Рассказ опубликован в печатном сборнике хоррор-рассказов «Вызов» литературного конкурса «К западу от октября», который был посвящён Хеллоуину 2020 года. 18+
Аннотация:
«Хеллоуин — мстительный праздник. Особенно, когда тебе чхать на всякую нечисть. Когда тебе нет дела до тыкв, ведьм и детского смеха, празднество становится сплошным раздражением.
Но дешёвое и проверенное пойло вернёт радость в проклятый вечер и обеспечит спокойную ночь. Пьяница Джек в этом абсолютно уверен. Ровно как и в скором наступлении очередного серого утра.
Неужели в такой особенный вечер Джек будет напиваться совсем один? И пускай он так и намерен сделать, Вечер всех святых заботливо подберёт ему лучшую компанию».
Ссылка на пост с артом в большом разрешении и историей
В чёрной заводи, как называют местные любители лепреконов город Дублин, правит бал холодная середина осени. Старинный ирландский город-графство и заодно столица северной страны видел за свою долгую и суровую жизнь не мало. За множество веков, как и в любом другом городе на планете, в нём чередовались разрушения наряду с созиданием. Викинги, с которыми воевало коренное население в лице древних кельтов, заскучать не давали. Это подтвердит любой житель этих мест, помнящий рассказы своих дедов и прадедов. И даже самый последний историк определённо начнёт свой рассказ об этих землях с варваров в мехах, приплывших сюда на драконоголовых лодках.
Тот, кто поумнее и проучился в школе хотя бы до старших классов на вопрос о местной культуре ответит вам, что, если бы не Дублин, не видывал бы мир Оскара Уайльда и в конечном итоге — отца шедевра готической литературы — Брэма Стокера и его «Дракулу». Профессоры же вспомнят, заскрипя извилинами, Уильяма Йейтса, Джорджа Шоу и Сэмюэля Беккета, — лауреатов Нобелевской премии. Особенно почитают Джеймса Джойса, которого считают отцом модернизма в литературе и самым ирландским писателем. Раньше у каждого выпивохи в кармане лежал свой Джеймс Джойс, помещённый создателями национальной валюты на 10-фунтовую купюру.
Такой Джеймс Джойс, заработанный честным трудом или вовсе найденный, прямо сейчас лежит, неблагодарно скомканный, в дырявом кармане пиджака тёмно-кирпичного цвета у Джека — местного гуляки и разгильдяя. Джек, с внешностью Гэбриэла Бирна, ирландского актёра из будущего, уверенно, и с улыбкой на небритом лице, шагает по мощённой камнем улочке лишь в одно место в этот холодный вечер — в трактир «У Пенни». И для одного лишь дела — согреться.
Ближайшая подобная забегаловка находится ближе к центру города, но там свои люди. Чужих там отличают также быстро, как викинга в кельтской деревне тысячу лет назад. Работягу, знаете ли, видно сразу. И не важно, Дублин это или Париж. Потому «У Пенни» нет конкурентов.
Но то была присказка, а сказка впереди и потому на дворе стоит 31 октября 1867 года. В этот день почти все люди мира облачаются в костюмы всякой твари, пугают друг друга, а дети нагло просят конфеты, прежде прочитав стих или спев песенку. Нагло просят потому, что считают награду более чем заслуженной за своё неуклюжее пение слегка замёрзшим от промозглого ветра голоском. Но все награждают детишек — дети ведь. Джек никогда не давал конфеты за неуклюжее и стеснительное пение, сразу закрывая двери при первой писклявой ноте. Душа его не страдала от таких грубых жестов. Вот и на сей раз Джек хлопнул дверью, прогнав очередных таких деток и пошёл прочь из дома.
Именно над этим вопросом и об истории своей страны думал идущий к «Пенни» Джек, когда мимо него снова пронеслась банда детишек в костюмах пиратов-головорезов. «Юркие маленькие дублинцы», — подумал Джек. До этого бежали какие-то «трупы»: мальчики и девочки в драных лохмотьях, почти голые, перемазанные грязью и глиной. Один из падшей банды почему-то жутко вонял мертвечиной.
«Ожившие выкидыши». Острота и беспощадность мысли забавляли Джека. «Сегодня никто не милует, раз Господь допускает такое каждый год в ночь на 31 октября. Так почему Джек должен?..». Пару пропущенных дома бокалов вина разогрели Джека и дорога казалась веселее.
Но не девочку из тех самых мертвяков, потому что холодный ветер придавал ей настолько естественный образ, что она даже не бежала, а очень быстро ковыляла, содрогаясь. Словно вот-вот упадёт и свернётся калачиком. «Страшно, — поразмыслил Джек. — Не дай Бог мне замёрзнуть сегодняшней ночью. Уж лучше сгорю от жары… А ещё лучше от выпивки!». Хороша мысль, благо вот-вот, если Джек бросит раздумья и поторопиться, она воплотиться в жизнь.
Но Джек своей или не своей волей всё думал, копался в мыслях. И шёл он из-за этого медленнее маленьких детских ножек — дети всё пробегали мимо него туда-сюда, забавляясь. Кто-то через огороды бросался каштанами, спрятавшись в жёлто-кровавую листву, в кустах, под тыквы. Кто-то в костюме волка, но без одного уха, кто-то был весь в ветках, словно лесной дух. Один, намазанный мелом персонаж, чуть не попал большим каштаном в Джека, на что тот обозвал призрака и пригрозил кулаком. Он и его компания лишь высунули языки и тут же продолжили кидаться снова. Джек и это не простил, подняв лежащий у ног каштан и метнул в ответ, но попал лишь в дряхлый забор. Джек снова выругался, а коварные детишки, на стороне которых сегодня нечистая сила, злобно засмеялись. Джек поспешил ретироваться под стук каштанов о каменную дорожку и падающую от сильного ветра листву.
«Выпивка». Да, такая мысль Джеку пришлась по душе, ведь с каждым шагом он приближался всё ближе к заведению, на которое в последнюю пору тратит больше времени, чем на семью. Про жену и говорить нечего. Джек о ней даже думать не хочет, а как подумает, то сразу же злится. В постели его не греет, как-то даже не уважает. Благо, что за домом смотрит и есть готовит. «Взял же на свою голову!». Джек к «Пенни» идёт с большей охотой, чем к своей ненаглядной!
Как некоторые мужики рассказывают, что их жёны вытворяют в постели, то Джеку совсем грустно становится. Он лишь опрокидывает очередной глоток и молчит, насупившись. Благо в пабе все пьяные: таким мелочам на лице как грусть и зависть собутыльники значения не придают. Помогают и тусклые фонари, развешанные далеко друг от друга. Потому Джека за этим делом ни разу ещё не поймали. «У Пенни» Джеку нравится. Там темно, не слишком людно, потому что паб небольшой. Девица грудастая подносит стаканы, хозяин бывает, нальёт за свой счёт — что ещё надо для счастья такому как Джек?
«У Пенни» в этот «страшный» день было чуть больше посетителей чем обычно. Это Джек быстро вычислил, проходя мимо окон, юрко в них заглядывая. «Мяу!» — громко взвизгнул трактирный кот смолистого цвета. Джек всей силой наступил ему на лапу, совсем забыв поглядывать под ноги. «Чтоб тебя! — подумал Джек и лишь провёл виноватым взглядом убегающего прочь кота. — Наступить на чёрного кота сегодня… вот так повезло, вот так праздник».
Действительно, в самую паршивую и тёмную во всех смыслах ночь наступить на чёрного кота, почти получить каштаном по голове и разозлиться на жену, которая по сути ни в чём не виновата — вот так джекова доля, как сказал один его друг. Если у пьяниц бывают друзья, разумеется. В чём Джек не был уверен и в последнее время в этом всё больше сомневался. Вряд ли можно считать другом соседа, который приходит лишь за тем, чтобы одолжить на выпивку и в этом процессе произносит лишь слова прошения. Других поводов для «поговорить» сосед не имеет, а Джеку гордость мешает прийти самому, ведь он должен Джеку, а не Джек ему. Если идут к кому-то, значит с позиции слабой, с позиции какого-то напрашивания… С позиции неприемлемой для Джека. Джек никогда не хочет быть слабым. Жена это подтвердит.
— Кого ещё можно встретить на этом пороге, как не старину Джеки? А?.. — радостно, потому что уже выпил, Джека встретил коллега по работе и коллега по выпивке. Двойной коллега Шон. Он пытался обнять друга и, как водится у них давно, похлопать по плечу. Но в одной руке у него была начатая сигарета, а в другой почти законченная бутылка. Потому коллега замер в странной позе с не менее странной улыбкой.
