ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Сбежавшая невеста!
“Ну, родня! Ну учудили!
Всё пойму да прощу, но не Кощея! Нетушки.
За него я замуж не пойду!!! Другие планы у меня, ой другие! Улечу от них в Лукоморье далёкое, счастья искать”, – причитала молодая женщина сквозь зубы, то и дело яростно помахивая помелом в воздухе. Управлять ступой в подвенечном платье было не особо удобно, то и дело Яга спотыкалась о длинный подол, да и думушки в головушке коротко стриженой были чернее тучи. А на дне ступы от сильного свиста помела то и дело клокотала испуганно избушечка, не проста да не игрушечна, а живая избушка на курьих ножках с крылышками, без окон без дверей, просто ещё очень маленькая.
А все то хорошо начиналось, если б не вздумали явиться их в дом сваты.
Вздумал Кощей старой женить сына своего да и выпытал, что по нраву ему Яга Каленая, про таких, как она, говорят “в самом соку”! Ликом страшна да телом пышна. Вздыхал по ней Кощей Младший да чах не по дням, а по часам: нравились ему Йожкины глаза серые и озорные, да формы пышные вводили в экстаз. Ну раз созрел сынок, решили счастья попытать у отца невесты .
Все бы ничего, дружбу меж собой молодые водили, знала Яга, что богат молодой Кощей да и ликом красив, но дрыщеват да скучен. Не хотела она жизнь прожить свою с тем, с кем словом не обмолвишься. И по характеру как мякиш был, потому и отвечала на любые вздохи навязчивого кавалера отказом…
Но не думала она, что так всё сурьёзно будет...
Отец, Яги был ОРОКОМ, как известно, да не простым глупым громилой, как принято считать… Служивый он был, грамотный, при царе Горохе слыл воеводою. Был в плену ранен да оставлен помирать, если бы его тогда не спасла веда Валькирия, то и Ягуси бы на свете не было. Осиротели они с отцом, когда Яге осемнадцать годочков стукнуло.От невиданной болезни мать сгорела да по смерти передала дочери дар свой великий вместе с благословением. Долго горевали они, но всё же недолюбил отец, вновь женился.
Хорошая, женщина ему попалась, сама с дочерью, а сиротинку Ягу не обижала, наоборот, любила как свою, защитой была ей! Да и Яга любила новообретённую матушка взаимно! Души не чаяла да сестру сводну любила, как родную! Всей душенькой.
Отец хоть и добрый, да мог прикрикнуть, если что не по нём… Горбатились отец да матушка, вот и хотели для дочек лучшей житушки. Как появился на пороге Кощей старшой в цепи золочёной и в пиджаке малиновом, хряпнули по рюмашечке за молодых и свадебку, по рукам ударили, а самих молодых не спросили, а зря.
Остался Кощей младший у разбитых Фаберже да в растрепанных чуйствах в назначенный день свадьбы: невеста его сбежала, покинув дом отчий на закате.
***
Ступа была старая, переданная матерью по наследству. Управляла Яга ей легко, ибо летать её мать учила с шести лет. С мала лет она магией обладала, но был у неё дар особенный, переданный матерью посмертно, да не вошёл он в силу пока...
Но сегодня даже природа – аль боги язычные? – были против Яги.
Хлынул дождь как из ведра, принося с собой сильные грозовые раскаты грома с молниями, да ураган поднялся сильный.
Из всех всех сил выбивалась дева, следовала вперёд, зная, что назад дороги нет, чем дальше она отдалялась от отчего дома, тем будто бы пуще злилась матушка-природа, раскачивая ступу ходуном и кувыркая в воздухе, отбивая щепки.
Взмолилась про себя в страхе диком веда молодая, ибо силы покидали её семимильными шагами, а природа пуще злилась, нагнетая молниями, люцернами шаровыми
Эти самые люцерны оказались бы последними в её жизни, ведь одна из них попала прямо в ступу. Громыхнуло на весь тёмный лес, доля секунды – и деревянная ступа разлетелася в щепки…
Вмиг наступила мертвая тишина, и даже дождь прекратился, как будто и не было капризов природы. И тут же тишина была прервана клокотанием в темноте и быстрым посвистом махоньких крылышек
Яга открыла очи, почуяв, что она нависла где-то в паре метров над землей с обломанным помелом в руке, испуганная до чертиков, но живая. Ухватила её избушонка за шиворот, но… долго не могла удерживать малютка свою пышнотелую хозяюшку. Не успела Яга отдышаться, как обе ухнули вниз: видимо движениями крыл своих избушонка немного смягчила их падение, поэтому Яга не так сильно пострадала, да только нога болела.
