…» Мы в Перми посмеивались над Гришкой, однако встречи наши не прекратились, я был у них в Самаре на одном из партийных семинаров, на берегу Волги, летом. К месту семинара пробирался, перешагивая через поджарые, стройные тела самарских красавиц, огибая группы парней за преферансом. Воздух был наполнен довольством, ласковым солнцем, медленной прохладной водой… Место семинара опознал по двум красным плакатам: «Рабочий класс, организуйся!» и особенно актуальному на пляже - «Вставай на борьбу люд голодный!»
Под вечер, после разговоров на революционные темы, сели петь песни под гитару. К нам присоединились какие-то парни с девчатами. Спросили меня: «Вы, вроде, нормальные люди, спирт пьете, на гитаре играете… а… что это у вас??» - они указали на плакаты. «Это мы к КВН-у готовимся…»
В другой раз мы по вечерней Самаре шли с гришкиной компанией на ночевку, и какая-то женщина наставляла Гришу, как ему надо жить: «Ты должен зажигать, вести за собой…»
В третий раз куда-то гуляли вдвоем в Котельниковым. Я сетовал, как нам в Перми трудно с людьми работать. «А вы говорили им, - потаенно спросил Котел, - что рабочие должны взять власть?»
На семинаре в Москве, устроенном самыми свихнутыми из всех троцкистов, американскими спартакистами, одна американка разъясняла мне, в чем заключается работа политической организации: «Мы должны говорить рабочим, что они должны взять власть, и больше ни-че-го, ни-че-го…» Она повторила по слогам дважды.
Ну, хорошо, спрашивали мы Исаева с Котельниковым, взяли рабочие власть – и мы все этого хотим! А дальше? Ведь уже брали. Вместо ответа Котельников отшучивался: «Нам часто задают вопрос, что мы будем делать с властью? Да пропьем!» Видимо, до гришкиного окружения доходило быстрее, когда уж и его жена задала тот же вопрос, ну, а что дальше, что делать-то с властью, Гришка аж плюнул с досады.
Неразлучные диктаторы, Исаев, Котельников и сын самарского философа Разлацкого Алексей, были стерильны в марксизме, хотя и образовывались в кружке Разлацкого-старшего, по профессии философа. Вероятно, единственное, что усвоили все трое назубок, так то, что в СССР у рабочих не было власти, и вот эту власть рабочим надо было взять и установить свою диктатуру. Зеркин частенько подначивал Алексея: «Почитай, почитай Маркса…»
Мы с Зеркиным не сомневались, что в СССР был госкапитализм. У Разлацкого-старшего была теория, что в СССР был феодальный… не то феодальный социализм, не то феодальный капитализм… вот, уже забыл. Исаев не признавал госкапитализм. Я проглядел статью Разлацкого-старшего о феодализме, она была явно ошибочной. Феодализм основан на феодальной собственности на землю и эксплуатации лично и поземельно зависимых от феодалов производителей-крестьян. Феодальная эксплуатация осуществлялась путём безвозмездного присвоения феодалами труда крестьян (или продуктов труда) в виде феодальной ренты. В СССР господствовали иные отношения. Рабочая сила была товаром, а это и есть определение капитализма.
Позже я увидал и фундаментальный труд Разлацкого-старшего, о происхождении мира и пр. Увы, его построения не соответствовали даже тому времени, в котором он жил. Более поздние модели, особенно Вайнберга-Глэшоу-Салама просто перечеркнули схемы Разлацкого.
Не знаю, придумал ли это Разлацкий-старший, или взбрело в голову Гришке. Если при рабовладении правят рабовладельцы, при феодализме – феодалы, а при капитализме – капиталисты, будет справедливо, решили диктаторы, социализм переименовать в пролетаризм. Зачем нам социализм.
Радость от такого переименования была несказанной. Гришка стал выделяться среди общей массы революционеров – как никак переименовал социализм в пролетаризм, огромная заслуга перед мировым рабочим движением. Вы будете смеяться, но московские «теоретики» даже название направления в философии состряпали – пролетаризм.