— Ага, сказал не просмолил, Шон, — равнодушно поприветствовал ещё одного «друга» Джек, заглядывая через его плечо внутрь трактира. Терпение Джека кончалось. С Шоном у Джека весьма странные отношения. Они вместе работают на стройке в городе и Джеку всё время и всё чаще кажется, что Шон либо глупый, либо дурачок. Сколько раз Джек исправлял косяки друга, когда тот возводил строительные леса, постоянно ругая того и показывая, как надо. Но Шон почему-то не уважает старания товарища и лишь тупо улыбается в ответ, мыча согласие, типа «ну-ну». Мычит протяжно и противно с фирменной улыбкой дурачка. Джека это злит и потому он завершает свои постоянные учения грубым ругательством и продолжает работать. Шон лишь улыбается.
Когда на стройке, в прошлом году, погиб молодой парень из района Бомонт, недавно начавший работать и к сожалению, упавший со строительных лесов, то Джек винил именно Шона. Потому что тогда именно Шон с кем-то из бригады возводил леса и, по мнению Джека, где-то недоглядел. Падение случилось на его стороне конструкции. Дурачка тогда пронесло, ибо сам парень был неосторожен и не прицепился канатом. Такова была версия. И это было правдой, как позже выяснилось. А то, что доска под ним была с гнильцой, никто не учёл. Не захотели или не увидели — это не так уж важно. Вот она и треснула. Так что вина Шона тоже имеется. Джек в этом до сих пор уверен. Трагедия случилась на четвёртом этаже. Шансов выжить у покойного было мало. Особенно если внизу тротуар из булыжников. Самое поганое то, что внешней отделкой дома они занимались в самом центре Дублина, чего до этого не было. Всегда окраина да окраина… Мелкие заказы. Дорогой же заказ обошёлся репутационно тоже дорого. Но тогда сразу дали аванс. Может он и притупил внимательность Шона?
Все газеты напечатали произошедшее. А слухи сразу после падения были ещё одним, мать его, авансом… Две на первой полосе напечатали. Одна из которых вышла с рисунком кровавого силуэта на каменном тротуаре. Таких падений ещё не было. Точнее были, но не в центре города, потому новостью номер один подобные случаи не становились. И паренёк, понимаете ли, пусть земля ему будет пухом, падал головой вниз. Абсолютно без шансов. Хорошо, что товарищ с бригады оцепить территорию не забыл, иначе бедняга зашиб бы кого. Тогда точно был бы конец всему предприятию. А работу поди сыщи, такому как Джек, ага… А ещё паршиво то, что Джек всё видел. Когда парень летел, он был похож на Люцифера из иллюстрации Гюстава Доре к поэме Мильтона «Потерянный рай». Джек, когда осознал это перед сном, так и не уснул. Жена рядом казалось ему чёртом, а комната дурманом, в котором он навечно застрял.
Иллюстрацию с падшим Дьяволом он случайно увидел у продавца книгами. Тот после этого случая на следующий день открывал «Потерянный рай» как раз на странице с иллюстрацией Доре, а рядом клал номер с кровавым силуэтом. Так книга и лежала, заманивая покупателей. Многие на крови стараются заработать и у многих получается. Когда Джек снова шёл мимо продавца, то Мильтона уже не было — раскупили вместе с газетой. Улыбка «кровавого» торгаша подтверждала это.
Он до сих пор помнит тот проклятый номер с заголовком и датой: 30 октября 1866 год. «Падение ангела! Трагическая смерть юноши в центре города накануне Хеллоуина». «Падение ангела»… В точку. Парень был неописуемо красив. Молодой, хоть сажай натурщиком и пиши. Люцифер, каких поискать. И когда он падал, закат пламенно сиял… Лучшие, молодые и красивые всегда умирают рано?.. От этого мороз по коже. И от таких мыслей. Но Джек был непоколебим в общении с Шоном на эту тему и после этого сам проверял строительные леса на качество досок. Но Шон и об этом даже не парился и себя никогда не винил. С тех пор Джек избегает друга всеми силами и в последнее время у него это получалось. До сего момента.
Тем не менее, есть в Шоне три черты, которые нравятся Джеку и заставляют того думать, что Шон всё-таки его друг. Наверное, самый настоящий.
Шон самый настоящий здоровяк, какие любят поднимать штанги и прочие тяжести. По его словам, он с детства тягал рельсы, пока не нашёл более лёгкую работу — тягать доски на стройке. Джек в это верил и знал, что, если придётся, Шон наваляет кому угодно. Для постоянно пьющих людей это качество очень полезное, особенно если у алкаша длинный язык, как у Джека. Он помнил и о втором качестве друга, самом главном. Оно заключалось в том, что Шон любил выпить и зачастую составлял компанию Джеку сразу после работы. Некрасивая жена, встречающая оскотиневшегося мужа, рада не была таким посиделкам.
И третье важное качество — Шон молчалив. И Джек это ценил, ибо в последнее время предпочитал молчать, погружаясь в пучину мыслей. Бесед ему с женой хватает, которая постоянно считает, что Джек не смотрит за домом, а ей приходится одной постоянно таскать еду свиньям и их же отходы каждый, чёртов, день! «Ага, чёртов. Сегодня как раз такой и ты снова одна по дому хлопочешь, ха-ха…», — подумал Джек, пялясь то на Шона, до сих пор стоявшего в проходе перед ним, то на людей в трактире, высматривая кого-то.
— Шон, обрадуй меня. В этот чёртов, мать его, день, может Ита подносит?
— Ик, да… Жажда работает сегодня, верно, Джеки…
«Опять эта дурацкая улыбочка. Дать бы ему по роже. За паренька того, за… за всё. За то, что он его спаивает?».
Шону надоело стоять в кривой позе и он облокотился о дверной проём, внимательно посмотрев на Джека, будто ожидая от него секретов. Бутылка была допита, сигарета почти скурена.
— Жажда значит. Она для всех тут жажда. — Джек повёл пальцем, изображая посетителей трактира и скривился презренно. — Лишь для меня она Ита. Запомни это, Шон, — довольно грубо сказал Джек не заслужившему этого другу и пару раз ткнул себя в грудь для закрепления сказанного.
Ита, имя которой значит «жажда», действительно в полной мере подтверждала своё прозвище, данное завсегдатаями паба. Она была главной конкуренткой тамошнему пойлу и первой звездой распутных мужчин. Ита появилась тут недавно и потому Джек ещё не успел привыкнуть к ней, в отличии от своей жены. Ему это нравилось. Он любил красивых девок, внезапно появлявшихся в его жизни. Он любил их визуально вкушать и ничего о них не знать. Джек старался ходить почаще к «Пенни» и вторым поводом для этого, после выпивки, была таинственная Ита.
В последнее время Джек ловит себя на мысли, что теперь он ходит именно к Ите, а не к «Пенни». Кому сдалась эта старая шалава Пенни, когда есть девушка с точёной фигурой, какие украшают барельефы да скульптуры Древней Греции? Эта Жажда зачем-то есть в этой Богом и Дьяволом забытой, видавшей виды, старухе «Пенни». Она была родом из Греции. Так любил думать Джек, не сводивший глаз с оживлённой попки, виляющей по всему трактиру. Джек мечтает её увезти в Афины и там зажить новой жизнью. Но Джек не был красавчиком, в отличие от богини Иты. Потому она не задерживалась у его столика, предпочитая компании более молодых и смелых мужчин, проявлявших к ней более активное внимание. К Джеку она снисходила лишь за тем, чтобы поставить несчастному поклоннику очередную кружку. Для неё это была просто работа, а для него ритуал. Но она этого не понимала. А жаль. «Ещё один повод, чтобы жалеть. Жалеть себя и свою дурацкую жизнь… Неужели снова буду думать об этом, сидя в этом мрачном месте?», — грустно подумал Джек.
— Какой серьёзный Джеки… — протяжно выдал Шон, без злости улыбнувшись.
«Добрая дурацкая душа».
— Бывай друг. А я поплету. Мне хватит. Небо бесится…
И он пошёл. Джек знал, что ему не надо было помогать в пути домой, потому что в отличие от Джека, Шон знал свою меру и не был такой скотиной. Тем более Шона есть кому встретить: со своей молодухой они живут душа в душу. Не оттого ли, что он меньше пьёт? Очередной повод для размышлений. И сегодня как раз подходящий для этого вечер, замкнул Джек.