***
Спустя время дева уже сидела на земле, плача обнимала и целовала свою деревянную питомицу. И пусть платье было изгваздано-изодрано, потеряло весь вид, пусть сильно саднила нога. И не так беспокоила Ягу утрата ступы, ведь она была жива.
“Ох ты, родненька моя, не зря в народе говорят: Волка ноги кормят, а Ягу – изба!” – причитала веда молодая.
Погоревав-поохав, Яга пыталась было подняться, но странные звуки её отвлекли, заставив оцепенеть. Из-за кустов надвигались несколько упырей, злы они были да голодны, ибо нитями пускали слюни наземь, глазницы их горели ненавистью ко всему живому, источали они зловонье дикое. Яга даже кричать не могла: страх неведомый сковал холодными цепями. Избушка храбро было кинулась вперёд, да мала она, силенок-то мало, схоронилась за спиной тут же, а Яга в отчаянии замахнулась огрызком помела, разозлив нежить ещё пуще, сил после падения не осталось для колдовства да и не могла она на мертвяков мороки наводить, ибо не чуяли они такой магии…
Казалось бы Яга снова простилась бы с жизнью уже навсегда, зажмурив очи ясные, но не тут-то было…
Слишком громкое для упырей “чавк” заставило бедолагу разомкнуть веки.
“Зря”, – подумала Яга про себя.
Глядь – пред ней диво дивное, упырей окаянных след простыл, вместо них змей – громадный, серый – скалится, а точнее, зверь лютый, именуемый на востоке драконом! Видала она их, да в далеке далехоньком летали, а тут близко пред очами, рожа слюнявая да с ухмылкою мерзкой.
“Всё, теперь уж точно смерть пришла”, – подумала веда. Только и смогла взвыть, снова сомкнув глаза
– У-у-уйди-и-и, нечисть чешуйчатая!
– Тю-ю-ю, ты посмотри на неё. Тоже мне барыня! На себя посмотри, кто здесь нечисть, а кто здесь – чисть! Глаза-то разуй, бестолковая! – промолвил вдруг зверь голосом девичьим!
Тут Яга даже очи протерла от дива дивного, глядь – пред ней девица по-босяцки одетая, с расписными узорами на руке по локоть до перста да с распущенными светлыми косами. Очи её ясные горели хитрецой, а ехидная улыбка радовала тем, что не было одного зуба.
– Чой-то? Из ороков, что ли, не вразумных? Поразвелось вас тут видимо-невидимо, на корм мертвякам, – скорее для себя удивлённо утвердила незнакомка, нежели спрашивала Ягу..
Самой Яге не оченьто понравилось такое обращение, слёзы хлынули по щекам от этого, она даже для своего спокойного непрошибаемого нраву рыкнула:
- Да, из орочьих, я полукровка и чегось с того-то? Чой это я тебе неразумная-то, а? Не по роду народ судят! Мать моя ведой была, отец – ороком! Тебя-то хоть как звать? Какого ты роду-племени, чтоб судить меня, Ягу Калёную, с отчего дома да со свадьбы собственной сбежавшую! От Кощея лютого! Да от смерти трижды! – не выдержала веда да прижимая избушку к груди заревела горько, заставив смутьянку на кортки присесть рядом да положить на плечи массивные ладони.
С интересом она пригляделась к Яге, незнакомка. Что- то в глазах грязной орки почудилось ей странным да заставило прислушаться и заговорить, как будто искра иль наваждение, а так бы добила.
– Э, мать, не серчай! Не знамо мне, что бывают полукровки! Сатиния имя моё, а роду-племени из драконов да разбойников! – на этом слове Сатинии как-то даже взгорднулось, ибо любила она жизнь свою свободную кочевную.
– А ты, случаем, не Горыныча дочка? – неожиданно прекратив рыдания спросила Яга, затем зачем-то уточнила: – а ведь сходится всё, Горыныч тоже разбоем промышлял…
*** в том же времени Яге вздумалось в мороке счастья попытать, ведь страх перед разбойницей был, но мысленные посылы её Сатинией по матушке не давали заглянуть прямиком в душу, непрошибаема была её защита – такова, что когда пытается какой-то супостат окаянный мозги запылить да задурить, посылают его мысленно да крепко по матушке иль ещё крепче по батюшке***
– Не знаю, кто отец мой был, – задумалась Сатиния, – может и Горыныча внебрачная, кто знает, авось и правда!
