Днем и ночью шли дожди, и лужи от них уже не высыхали, земля была мокрая; слякотно, солнце не грело.
Базар открывают с самого утра. Здесь рядом всегда много попрошаек — вся деревня и даже городские приезжают за дешевыми овощами и по-особенному вкусными поздними осенними яблоками, авось кто и подаст копеечку, которую те неминуемо пропьют в ближайшем кабаке.
Я пошел к прилавкам, в грязи пачкая новые туфли (собирался к местным чиновникам на прием), посмотреть, что можно прикупить по дешевке — мне придется жить тут еще почти неделю, а денег немного, приходится экономить ради подарка жене: она очень хотела красивые сережки, а стоят они как целое состояние! Ну, чего не сделаешь ради женщины, которая готовит самый вкусный рассольник на свете.
За деревянными самодельными столами стояли бабы, многие с детьми, до которых им совсем нет дела. Выбор овощей небольшой. У всех одинаковые полугнилые кабачки и тыквы, на нескольких прилавках — ведра с яблоками, я выпросил одно на пробу — кислое! Такое, что хочется морщиться и плеваться.
- Дося, не Дося ты, а доска, Женьку моего отбить думала! — до меня долетели обрывки ругани с соседнего стола. Там стояла женщина средних лет, такая же, как и все, в грязном фартуке, с натруженными руками, выглядит явно старше, чем она есть. Она голосила на весь базар, но, кажется, только я и пара зевак заметили это, остальные продолжали заниматься своими делами.
- Акся, хорош орать, ребенка своего нагулянного разбудишь! — парировала ей вторая женщина.
- Да я с Женькой с 15 лет, а ты, дура, своего счастья не нажила, на чужое покушаешься!
Тут соперница не выдержала, видать, эти слова ее задели за живое, она вышла из-за прилавка и приблизилась к Аксинье, протянув руки к волосам противницы. Они схватили друг друга за юбки, волосы — полетели клочья, женщины упали в осеннюю слякоть, продолжали осыпать друг друга проклятиями и оскорблениями, катались, сшибая все на своем пути: ударяясь о столы, с которых нелепо скатывались овощи и прелые яблоки, которые падали под ноги прохожим — попрошайки хватали их, пока никто не видел, а один мужчина поскользнулся на фрукте раздора, за что наградил дерущихся крепким русским словцом.
Крик младенца привлек мое внимание. За столом, где торговала Аксинья, стояла девочка в лохмотьях, которые она явно носит не первый год — они едва закрывали грязные ободранные коленки. На руках у нее был этот самый младенец. Он (или она?) истошно орал, видимо, давно ничего не ел. Девочке совсем не было дела до ребенка. Она жевала яблоко, упавшее со стола, вытерев его о грязный подол, громко чавкала, слюни и яблочный сок стекали по её подбородку, рукам, капали на платьишко, при этом она умудрялась продавать эти же самые яблоки, закусив фрукт зубами и мыча цену.
Тут явился некий грузный мужик в подпитии.
- Акся, дура, что творишь?!
- Признавайся, ты с ней спал, да?
- Дура! — с ругательствами он кинулся к женщине, стал оттаскивать совершенно обезумевшую от злости жену от соперницы, при этом попеременно колотя обеих.
Евдокия, освободившись от противницы, поднялась с земли, отряхивая юбку и поправляя растрепанные волосы, крича проклятия, удалилась с рынка. Мужик сильно схватил Аксинью за локоть, непонятно: то ли для того, чтоб удержать ее, то ли чтоб самому не упасть, второй рукой взял дочь с младенцем на руках за шиворот и потащил с рынка, шатаясь.
Все расходились с площади. Нераспроданные остатки никто даже не стал убирать — там оставалось только гнилье. Попрошайки и нищие, уже не скрываясь, тащили все со столов. Рынок закрывался, чтоб завтра открыться снова.
Автор: Анастасия Гундорова