Трактир с заботливым названием «У Пенни» был не так полон сегодня, как дворик вокруг него. Несмотря на уже начинавшийся гром и первые капли дождя, мужики наслаждались куревом на свежем воздухе. Вокруг паба местами лежит рассыпанный табак. Джек не курил, но запах табака ему нравился. Многие стояли и пьяно разговаривали, облокотившись о стену паба и бросая хищные взгляды проходящим мимо женщинам. Пара лавок да и те заняты. Видать все своё уже выпили, пока Джек плёл по дороге и бросался каштанами с детьми. Самих ребятишек было гораздо меньше, чем на пути Джека. Наверное, побежали домой есть сладости.
Джек всё ещё стоял в пороге и мешал пройти нескольким знакомым и не знакомым людям и смотрел внутрь с волнением, как бы не решаясь войти. «Сегодня я разговорю Иту. И сам Дьявол мне не помешает!», — именно с этими вызывающими мыслями Джек двинулся в проём смелым шагом, громко ударив каблуком о пол.
Звук услышали несколько стариков, сидевшие за ближайшим к дверям столиком. Один медленно и без явного интереса повернул голову на Джека, два других не обратили внимания и видно, пытались ухватить своими немощными глазами ускользающий подол юбки Иты, которая только что ушла на второй этаж. «Старые и жалкие пни», — подумал Джек и прошёл мимо них к барной стойке.
— Почему, когда я чувствую, что сегодня Джек обязательно явится, так и происходит? А, Джек? — сразу с ходу съязвил и одновременно просипел тот, кого любили здесь все — Сиплый Сил.
Задорный толстяк был барменом и заканчивал протирать кружки. Тут же сплюнул куда-то под стойку и принялся тереть полки, не очень-то поглядывая на очередного гостя. Сплюнул он не от того, что не переваривает Джека, а оттого что у него давние проблемы с горлом. Сил пол жизни прожил на восточном побережье острова в какой-то деревушке у самого берега, где сильно простудил горло ещё будучи мальчуганом.
Одна история из его жизни начиналась с описания подростка-Сила: «Камбалу выбросило на берег». Именно так его назвали ровесники, когда тот впервые появился на побережье с посаженным горлом. Над ним издевались, пародируя его неспособность внятно сказать без сильного и едва слышного сопения. Толстый мальчик лишь открывал рот, задыхаясь. Надо добавить, что, либо природа, либо Господь зло пошутили над его шеей. У Сила она почему-то была всегда повёрнута вправо — что-то случилось при родах. То ли достали не так, то ли ещё что — Джек давно забыл причину. А теперь представьте: толстый паренёк пытается сказать, у него не получается и оттого он лишь открывает рот и смотрит на вас, кося головой и хлопая глазками. Обидно. Джек вспомнил это, пока бедный и уже большой Сил натирал полку. Джеку стало жаль мужика.
Сил также громко и мерзко кашлял. Благо, что реже, чем плевался. Джек даже подумал как-то, что от горла он и сдохнет. Но, ясное дело, свои мысли держал при себе. С Силом надо дружить, хоть Джек и подбешивал его. Но главное, что Джек платит. Почти всегда исправно, в отличии от многих здесь. Джек в своё время выбрался из деревни и может себе позволить всегда отдавать деньги вовремя.
У толстяка на таких мерзавцев-должников нюх. Но, когда обстановка спокойная и у Сила есть настроение, он может такого рассказать, что и музыкант не нужен — так весело и интересно. Бывает есть над чем подумать. Старый гитарист, частенько перебиравший струны в пабе, был на месте и возился с грифом. К нему все привыкли, потому он мало кого интересовал. Ровно как и его музыка.
— Не знаю, что ты там чувствуешь, Сил, но я точно чувствую, что скоро польёт.
Джек облокотился одним локтем на стойку, скрестил ноги и глянул через окно на сиреневое небо. Стая ворон летела очень низко.
— Тебе как всегда? — сказал Сил, не слишком удивившийся наблюдательности очередного гостя.
Тут каждый такой наблюдательный, когда хочет, чтобы Сил позже подлил за счёт заведения.
— А? — задумчиво и не сразу ответил подозрительный Джек.
— Говорю, тебе как всегда наливать? — чуть с большей громкостью и раздражением повторил бармен.
— Ах да, Сил, да. Всё как обычно, — тоном извинения завершил Джек и вспомнив зачем пожаловал, глянул на лестницу.
— Она подрабатывает гостям наверху, — ответил на не озвученный вопрос Джека Сил, заметив, как гость посмотрел на одинокую лестницу.
«Подрабатывает». Джеку не понравилось это слово, потому как всякий ревнующий мужик, он насупил брови и посмотрел на Сила. Шлюхой что ли? Наверху, то есть на втором этаже, останавливались приезжие гости. Им часто и постоянно надо было приносить то еду, то постиранные простыни и Джек знал сие, лукавя своими развратными мыслями. Но почему Ита застревает там надолго? Это и волновало его и обязывало допускать самые разные варианты. Сил же ничего больше не сказал и смотрел на Джека с таким же непониманием. Видно слово «подрабатывает» для них обоих значило совершенно разное. Джек не хотел быть назойливой мухой (тут своих хватает) и потому стал выбирать столик, благо несколько было свободных.
Джек выбрал самый дальний, он же самый тёмный и как водится, самый грязный. «Тут что, корова рожала?». Подойдя к нему, Джек увидел картину попривычней глазу, ибо коровы у него не было: капли ещё не засохшей крови на столе и лужа на соседнем стуле. Пара выбитых зубов лежала рядышком. Пока Джек смотрел и думал, что тут именно произошло и стоит садиться или нет, все столики резко заняли неизвестно откуда взявшиеся люди. Большую их часть составляли спустившиеся сверху, а значит Ита тоже скоро должна появиться.
Но Джек ведь не в церковь пришёл, да и сам не чистюля (хотя сегодня и приоделся), потому сразу плюхнулся на стул, отчего тот вежливо скрипнул. «Спасибо хоть этот не запачкали».
Тихо «У Пенни». Только гром всё портит и пьяный шёпот. Народ приливает, а Сил наливает. Стук кружек и скрип половиц заигрывают друг с другом. Здесь своя музыка. Зачем вообще этот бард, до сих пор возившийся с грифом? И всё же сегодняшний вечер ему нравился. За исключением детей и встречи с Шоном, он шёл как по маслу. Ах да, ещё драный кот и кровь с зубами… Не по маслу значит.
— Мог бы и сам забрать, кхе-кхе, — выдал уже точно нервный Сил, лично принеся Джеку кружку отечественного пива. — Я ж тебе сразу и налил.
— Ох, Сил, я дома бахнул пару бокалов и уже не соображаю… — попытался бессознательно оправдаться Джек, ощущавший, как домашнее вино даёт о себе знать.
— Не мудрено, Джек. А как же иначе? — загадочно бросил Сил, уходя.
Гость не успел спросить про драку.
— Ещё и оглядывается. А, это же шея… — Джеку стало неприятно и почесав щетину, он обхватил холодную кружку и опустил голову, устремив взгляд в бездонное варево, в котором почти не было пены.
«Всё не то, всё не так. Поганый вечер».
***
— Совсем ты не в себе, Джек.
Перед Джеком, где определённо никого не было и напротив никто не сидел, некто всё-таки находился.
— Кто сказал? — с наигранной мимикой уставился Джек на гостя, посчитавший сперва кого-то напротив порождением крепкого алкоголя. — Ты?
— Ага, Джеки. Больше некому. Оглянись. Все заняты своей выпивкой и не обращают на тебя внимания. Ты никому не нужен. Думал об этом?
Джек до сих пор и не мог понять, кто это сидит напротив него в тёмном углу, куда свет не падает, и смело такое говорит. Шон в каком-то дурацком костюме? Но ведь он побрёл домой, Джек сам видел. Тем более Шон не чтит праздник и, словно ребёнок, не умеет врать. Других знакомых Джек тут не видел. Кто-то решил подшутить над ним?
— Не надо было мне пить дома. Чуял ведь, не надо было. — Джек наконец осознал качество домашнего винца и улыбнулся. — Или это костюм, а?
— А какая разница, Джек?
Кто этот наглец и фокусник, который знает его имя и отвечает загадками? Не очень-то и хотелось знать, мистер. Джек потянулся к кружке, одновременно пытаясь разглядеть собеседника в углу и понять, кто перед ним.
— Мне нравится ход твоих мыслей, Джек. Я тоже не прочь выпить, — гость уставился на пиво на столе.