На то Яга по-детски как-то непосредственно улыбнулась и взболтнула:
– Значит Горыновной будешь!
Сатиния кивнула, отчего-то согласившись, ведь как-то гордо звучало отчество, ведь другие величали безотцовщиной в давнем отрочестве, а тут хоть отчество будет... Сама же, нежданно даже для себя, спросила Ягу:
– А чегось это ты со свадебки сбежала, жаних не по нраву был аль беден, иль в постелюшке не устраивал?
– А не люб он мне, богат безмерно ! Красив на лик, да скучен. А в постелюшке я с ним ни-ни ещё, ты чо? – вздохнув ответила веда молодая, краской наливаясь, сдвинув головушку стрижену на бок.
– Тю-ю-ю, эка не видаль, я б его в пепел изжарила да пошла б свадебку праздновать да похороны пышные! А затем вдовой богатой свой век дожила, делов-то! – рассмеялась на то Сатиния колоколом звонким, вызывая у Яги улыбку до ушей.
– Я бы с радостью, но друг он детства мой! Как друга я ещё могла его терпеть, да не в качестве мужа, – возразила веда сероглазая.
Тут внимание Горыновны привлекла избушка с крылышками в
руках Яги и то, с какой нежностью орчица гладит да нянькает, не прошло мимо её внимания.
– Слушай, вот ты вроде взрослая баба, а игруху лишь с дому с собой взяла! Взрослеть давно пора, – проворчала разбойница.
На то Яга улыбнулась, прошептав скорее с нежностью для своей питомицы:
– Не игрушка это, а самая настоящая избушка! Из курочки жертвенной! Кровью со мной смешанная, магией чёрной окутана! Просто она ещё маленькая.
– Да уж, чуяла я магию странную некроманную, когда упырей кошмарила, неподалеку, бум ждать, пока твоя кура нестись станет и в коттедж превратиться, – рыкнула, почесав в затылке, Дева драконья.
Не понимала она, что происходит с ней… хоть для орка эта дева была разумная, да и настроена по-доброму, чёрна магия отталкивала и пугала дракона. Ещё она, несмотря на посылы, всё-таки въелась в сознании, иначе откуда такое расположение к ней.
Она пыталась прогнать думы добрые! Добро и зло билось в ней не на шутку: с одной стороны пред ней была грязная орчица, которая колдует безбожно, мороча ей голову, ведьма самая настоящая! Мерзкая ведьма грязнокровая! С другой стороны – взгляд этот широко распахнутый, как у дитя глупого невинного, непосредственность и нежность, с которой она обнимает свою избушонку, не давали Сатинии покою.
“Улепетывать надо, ведь убить точно её не смогу!” На минуту тёмная сторона души проснулась иль видение страшное, как голову секирой орчице молодой она сносит, и всё багрится кровью, а ведь без вины, даже головушкой буйной встряхнула! Нет, бежать бы! Бежать!!! Подальше от колдуньи богомерзкой!
Из судорожных мыслей, её вывел смех. Как из бочки водой её окатило. Сквозь завесу мыслей она слышала тонкий, почти детский голосок Яги:
– Эй, чегось с тобой? Лица на тебе нету! – удивлённо спросила Йожка.
– Да нет, ничегось, – вздохнула Горыновна, встряхивая все мысли наваждения да мороки.
– Слушай, Горыновна, а далеко ли до ближайшего городка? – не унималась тем временем веда.
Как раз-таки Горыновна уже могла мыслить трезво, грубо рыкнула, вскакивая с места резко.
– Рукой подать, как раз дойдешь, да скатертью тебе дорожка!
Удивилась тут Яга и тоже поднялась с земли, но медленно, ибо нога разболелась не на шутку, сделав лишь хромой шаг вперёд к своей новой подруге, спросила:
– А ты разве не со мной пойдешь, не проводишь меня?
Боязно ведь всё-таки было! Упыри ли аль зверь какой лютый попадётся, да и не знала толком она куда идти ...
– Нет, мне по другую сторону идти, – категоричным отказом ответила Горыновна.
На то, сильно хромая, орчица пригородила путь смуьянке, от напряжения даже вены на виске выступили! Даже избушонка, уснувшая на её плече, съёжилась и стала казаться меньше, казалось бы, боялись они чего-то сильно-сильно. Дрожащим голосом взмолилась веда:
– С собою меня возьми, ведомо мне где огневушка злато прячет! Да в Лукоморье далёком много его...
– Не нужно мне злата колдовского! Я сама могу любое достать! Уйди же ты с дороги! Не то убью или сожру тебя к чертям, ей богу, не доводи!
– