оглавление канала
Тут у меня пришла мысль. Я обратилась к хозяйке.
- Мария Афанасьевна, а вы не будете возражать, если мы у вас маленький совет устроим. Надо бы поговорить, дело серьезное.
При этих словах, Егор навострил ушки, и, кажется, даже дышать перестал. Старушка посмотрела на меня внимательно.
- Отчего ж возражать? Угощения на всех хватит. – И продолжила опять хлопотать.
- Егорка, а ну, живо, руки в ноги, дуй! Батю позови и Михалыча. Пускай срочно сюда едут.
Мальчишка с готовностью мотнул головой, подхватил одежонку, на ходу натягивая рукава. Только двери стуканули, да калитка хлопнула. А я обратилась к бабульке.
- Мария Афанасьевна, а у меня для вас подарочек есть.
Старушка удивленно вскинула брови.
- Какой такой подарочек. Чего ты там удумала еще?
Я достала из кармана тряпицу и осторожно развернула. Лучи утреннего солнца через окно, упали на серьги, и рассыпались радугой вокруг, превращая деревенский дом в сказочный дворец. Мария Афанасьевна округлила глаза, приложив ладошки к лицу и без сил опустилась на лавку, при этом только выдохнув:
- «Слезы Ангела» … - И застыла в немом удивлении.
Я, немного помедлив, протянула серьги на ладони старушке и просто сказала.
- Это серьги Аграфены. Те самые, что на фотографии. Я нашла их там, в подземелье. Они – ваши.
Мария Афанасьевна медленно протянула к ним руку, но, не прикасаясь, отдернула назад, как будто боясь, что они ужалят. Потом испуганно затрясла головой.
- Почто они мне?! Убери! Видеть их не хочу! Слезы, они слезы и есть. – Горестно вздохнула она.
Я растерялась.
- А мне что прикажете с ними делать? Я думала, вы порадуетесь. Они по праву принадлежат вашей семье. У вас вон, - Кивнула я на фотографию. – И доказательство имеется.
Она скорбно поджала губы.
- Так-то оно так. И доказательство есть, и принадлежат они семье. Только, вот, семьи то как раз и нет.
Мне стало ее жаль. Вот именно в таких ситуациях и получается понять, что на самом деле важно, а что не очень. Я завернула тряпицу, волшебное сияние угасло, как будто, оставив пустоту. Но, не в доме, нет. В душе. Я мысленно проклинала себя, за то, что подобрала эти серьги. Так вот всегда! Благими намерениями … Пока мы вот так сидели и вздыхали, каждая о своем, с улицы послышался конский топот. Матильда негромко заржала, приветствуя друзей. И, через минуту, Павел с Михалычем вошли в дом, с тревогой гладя на нас.
Я поспешила убрать серьги в карман. Мы потом с Марией Афанасьевной еще поговорим об этом. Это только ее дело, и только ей решать судьбу этих триклятых серег.
Павел зашел первым. Комната сразу уменьшилась до неприлично малых размеров, а я почувствовала себя лилипутом. Михалыч протиснулся следом. Тревога на лице обоих сразу улеглась, когда они увидели меня, спокойно сидящей за столом. Чинно поздоровались с хозяйкой, разделись и прошли к столу. Афанасьевна сразу же всунула в руки Павлу самовар.
- Ступай, Пашенька во двор, там у дверей сарайчика заготовлены шишки и сухая щепа для розжига. Коли у меня сегодня столько гостей, не грех и самовар поставить, как положено.
Михалыч, стесняясь и краснея, как красна девица, достал из-за пазухи бутылку самогонки. Хозяйка насупила брови, и старый егерь втянул голову в плечи, неясно бормоча.
- Дак, я чего подумал, может, раз собрались, отметим, так сказать, Ольгино выздоровление …
Я только усмехнулась. Бабулька, вздохнув тяжело, посмотрела на меня. В глазах было невысказанное «ну, что ты с ним будешь делать?». Я не удержалась и прыснула со смеху.
- Давай сюда, свою бутылку. Эх, ты, горе-горькое. Нашел, чем отмечать. У меня, чай, настойка есть, на рябине. Все получше твоей сивухи. Самогонку то, поди, у Петровны брал? – Все еще ворчливым голосом проговорила она.
Михалыч, ободренный тем, что его тут же не выгнали и не запустили бутылкой вслед, повеселевшим, но, все еще смущенным голосом, промямлил.
- Конечно, а где же еще то …
- Вот, вот … А она ее даже и не чистит, так сивухой и продает. А вам, дуракам, чтобы не пить, лишь бы пить! А того не понимаете, что здоровье то свое губите. Ох … мужики, мужики … Словно, дети малые. – И она выставила на стол бутылку с янтарной жидкостью.
Михалыч замер, завороженно глядя на этакое чудо, и даже дышать стал через раз. Видимо, от восторга.
- Афанасьевна, надо бы пробу снять … - Не отводя взгляда от бутылки, радостно промурлыкал он, словно кот перед миской сметаны.
Мария Афанасьевна, уперев руки в бока, сурово нахмурилась.
- Какую такую пробу, черт ты старый! Уж снимал, третьего дня! Али забыл?!
Михалыч опять втянул голову в плечи и поник, как подрезанный колос на поле во время жатвы. Видя его такого, старушка смягчилась. И уже более спокойным голосом, заметила.
- Погоди, сейчас Паша самовар принесет. Сядем все за стол, по человечьи, закусим и выпьем. Чего спешишь то? Али вчерась приложился к бутылке хорошо?
Старый егерь отчаянно замотал головой.
- С чего ты взяла то?! – Возмущение, звучавшее в голосе, было искренним и неподдельным. А глаза честными и ясными, как весеннее небо по утру.
Бабулька было открыла рот, чтобы объяснить «с чего взяла», но тут, открылась дверь, и вошел Павел, неся на вытянутых руках, пышущий жаром самовар. И дискуссию пришлось прекратить. Все уселись за стол.
Я подождала, когда все немного поедят и выпьют рябиновки «за мое здоровье», потом «за гостеприимную хозяйку этого дома». На этом, терпение мое закончилось.
- Я хотела с вами поговорить. – Незатейливо начала я. Потом, поправилась. – Точнее рассказать, ЧТО я обнаружила в этом подземелье.
Народ навострил ушки, и, даже Михалыч перестал жевать. По возможности, коротко, я поведала им о том, о чем не рассказала в милиции. О скелетах, об ящиках. Умолчала только о призраке Аграфены, что вывел меня из подземелья. Итак, судя по взглядам, считают меня не совсем нормальной. А тут, и вовсе в чокнутые определят. А оно мне надо?