У Джека в худой груди появилось возмущение с подружкой злостью. Сегодня Джек не хотел новых знакомств. Сегодня он хотел только отдохнуть и напиться, чтобы прийти домой и не слышать очередных воплей жены по поводу его никчёмности и отвратности.
Потому Джека бесила эта нездоровая обстановка и он смело, потому что успел выпить дома, потянулся за воротником таинственного козла, чтобы вытянуть его на свет божий и надавать по роже. Но справа раздался нежный голос:
— Вам чего-нибудь ещё к пиву, мистер?
Ита. Великолепная богиня Ита. От одного голоса её Джеку стало тепло, будто от вина. Джек тут же сел обратно, закатал рукава, спешно пригладил волосы и глянул на разносчицу, улыбнувшись.
— Э-э… Ну-с… Можно чего-нибудь, — не смог быстро сообразить Джек, промямлив как школьник.
— Хех. — улыбнулся кто-то напротив и скрестил руки. Он наблюдал за ними.
— Чего-нибудь это чего, сэр? — Ита улыбнулась в ответ. Джек смотрел на её светлые волосы, в её голубые глаза, на одежду и видел, что она не смята.
«Значит не шлюха, — утвердил Джек. — Заправляла постель».
— Джек, ты действительно упустил вожжи. Стремена своей жизни, так сказать.
Кто-то в углу снова вставил свои копейки. Ничего, сейчас Джек закажет чего-нибудь и даст кружкой умнику по рогам. А потом башкой об стол. Джек старался не драться, но сегодня особенный вечер. Джеку всё равно.
— Именно Джек. По рогам.
Джек больше не мог выносить этого, потому поспешил, нервно кося на собеседника:
— Ита, эм, принеси мне то, что посчитаешь необычайно вкусным к этому пиву. Уповаю на твою находчивость, милая, — непривычно деловито и с толикой заигранности сказал Джек, до этого не знавший таких слов.
Он явно почувствовал себя сильным самцом перед слабой самкой, которой он интересен. Это обязывало к вежливости. Что-то подобное последний раз он говорил своей жене во времена воркования.
«Надо завершать беседу и идти к Ите», — подумал протрезвевший на секунду Джек.
— Хорошо, сэр. Э-э…
Она неловко замялась, глянула на собеседника большими небесными глазами, оценивая его праздничный костюм. Потом вернулась на маленькие и не такие красивые глаза Джека, прищурилась и выдала то, что говорить было не обязательно:
— Всё в порядке?
— Да-а, Ита, всё-всё нормально… Э-э, жарко тут.
Ситуацию надо было спасать. Иначе подумает, что придурковатый. Джек заметил, что привстал со стула в напряжённой позе. Это и озадачило девушку. Джек тянулся к придурку в углу, давно видимо, сидящему там. Как Джек его не заметил?
— Будь добра, Ита, открой окно. Иначе я задохнусь, — глупо завершил Джек, выдав в конце такую же глупую улыбку, ещё более дурацкую, чем выдаёт Шон.
— Точно, хе-хе, жарко тут. Ита, у меня сегодня такая жажда… — повернул на Иту свою странную голову незнакомец. — Принеси-ка мне тоже выпить, будь добра. И больше ничего, ибо я со своим. Только кружку пива, пожалуйста.
«Со своим? Что это значит?». Джек не видел закуски на столе. «До сих пор держит в карманах? Идиот». А ещё наглец снова открыл рот, так ещё поставил Иту в неловкое положение: та при слове «жажда» поджала губы, потому что именно так к ней обращаются подонки, желающие её трахнуть. Ита не любила, когда к ней так обращаются, а обращаются часто. А Джек не любил, когда так её называли другие. Для него прозвище Жажда носило романтический оттенок, чего не скажешь о местных ублюдках.
Козёл, промямлив «жажда», только что расписался в своём согласии быть избитым. Джек не собирался с кем бы то ни было сегодня пить, особенно с таким ублюдком. А уж после этого тем более. Ух, Джек сейчас устроит шумиху. На глазах Иты Джек был готов свернуть гору, не то что разбить морду неизвестно откуда взявшемуся сопляку.
— Хорошо, сэр, принесу. И открою окно. Но лишь на минутку, буря ведь… — не завершив, Ита ускакала от Джека и нового знакомого.
«Чёрт! Она приняла меня за больного!». Джек был готов рвать и метать. Джеку всё вокруг казалось подозрительным. «Всё напрочь идёт в жирную задницу!».
— Оттуда всё и пришло, Джеки. Уж я-то знаю, хе-хе.
Опять это «хе-хе». Почти как козлиное и протяжное «бе-бе». Видно это действительно костюм, раз он не может нормально сказать без глухого звука — маска козла явно мешает. Джек ухмыльнулся этому нелепому чудаку.
Но ухмылка тут же исчезла. Вместе с желанием находиться здесь. Стало дурно пахнуть, будто кто спалил чего. Полотенце Иты попало в камин? Краешек её юбки? Или закурили поганый табак? «У Пенни» случалось и то, и другое, и третье. Вдруг ровно шесть громких раз ударились распахнутые Итой створки окна. Самой девушки не было видно, и она не спешила их закрывать, ровно как и нести пиво придурку в костюме козла. Где же Ита? Срочно стелит какому-нибудь вонючему старику кровать? Или ублажает молодого и горячего мексиканца с бронзовым телом за дополнительную плату, забыв о просьбе человека с козлиной головой? Джек наверняка не знал причины столь долгого отсутствия, потому кидался вариантами, дав волю своему воображению.
Завыл ветер и впустил бешеную ворону в трактир. Она опрокинула кружку и села кому-то на голову. Поднялся крик, за ней возня — ловили гостью. Раздался вопль: «Сука! Палец оттяпала, тварь!.. Держи-держи, я её, чёрную, задушу!». Возня усилилась. Кто-то с перьями в кулаке завалился через стол, опрокинув соседей. К ловле подключились, встав, пострадавшие. Смеялись, орали, ругались. Через несколько секунд раздалось спасительное «Улетела!».
«Кто-нибудь, перевяжите ему палец!» — завершили мужики.
Сил побежал, насколько позволяли габариты, в кладовую. За бинтом, наверное.
«Лучше бы ещё одну кружку принёс старине Джеку, — подумал старина Джек. — А лучше пусть Ита принесёт. Где же эта вкусная девка, чёрт бы её побрал? Как сквозь землю провалилась».
Этим вопросом задавались все молодые самцы «У Пенни» сегодня и во все другие дни. Её ждали как вторую кружку вкусного пива, наполненную до краёв нежной пенкой.
Шло время. Казалось целую вечность. Люди смеялись, запивая очередные истории. Болтали о разном: кто о работе, кто о хозяйстве, кто о женщинах. Кто-то жалобно вспомнил прошлогоднего «Люцифера»… «У Пенни» становилось душно. Даже открытое Итой окно не спасало. Джек всерьёз забеспокоился о кислороде, не в состоянии терпеть странный запах. Народу шло всё больше. Вонища, похожая на гарь, не выветривалась. Сил обслуживал новоприбывших. Наверное, ему там, у двери, не воняет, ибо он уже решил бы проблему. Джек бы пошёл и сказал о запахе, но был занят тревожным молчанием: в самом тёмном углу трактира незнакомец и Джек смотрели друг на друга.
Смотрели так, будто-то вот-вот сорвутся с мест и вцепятся друг в друга как давние враги. Ита вернулась, приятно задев юбкой ноги Джека. Она всех так приятно касается? Вернулась для того, чтобы принести козлу кружку пива. Ита не ощущала запаха, раз ничего не говорит? И прежде, чем легко развернутся и навсегда исчезнуть из жизни Джека, задержала на нём секундный взгляд. Джек готов был отдать всё на свете, лишь бы этот взгляд не заканчивался. Но реальность жестока к таким как Джек и Ита, улыбнувшись, ушла работать. Он ещё долго смотрел ей во след и увидел, что полотенце и юбка девушки целы. Значит табак?..
Но тут его отвлёк странный звук, доносившийся сверху. Джек краем уха услышал, что кто-то скребётся. Где-то под самым потолком, на балке. И нет, это не ветер, гоняющий листья с соседнего дерева по старой крыше. И даже не капли дождя с чёрного неба. Похоже на птицу… «Плюх». Что-то мелькнуло линией перед глазами и упало Джеку в кружку. Он сглотнул и медленно взглянул наверх. На одной из балок, что паутиной переплетены под потолком, сидит ворон. Прямо над их столом. Ворон зыркал на Джека, поворачивая беспокойную голову.