На самом деле большевики вовсе не так понимали дело. В России 1917 года основными классами были буржуа, рабочие и крестьяне. Интеллигенция составляла минимум населения, Ильич нарек ее прослойкой. К 80-м ее расплодилось видимо-невидимо. Энгельс дал определение пролетариата так: «Тот, кто не имеет средств производства и вынужден продавать свою рабочую силу». То есть, рабочий – наёмный. Но и инженер, и врач, и учитель, и научный работник, и бухгалтер, и даже гендиректор или министр – тоже наёмные, они тоже продают свою рабочую силу. Но все они – явно не рабочие. Но, коль скоро продают свою рабочую силу – они пролетарии. А Гришка-то как раз и имеет в виду, и правильно имеет виду, что власть (контроль над основными средствами производства) должна принадлежать рабочему классу, заводским трудовым коллективам. Значит, он должен говорить не «пролетаризм», а «рабочизм».
В учредилке МСТК (Межрегионального Союза трудовых коллективов) в Москве Гришка не мог принять участие, т.к. не нашлось завода, который бы прислал его на конференцию. Он там был человек с улицы. Что до нас, мы тоже не числились от заводов, зато были организаторами учредилки. Поскольку Гришке слова не светило, он собрал в коридоре свою конференцию. Ну, там был и наш Буканов, от которого мы успели вовремя отмежеваться.
Буканов - мошенник и параноик под стать Исаеву. Гришка с Витькой произвели Буканова в председатели не существующего Всесоюзного стачкома. И Буканов на одной из конференций горняков так и брякнул: «Волею судеб я избран председателем Всесоюзного стачкома…» Ох, и шуганули его горняки!
Гриша всерьез считал себя вождем рабочего класса, его учителем и пастырем. Каждый раз, описывает Гриша, после его слов рабочий класс начинает задумываться. Всех, кто так не считает, да еще, не дай бог, подхихикивает над ним, великим вождем, Гриша записывал во враги народа, в буржуи, в пособники буржуев и прочих гадких личностей. На удивление, меня он довольно долго зазывал в Самару, пожить там, поработать… на рабочее движение. На самом деле ПДПб стала разваливаться на глазах, потому нужен был хоть кто, лишь бы… Алексей со значением сказал: «Ты, наверно, заметил, что мы тебя стали часто публиковать в нашей газете». Что случилось потом – неведомо, но отношение ко мне изменилось на противоположное. Встретив меня на Красной площади в день шахтера, когда на площадь с Горбатого моста пришли протестующие горняки, Котел с ненавистью выговорил: «Ну, что еще ты сделал, чтобы развалить рабочее движение?!»
Минули годы. Из интернета я узнал, что Гришенька в дни Горбатого моста обильно развешивал лапшу на уши горняков. Оказывается, «они тряхнули Самару», перекрыв какую-то магистраль. Горняки не ведали, что в реальности «тряханье» состояло в следующем.
Рассказывает Светка Байбородова из МРП: «Пришла поглядеть. Смотрю - их только двое, Гришка с Котельниковым, а магистраль широкая. Пожалела, все же рабочие. Так и стояли, «перегораживали», по бокам Гришка с Котлом, и я посередине... Нас просто не заметили».
Еще Гришка организовывал забастовки. Точнее - только одну. На ЗиМе. Было так. Работяги отмахивались от Гришки, никто на заводе бастовать не хотел. Тогда Гришка с Котельниковым перекрыли заглушки и остановили завод. И рабочие взвыли. Разумеется, как кретины-хулиганы, Гришка с Витькой загремели в тюрьму. Но публике Гришка подал свою уголовщину как репрессии над революционерами! Ведь действительно: так тряхнули Самару… надолго она это дело запомнила.