— Неожиданно, правда? — козёл, хлебнув пива, не был удивлён.
Джеку стало не по себе. Он посмотрел в кружку и увидел в ней то, что увидеть предполагал, но очень не хотел. Мизинец, ранее оттяпанный у одного бедняги в зале, уже выглянул из вкусного пива своим грязным ноготком и кружился.
— Твою мать… — протянул Джек не сводя глаз с «добавки» к напитку.
— У меня нет матери, Джек. Как и у тебя, кстати.
Больно и точно. Как шпагой в самое сердце. Джек давно не вспоминал о своей матери и точно знал, что цветы на её могиле давно завяли и сам дух её требует замены. Он помнит последние материнские слова: «Не дай им завянуть, Джеки. Не дай завянуть памяти обо мне… Я так люблю цветы, милый мой. Так люблю…». После этих незавершённых слов она икнула — испустила дух. Джек был готов поклясться, что дальше она хотела сказать, как сильно любит единственного сына. Но не успела. Он преступно давно к ней не наведывался. Джек когда-то потерял мать, а сейчас также теряет себя и свою семью. Он только сейчас это осознал. Спустя столько лет лишь сейчас. Это осознавал и гость, судя по его внимательным глазам. Как он вообще видит сквозь искусственные, мастерски сделанные козьи глаза? Джек догадывался, что костюм дорогой, ибо его облик очень реалистично выглядит.
— Дай-ка помогу, — козёл медленно вынырнул из тьмы, сел ровно, закинул голову назад и открыл пасть.
Зрелище было страшное ещё оттого, что действие сие происходило очень медленно. Для Джека целую вечность. Музыкант заиграл тоскливую мелодию на своих несчастных струнах. Особенно ненормальное было дальше: ворон спрыгнул на стол, ударив когтями и крыльями о его поверхность, взял клювом мизинец и в полёте, размахивая крыльями, замерев, заботливо опустил палец в самую настоящую козью глотку.
— За твою смерть, Джек! — отчётливо сказал козёл и запил съеденное пивом, вытерев седую бороду своим грязным копытом.
Отчего оно грязное? Не ходил же он и вправду на четвереньках? Или ходил?..
Именно в этот момент Джека впервые за сегодня охватил ужас. Холодным потом мигом стёкший по спине. Джек закрыл глаза в подозрении, что это не костюм. Кадык стал слишком огромным и Джеку пришлось приложить усилие, чтобы сглотнуть и моргнуть. Он не хотел открывать глаза. Он хотел проснуться и никогда больше не пить. Джек сказал самому себе «Боже, спаси и сохрани…», хоть и не был набожным — так, на всякий случай. Но Бог сегодня не заходил к «Пенни», в отличие от другого библейского персонажа. Джек очень скоро осознает, с кем ему довелось пообщаться. Но пока Джек боится. Он в ужасе.
Джек открыл глаза: медленно и больно. И тут, только сейчас, он увидел два горизонтальных зрачка в омуте ярких жёлтых глаз, которые не моргая, пялились лишь на него. В месте шеи, где предположительно голова-маска должна отделятся от прекрасного костюма, снимаясь, швов видно не было. Таких же краёв на плечах Джек тоже не увидел. Костюм был идеально цельным. «Это был не костюм, — подумал Джек. — Это была шкура».
Джек наконец прозрел.
— Ты что, козёл? — тихо спросил Джек, не веривший своим глазам.
Он боялся и не понимал: это в реальности происходит или в его больном воображении?
— Он самый, — и тут же этот козёл резко вытянулся и предстал перед Джеком в своей животной красе.
С этого момента бедняга уже точно запутался и окончательно потерял грань между реальностью и нирваной, которую каждый алкаш пытается нащупать при очередном опрокидывании. А вместе с нею часть рассудка.
Нос к носу, вплотную, на Джека пялилась огромная козлячья морда, утонувшая в чёрной шерсти, с длинной седой бородой и большими рогами. Глаза горели адским пламенем и Джек понял, что вот она, заветная смерть. Неужели пора? Джек не совсем угадал, но был близок и умирать не хотел.
— Всегда нравился запах человечины. И чем более мерзок человек, тем сильнее от него разит, — гость скривил два носовых отверстия в своей животной гримасе.
С этим изречением Джек бы согласился, если бы перед ним сидел человек. Без рогов и не такой наглый. Сколько именно таких персонажей, самых мерзких, видел Джеки в своей серой жизни? Много. Среди них был и он сам.
— А ты сегодня самый вонючий, Джек. Самый мерзкий в Дублине. Догадывался? — козёл откинулся на стул и растворился во тьме.
Ещё один вопрос от животного, которое вообще не должно разговаривать. Джек, не сводя пристального взгляда с козлиных рогов, сжал кружку, напрягся.
— Не будь таким предсказуемым, Джек.
У Джека начался нервный тик.
— Хотя давай, кидай. Но тогда не узнаешь, зачем я здесь. Тебе ведь интересно.
«Чёрт возьми, он прав». Джек медленно поднял кружку и отхлебнул. Мало. Не так как всегда. Он не в порядке.
— Знаешь, Джек, в Аду скучно… Я здесь не для того, чтобы быть мишенью. Я сюда, как и ты, поразвлечься пришёл, — глоток сделал и он.
За козлиной душой правды не видать. В этом чёртов собеседник был уверен.
— И для каких развлечений я тута? — Джек начал коверкать слова, тут же забыв о своей джентельменской способности говорить красиво, то ли от беспокойства, то ли по иным никому не ведомым причинам.
Козлу не к чему манеры. Пусть спасибо ещё скажет, что Джек вообще с ним разговаривает.
— Джек, скажу как есть: ты больше не увидишь Иту.
— Что ты мямлишь такое? — осмелел от таких оскорбительных заявлений Джек. — Я прямо сейчас встану и уйду за ней.
«Мало того, что козёл, так ещё и наглец. Кто он такой, чтобы решать человечью судьбу? Да, догоню Иту, схвачу её за руку, попрощаюсь с Силом, кинув ему купюру и побегу с богиней в порт и оттуда на ближайшем корабле мы отправимся в Грецию. И больше никогда не вернёмся в этот неприятный город к таким неприятным людям. Там заведём…».
— Нет, Джеки. Никогда её не увидишь, — оборвала сладкую мысль козлиная рожа. — Раньше надо было думать и играть в мужчину. Твой час истёк.
— Ты мне помешаешь? Может те всё-таки навалять по козлиной морде?
— Ты сегодня слышал петухов?
— Э-э… Да-а, соседские каждое утро как заводные, — Джек сам не понимал, почему смиренно отвечает на его вопросы.
— Сколько раз они пели сегодня?
Его рот двигался очень натурально, словно живой. Джек хорошо помнит, как двигаются ротовые мышцы козла, когда тот жуёт траву. Это как раз тот случай.
— Какая разница? — Джек терял контроль и был готов надрать мистический козлиный зад.
— Шесть раз? — козёл перестал моргать.
— Да, верно. На шестом я всегда встаю! — на последнем слове Джек поставил такой громкий акцент, что за ним, сидевшие в глубине зала товарищи по отдыху, обернулись.
— Я тоже встаю, ик! — проскрежетал кто-то, над кем висел фонарь, освещающий лысину. — Каждый вечер со своей жены встаю, хе-хе, чтобы прийти сюда, ик, и мечтать о том, что когда-нибудь встану с этой, э-э, девицы и её сладкой попки…
Нахал тут же оглянулся в поисках Иты под смех своей компании.
Джек решил следующее: раз уж он взведён, то пускай получают двое. Он не думал, потому резко встал, почти прыгнув и в развороте бросил кружку прямо в затылок гадине с острым языком. Та разлетелась о большую голову паскудного мужика с таким треском, будто кто-то ударил миской супа о стол. Мужик не успел и ахнуть, как рухнул на пол. Повисла тишина. Никто никогда не видел Джека таким злым и пьяным. И никто не осмелился лезть поперёк.
— В яблочко, Джеки. Ты молодец. У тебя случайно нет яблока? — послышалось позади.
Мужика подняли и увели, вместе с ним ушла половина прилежных клиентов, на пути бросая оскорбления и обещания, что больше не вернуться в эту блевотную конуру.
Надорвалась струна с последней нотой грустного музыканта. Сил гневно бросил через весь паб:
— Деньги за кружку и пиво на стол положи. И чтобы больше я тебя здесь не видел. Живо вон! Иначе, клянусь Богом, я разделаю тебя как рыбу… И пусть дружок твой тоже проваливает и заплатить не забудет!
Сил схватил разделочный нож и был готов разделывать. До этого Джеки не знал разъярённого Сила.
«Нервы тут у всех на пределе. Гнусный вечерок».
Он достал монету из кармана и положил на стол. Предупреждения вполне было достаточно, чтобы даже пьяный Джек осознал опасность положения. Наедине Джек мог помахаться с толстяком, но сейчас он был в меньшинстве. Он всем испортил праздник и за это каждый был готов помочь Силу, если прижмёт.
«А Шона рядом нет», — подумал Джек.
— Заплати за меня, старый друг, — очень тихо, даже не шёпотом, а будто в самом ухе, раздалось сзади Джека.
Козёл как-то бесшумно оказался за спиной. Ситуация не позволяла разбираться с наглостью незнакомца в костюме — надо было делать ноги.
— Нет у меня больше денег, — быстро сквозь зубы сказал Джек, слегка повернув голову назад.
— Надеюсь ты не лжёшь, Джеки, потому что прямо сейчас ты заплатишь мною.
С этими словами ещё только что стоявший сзади козёл бесшумно превратился в монету, глухо и с чмоканьем упавшую на пол, прямо в кровь. В ту самую, которую Джек заметил, как только подошёл к столику. Но никто не заметил превращение — козла как и не было. Как не было и Иты.
У Джека началась трястись кисть правой руки, дёргаться пальцы на ней, потому что сейчас ему предстояло взять упавшую в кровь монету и заплатить за выпивку исчезнувшего резко козла. Джек сглотнул и потянулся за ней. Дотронувшись до горячего кругляшка и до пролитой крови, у Джека перед глазами вспышками начали стрелять кадры с избиениями жены.
«Да, Джек. Это твоя жена. Иту ты бы также «любил?».
Голос козла, очень отчётливый, вспорол слуховую перепонку обоих ушей Джека. Голова сильно заболела, будто кто-то вонзил в неё лезвие, вокруг всё закружилось, сердце зажало. Джек сжал монету в кулак, измазав его чьей-то животворящей жидкостью.
Джек упал на колени и сел в крови в позе молящегося. Его лоб упирался в стол, на котором ещё сидел ворон — он смотрел на Джека. Слёзы вместе с диким желанием проснуться нахлынули на его. Джек засунул руку в карман пиджака, чтобы достать платок и вытереть признаки слабости, которые никогда не видела жена. Вместе с ним выпорхнула купюра с Джеймсом Джойсом и незаметно упорхнула за спину Джека.
— Видит Бог, ему нужна помощь... — сказал Сил, заметив купюру. — Ребята, выкиньте его куда подальше от «Пенни»! Кто это сделает, получит от Сила заветную кружечку.
Желающих получить такую вызвалось не мало, потому Джека подхватили под руки и поволокли вон. Сил поднял купюру и под возвращающийся гул зевак лишь сплюнул на пол, в кровь, проводя Джека.
— Твой долг погашен, ублюдок, — сказал себе Сил, засунув Джойса в карман фартука.
Джека тащили. Кто-то пару раз, втихую, сильно приложился по его рёбрам, отчего Джек издал негромкий стон и лишь сильнее сжал кулаки, в одном из которых была дьявольская монета. «Почему он не забрал её?». У него не было сил даже выругаться, всё было как во сне. Всё кроме боли в голове и рёбрах. Джек лишь думал о жене, об ударах, которые наносил ей будучи пьяным. Лицо жены постоянно менялось лицом Иты, а удары оставались такими же сильными, совсем не ударами слабого человека. Джек не любил быть слабым. «…Иту ты бы также «любил?». Видимо. От таких ужасных мыслей и воспоминаний Джеку только сейчас стало по-настоящему плохо. Он совсем потерялся в своём помутнённом сознании и не хотел больше жить. Последнее, что запомнил Джек, пока головой не ударился о мокрые булыжники на улице, была мысль: «Прав был козёл — не увижу больше богиню».
Джек пролежал под дождём пол ночи и пришёл в сознание лишь когда местная дворняжка начала лизать лицо. Он с трудом поднялся, голова сильно болела.
«Надо идти домой», — подумал Джек, слегка пришедший в себя.
Голова чуть кружилась, но идти можно. Джек почесал собаку за ухом, поблагодарил её словом и пошёл в ночь вдоль дорожки. Небо было почти безоблачным, ибо тучи ушли далеко за город. Людей на дороге не было и только летучие мыши беспокоили Джека, низко летавшие мимо. Одна из них ударила макушку ночного пешехода крылом, отчего тот выругался и присел, замахав руками. Пешеход посидел и пошёл быстрее и лишь редкие звёзды напоминали ему о том, что всё происходит наяву. Луна ясно светила, будто фонарь, потому Джек точно знал направление пути. Пахло мёртвой листвой и увидев разбросанные развалившиеся тыквы вдоль дороги, пешеход вспомнил, какую ночь пережил. Лучше бы не вспоминал. Беспокойство вернулось.
***
— Мало того, что обманул, так ещё обо мне забыл? — едва слышно сказал кто-то совсем рядом.
Джек обернулся и испугался ещё больше оттого, что рядом никого не было.
— Кто здесь? — Джек сжал кулаки.
— Я тут, дурак человечий, — кто-то очень близко, будто за спиной, снова глухо проборматал.
— Выходи навстречу и разберемся, чего хочешь!
Джек не был уверен, что в состоянии противостоять ограблению, но попытка всегда не пытка. Тем более будто есть выбор.
— Я у тебя в кармане сижу, Джеки.
«Джеки» — так его называли лишь два человека в жизни: Шон и тот незнакомец в пабе, знавший его имя.
— Это ты, тот козёл, превратившийся в монету?
Джек сам был в шоке оттого, что говорит с кем-то. Хотя голос был будто из головы.
— Никакого уважению к князю Тьмы, Джек, у тебя нет.
Вот оно что. Джек понял кого встретил «У Пенни» и кто прямо сейчас лежит в кармане его пиджака в образе монеты. Как же Джек сразу не догадался? А ведь столько намёков, столько знаков было. И Джека это осознание почему-то не пугало. Наверное, он проспался и слишком долго пребывал в той ненормальной атмосфере трактира. Привык.
— Так чего ты обратно козлом не становишься? — полюбопытствовал Джек.
— К сожалению, не могу. Если бы я знал, Джеки, что твой пиджак освещён, не стал бы монетой и не позволил бы так глупо пойматься.
«Вот оно что», — подумал хитрый Джеки.
— Как так получилось Джек, что на пиджак попала святая вода? Ты ведь не верующий и храм не посещаешь.
— Это, наверное, было тогда, когда я с женою пошёл-таки в храм помолиться. На меня вода и попала при освещении.
Джек начал вспоминать эту историю и шёл дальше, наслаждаясь прохладным ветром.
— И зачем пошли? — любопытствовал козёл.
— Мы хотим второго ребёнка, но она не может… — Джек вздохнул.
— Хех. Не может потому что ты её бьёшь?
Джеку и так хреново, но он это заслужил, эти издёвки, и он знал это. Промолчал.
— Ладно. Давай так, Джек. Ты меня достаёшь из кармана и больше меня не увидишь.
Но Джек имел своё мнение на этот счёт.
— Подожди ты. Получается теперь пока я тебя не выпущу, ну, не достану из кармана, ты не выберешься?
— Типа того.
— Так на кой хрен мне тебя выпускать?
— Ты жестокий человек, Джек. Я был прав в пабе. Я всегда прав…
— А мне что с того, что ты прав? Ты ведь застрял у меня в кармане, а не я у тебя.
Джеку стало веселей при мысли о том, что сам Дьявол у него за пазухой! Он ускорил шаг.
— Да, но Джек, ты ведь должен понимать, что я не могу тут вечно сидеть. Иначе, если ты меня не отпустишь, случиться что-нибудь с тобой и я таки выпаду с кармана. Поступи правильно, Джек.
— Ты хочешь сказать, что…
— Да, я хочу сказать, что вон на том перекрёстке, что впереди, тебя собьёт телега и ты упадёшь, ещё не мёртвый, с этого обрыва вниз, на скалы, что у реки. И уже там умрёшь страшной, потому что мучительной смертью. Возничий не заметит этого, потому что темно, хоть глаз выколи и не услышит, потому что ветер свищет и отправив тебя на верную смерть, поедет дальше как ни в чём ни бывало. Как тебе такой расклад? Как по мне, вполне заслуженный.
Джек остановился как вкопанный.
— Хе-хе, боишься?
Опять это «хе-хе — бе-бе».