Вадик Филиппов, рабочий с КЗАТЭ, рассказал про еще одно гришкино мошенничество. Оказывается, они с Витькой сляпали на коленке протокол учредилки самарского стачкома. Заводы даже не были в курсе, никакого самарского стачкома в природе не существует, но Гришка его зарегистрировал и стал похваляться регистрацией перед горняками. И везде, куда бы ни заносила его жажда засветиться, он представлялся председателем самарского стачкома. Всё же – статус, не с улицы.
Еще был у них есть физик Петров, перестроился в коммерсанты, оплачивал одно время помещение и газету ПДПб. Я смотрел его «работу» дважды, в разные годы. Петров придумал к-объект и носится с ним, как «изобретатель» из «Сказки о тройке» с думающей машинкой. Гришка пихал Петрова вперед, как таран - для придания себе весу. Я просил Петрова нарисовать лагранжиан его объекта. Надо отдать должное, Петров честно ответил, что не может, правда, отговорился чепухой, что тот, кто напишет лагранжиан, достоин Нобелевской премии. Врал, конечно. Нобелевскую премию за модель дают только тогда, когда она подтверждена в эксперименте. Т.е. никакого к-объекта у Петрова не было, была только красивая картинка в компьютере. Ныне таких, как Петров – прорва, имя им легион.
Не желая прилагать усилия для постижения марксизма-ленинизма, Гриша с Витькой взяли, что полегче, начитались «Альтернатив» и приняли на вооружение бузгалинский «репродуктивный труд». Да, еще о творческом труде узнали. Термин «репродуктивный» - откровенно дурацкий: ведь и Гриша, и сам Бузгалин появились на свет божий так сказать, благодаря репродуктивному труду. В своем программном документе Гриша, Котел и Алексей настрогали, что при коммунизме исчезнет… интеллигенция. Не рабочий класс и буржуазия, а именно интеллигенция. Вот спасибо…
На марш «миллионов» 2011-го (нет, только параноик мог придумать такое название) Гриша вновь посетил столицу нашей родины. Видимо, почуяв, что страна его подзабыла, Гриша наступил на горло собственной песне и соизволил написать мне письмо. С просьбой вспомнить молодость и распространить листовки ПДПб. Листовки пустейшие, голые призывы типа «Бастуй, ребята!» В этом Гриша за двадцать лет не продвинулся ни на шаг. Гришкины листовки мне попадались и раньше, я показывал рабочим, как и всё, что приходит ко мне в руки. Рабочие вздыхали, смеялись, некоторые ругались. Не хватало еще им показывать «хронику» производства ПДПб, авторы которой страдают нарциссизмом: «Московские журналистки просто влюбились в самарцев…» И подпись: два самарца, Гришка и Витька. Ясно было, что единственная цель Гриши – самореклама.
Алексей прислал мне творения своего отца, да еще опус Петрова, и я легонько прошелся по ним – не выдержал.
Не думал, не гадал: какой-то столичный дурак причислил меня к теоретикам пролетаризма, так и занес в Википедию. В результате получил от Гришеньки злобное письмо: «Плагиат!»
Интересно, если бы Маркс своих последователей тоже обвинял в плагиате… Честно объяснил ситуацию, мол, нипричем тут я, не собирался я быть пролетаристом. Объяснил, что и он не пролетарист, а рабочист, и прислал статью «Глобализация по-российски», где объясняю, что термин «репродуктивный» - ненаучный, а также что такое пролетариат. Однако в следующем послании Гришка снова отписал: «Плагиаторишка! За тобой еще кое-что числится!» Что еще кое-что, не сообщил, и прислал еще два письма ругани, я уж читать не стал.
Гришка - не только бесполезный, но вредный, это подмена именно рабочего протеста, фальсификация. Гриша скоропостижно скончался, но дело его живет. Новые и новые отряды мошенников заполняют околополитическое пространство: Удальцов, Настя Мальцева, Димитрий Черный, Рудой и прочие.
Борис Ихлов