— Я не вижу огней и не слышу колёс.
— Ну не телега, а просто всадник, проблема ли?
— Копыт не слышу.
— Ну не всадник, так волк раздерёт, не волк, так молния ударит, не молния, так частица метеорита, не сгоревшая в атмосфере, пронзит твою пустую тыковку, хе-хе.
Для Джека смешного мало. Он задумался.
— Это как?
— Джек, я здесь не на твои вопросы появился отвечать. Я выпить хотел, посидеть там, «У Пенни», но из-за тебя не вышло. Так что выпускай если жизнь дорога.
— Ты в любой момент можешь убить меня? — забеспокоился Джек.
Начинало холодать. Луну закрыла огромная туча. Стало темно.
— Почти, — коротко и понятно ответил карманный узник.
Джек не хотел знать правды. Джек думал.
— Цок-цок звенят копытца… — начал напевать козёл и тут же остановился. — Хотя знаешь, сделаем по-другому: давай год не буду строить тебе козни, как делал до этого, твоя жена родит тебе ребёнка и ты заживёшь как с Итой бы не зажил. Но когда твой час настанет и ты помрёшь, не будешь мне нужен, по рукам?
— Ага! — воскликнул Джек. — Ты, чёрт паскудный, запутался в моём крестике, что лежит в том же кармане, я прав?
Джек пощупал карман и убедился в этом:
— Вот так жена, позаботилась любимая!.. И что даже если я сейчас сдохну на скалах, то шансов что ты вылетишь из кармана не опутанным крестиком почти нет!
— Ты не так глуп как кажешься, Джеки. Ты прав, увиливать не буду. Но моё предложение в силе.
— Ну, мне надо подумать, хех. Оно и вправду хорошее и даже после смерти я тебе не достанусь. Я бы сказал даже заманчивое предложение, — сказал Джек и потёр руки.
— Эх, была не была. По рукам, чёрт.
Джек достаёт монету вместе с крестиком и смотрит на неё, пытаясь увидеть в ней козлиные черты. Но нет, обычная монета, какой можно запросто расплатиться. Второй рукой Джек убирает крестик и подкидывает монету, которая тут же превращается в козла.
— Так гораздо лучше, Джек. Я рад, что мы договорились. Опережая твой вопрос отвечаю, что твоя новая судьба уже вступила в силу.
— А ведь ты не так плох, а? — радостный Джек хотел поскорей побежать домой.
— Нет, я не плох. Я ужасен, — абсолютно серьёзно ответил козёл, стоящий на задних лапах.
Ростом он был почти как Джек. Он глядел своими жёлтыми глазами в темноту. Хорошо, что больше никого нет на этой дороге.
— Там ведь яблоня, я прав? — указал козёл копытом на пригорок в темноте.
— Да, когда прохожу мимо всегда срываю, — ответил Джек, вспомнив о ней.
— Давай подойдём. Хочу яблок.
Джек уже ничему не удивлялся и вряд ли когда-нибудь чему-нибудь удивится. Джек и старый козёл (на молодого Дьявол не был похож), подошли к одинокой яблоне, стоявшей на возвышении возле остатков сгоревшего дома.
— Эти яблоки со вкусом смерти, — сказал всезнающий князь Тьмы, потянувшийся за одним, но коротковаты ножки.
Джек слышал историю, что когда-то здесь погорела целая семья, а после дом отстроили и его заселила другая семья. Та тоже вся сгорела. В обеих были детки маленькие. Но Джек не верил в эту историю до сего момента. Джека обдало холодом и он содрогнулся.
«Я больше не буду есть яблоки отсюда», — подумал Джек.
— А зря. Очень вкусные. Как русские говорят, наливные. Они знают толк в яблоках. Сколько раз у них не был, всегда угощали, всегда яблочки вкусные, — ответил козёл на мысли Джека.
В одно мгновение животное это стало мускулистым мужчиной и в два прыжка запрыгнуло на крону. Оттуда, из темноты среди листьев послышалось стремительное чавканье. Джек стоял и размышлял над ситуацией.
«А ведь он мог быть и Шоном, и женой и даже моим сыном. Он может превращаться в любое существо. А ещё говорят, тварь Божья. Ага, Божья… Тьфу…».
Джек решил по приходу домой выбросить Библию.
— Хороша идея. И яблоки хороши. — донеслось сверху. — Тебе скинуть одно?
Джек неожиданно для себя решил, что сейчас у него есть величайшая возможность завершить творящееся вселенское Зло на Земле. Как об этом смог подумать сейчас Джек? Неужели Божье провидение ниспослано мне грешному за мои греховные мысли? Неужели дан шанс мне спастись и спасти весь род людской? От такого даже самые последние грешники не отказываются.
— Да, нарви мне несколько, будь добр! — крикнул Джек, а сам вытащил нательный серебряный крест, подскочил к дереву и с криком «На те креста на пятки!» секанул им крестик на стволе яблони.
— Ты опять за своё?
Все яблоки градом упали на землю, крона пошатнулась, сбив последние жёлтые листья.
— Каким бы я плохим человеком ни был, во мне есть и хорошее. Сейчас я поступил как хороший человек, — гордо, совсем без страха, выдал Джек, замерзающий от ночного холода.
— Так-то оно так, но что прикажешь сейчас делать? Сидеть тут? Ты ещё больший подлец, чем я. Нарвать яблок тебе хотел, по твоей же просьбе между прочим, а ты вона как.
Джек не видел атлетичного мужчину на ветвях, но слышал его дыхание и нарастающий гнев.
— Ага, нарвать хотел, всю крону на меня свалить, чтобы погубить? Дурака думал нашёл? Хотел, может, как Еву меня испоганить? Будешь вечно тут сидеть. Небось эту семью, что одну, что другую, тоже погубил и себе забрал?
Джек решил, что хватит боятся, пора вершить суд людской над этой тварью, над этим исчадием Ада за все его гадости.
— Они попали в Рай, Джек. В моих котлах нет как их родителей, так и детей. Чего не скажешь о тебе. Кстати говоря, тебе придержать котелок?
— Себе оставь. Я за свой поступок перед Богом буду и вместе с ним. Бывай. Яблок тебе тут до скончания веков хватит! — крикнул Джек и пошёл домой.
— Но они на земле, Джек! Постой, хитрец, сделка!..
Джек был прав и ждал этих слов. Он правда хотел спасти человечество, но ещё больше хотел наладить свою собственную жизнь.
— Десять лет раздолья после смерти хочу. Но на этот раз с Итой! — вырвалось у Джека.
«Типун меня на язык, надо было вовсе ещё одну жизнь выторговывать!»
— Десять лет? Ну, так и быть. Мне разницы нет. Десять так десять. По рукам? — говорит Дьявол-атлет и кидает огрызок в сторону Джека.
— По рукам! Ну что, я пошёл?
— Не торопись, Джеки. Сначала крест сцарапай. Тогда уговор исполниться.
Дьявол забрался на самую верхушку.
— Знаю я тебя, чёрт! В прошлую сделку ты сказал по рукам и всё исполнилось, значит также и сейчас! Ни к чему мне царапать крест!
— Ты очень внимателен Джек, очень. Ты прав, лгать не буду. Но, не спеши бежать и наслаждаться жизнями. За твою внимательность я хочу наградить тебя.
— Разве у тебя могут быть нормальные подарки? — неуверенно спросил тот, кто трижды обхитрил самого Дьявола.
— Джек, сегодняшняя ночь холодна. Ты сам это ощущаешь. В твоём доме есть камин, но он сейчас еле греет. А распалить его ты не успеешь. А именно в эту ночь тебе следует полюбить свою жену чтобы у вас родилось второе дитя, — Джек подошёл ближе. — Потому дарую тебе горячий уголёк, из самых адовых недр, дабы он грел тебя и твою жену в эту важную для вашей семьи ночь. Брось его в камин и делай мужское дело!
Джек увидел, что с кроны летит что-то пылающее. Оно летело прямо в Джека и тот, схватив рядом лежащую тыкву, обломанную наполовину, использовал её вместо рук, поймав уголь. Он был большой и в нём, словно в венах кровь, сочились пламенные прожилки.
Джек глянул на атлета, гордо стоящего на ветке и убежал домой, освещая себе путь пылающей тыквой. Дорога казалась вечностью и чем быстрее Джек бежал, тем отчётливее ему казалось, что он убегает от того вечера, от знакомства с Дьяволом и что в один момент он проснётся рядом с женой и ничего этого не будет. Но Джек, несмотря на холодный, пронзающий тело ветер, осознавал реальность. Алкоголя в нём как и не было и Джек явно ощущал жар, исходивший из тыквы — жар из угля, подаренный самим Дьяволом.
Внутренняя сторона тыквы обуглилась, почернела, начинала печься и Джек боялся, что недонесёт, что чёртов уголь сделает дыру и упадёт и потеряется, а Джек этого не заметит. Слишком многое Джек сегодня пережил, чтобы вот так проиграть. Он продолжал бежать, прижимая кусок тыквы к груди. Ему казалось, что за ним наблюдают, что о нём знают. Джек почти в истерике бежал прочь от Дьявола, застрявшего на яблоне. Снова наносил дождь и Джек хотел как можно быстрее прибежать домой.
Соседи давно спали. Лишь собака на привязи у того самого друга, который приходит чтобы одолжить на выпивку, услышала Джека и его бег. Залаяла. Джек быстро открыл калитку и заскочил во двор. Не закрывая её он в двух шагах оказался у двери. Стук в дверь кулаком должен разбудить жену или сына. Шагов не слышно — никто не идёт. Ещё раз стук и ещё. На Джека начала накатывать паника, а уголёк почти прожёг дно тыквы. Она капает мягкими липкими каплями Джеку на штанину, на ботинок, на крыльцо. «Чёрт бы её побрал, где она?..». Джек начал рыться свободной рукой по карманам в надежде найти ключ — безуспешно. Джек выругался. Пёс продолжал лаять, чувствуя странное копошение ночью в соседском дворе.
Джек побежал к окну своей спальни достучаться до своей женщины. Во дворе темень, как и в доме. Джек поднял тыкву и приложил к окну, словно фонарь — жены в кровати не было. «Сука, где ты шляешься?». Джек действительно не знал, где может быть его жена. «Сына тоже нет?». Джеку срочно надо было попасть домой, он хотел выяснить, где же они. «Может она оставила записку? В такую ночь и как назло её нет!».
Джека охватила ярость. Он положил тыкву, взял поломанного гнома без ног, который композиционно из-за своего увечья не подходил к новым собратьям на клумбе у крыльца и кинул его в окно. Треск услышала только собака, ещё больше начавшая лаять. Джек не выбил окно с первого броска. Второй. Окно поддалось и посыпалось в комнату. Джек взял тыкву под мышку и залез в дом.
Внутри пахло жареным мясом. Джек не был голоден. Но это значит, что если их нет в доме, значит они только что ушли? Но куда? Джек не знал и дойдя до камина, ещё не потухшего (и камин забыла потушить!), бросил козлиный подарок. Его обдало жаром, камин вспыхнул и загорелся невиданным пламенем и тут же, через секунду, начал гореть сильно, но умеренно. Дом наполнялся теплом.
«Надо срочно найти женщину!». Джек порыскал по столу — записки не было. Он пошёл на кухню и вскрикнул, испугавшись. На столе лежал скелет свиньи, правда без черепа. Мелкие куски мяса и мышц, что не имели большой съедобной надобности, висели на костях. Жена никогда не оставляла остатки свиньи на столе, сразу убирая их во двор, где Джек их закапывал. Да и целый скелет они никогда не несли в дом — ели свинью по частям. Мухи летали над остатками недавно убитого животного и громко жужжали, напоминая стервятников. Форточка окна на кухне была открыта и потому вопрос о том, как они залетели, мигом отпал. С улицы дул приятной прохладой ветер — предвестник суровой поры.
«Спросить у соседей где она? В такое время это плохая идея, я и так с ними не лажу, — верно подметил Джек. — Сама вернётся, кому она нужна?»
Джек пришёл сильно разозлился от мысли, что она не дома, не в постели, когда должна там быть. Он схватил за рёбра и потащил то, что не отвалилось по пути, жене в постель. «Будешь знать, дура, как за собой не убирать и шляться ночами!». И кинул их в постель. «Забавно, — подумал Джек, — если их накрыть одеялом, то выглядит так, будто человек спит». Джек так и сделал. «Пусть испугается, поделом ей». Придя в комнату сына, хозяин увидел, что и она пуста. «Ну их к чёрту!». Джек вернулся на кухню, взял бутылку начатого ранее вина, открыл и сделал несколько глотков, потом ещё и ещё. Оно быстро дало о себе знать и Джек понял, что сил больше нет. Пора спать. Надо прилечь и Джек решил вернуться в кровать сына, ибо с костями спать Джека не забавляло. «Хе-хе, подумает, что я». Джеку приснилась Ита, Греция и море с белым песком.
А потом Афины начали пылать. Песок у моря стал сыпаться сквозь землю. Колонны разрушаться и многочисленные статуи падать, забивая людей насмерть…
Джек проснулся, вздрогнув. Где-то вдалеке пели петухи и рассвет уже стучался в окна. Запах гари заполнил дом, камин пылал вместе с ковром и деревянными панелями на стенах, перекинулся на стол, поедая грязную скатерть. Откашлявшись, Джек устремился на кухню, но его ударило частью обвалившейся крыши, и он упал. Центральная часть дома, где находилась кухня, горела вовсю, дым заполнил комнаты и вокруг ничего не было видно. Лишь очертания знакомого интерьера.
Джек, откашлявшись, понял, что его лицо сильно болит. Дотронувшись до обгоревшей кожи, он сомкнул челюсти, отчего лицо заболело ещё сильнее. Он сквозь боль едва встал и пополз к спальне, к жене и сыну, которые вернулись под утро и легли спать. Джек был в этом уверен. Крикнуть он не мог, всё лицо жгло, кашель рвал изнутри. Еле преодолев путь сквозь огонь на кухне, он подполз к остаткам кровати горящей спальни. Всё вокруг было черно, как в Аду. Подняв голову, Джек увидел сгоревшие, уже почти развалившиеся рёбра под знакомым одеялом.
«Сгорели». Джек кашлял, задыхаясь, иначе он бы взорвался горечью потери. Крыша затрещала и обвалилась в комнате сына. Джек вдохнул запах пиджака, своего пота и из последних сил выпрыгнул в окно, в которое влез недавно. Крыша за ним окончательно разрушилась и упала тяжёлым грузом на пол, издав глухой и мощный звук. Земля затряслась, гномы на клумбе попадали.
Стали слышны крики соседей, весь район сбегался на пожар. Джек отполз к сараю, где лежали тухлые тыквы. Рука сломана. Лицо сгорело. Джек не хотел жить. Ведь Дьявол дал ему такую возможность, а он её упустил. Джек проворонил всё в своей жизни. Лицо пылало и Джек решил, что его надо остудить. Теперь он окончательно потерял рассудок. Потерял семью, потерял всё… Вместе со стонами и болью он сделал два отверстия для глаз лежащей рядом палкой. Люди боялись подойти к дому — так он пылал. Никто не знал, что Джек лежит еле живой на заднем дворе и мечтает умереть. Никто не знает, что его инстинкты только что одолели пагубный рассудок, но теперь, когда он спасся в шоковом состоянии, больной рассудок взял вверх.
Дальше он не отвечал за свои действия. Джек одел тыкву на голову. Её холодная и влажная оболочка приятно остудила обгоревшее лицо, которое тут же запекло. Джек крикнул, но едва слышно. От нестерпимой боли он побежал прочь, ничего не видя перед собой. Дырки для глаз съехали в сторону и Джек, забыв, что его двор стоит на обрыве и что забор сзади дома так и не был возведён, ударился о доски, для вида закрывающие опасный склон и полетел вниз, на скалы, на встречу своей смерти.
Последнее, о чём подумал бедняга Джек была не жена, не сын и даже не Ита, а паренёк, летящий вниз навстречу булыжникам.
«Сегодня я Падший Ангел, сейчас я Люцифер», — подумал Джек и улыбнулся.
Потом в газетах написали о пожаре и о том, что погиб лишь хозяин дома, чудом выбравшийся из огня, но к несчастью упавший с обрыва с тыквой на голове. Писали о том, что лицо трупа обгорело, а тело сосчитало скалы. Кто-то в статье назвал беднягу Фонарём-Джеком, мол, его лицо пылало вместе с тыквой, освещая дорогу в Ад.
Октябрь, 2020 г.
К западу от октября - Non/fiction - Лит. конкурс #кзападуотоктября #вызов #сборник #рассказ #story #novel #книга #писатель #хеллоуин #хоррор #ужасы #муза #искусство #art #творчество #creation #жизнь #вдохновение #символизм #готика #мистика #история #writer #life #happiness #symbolism #gothic #mystic #history #беларусь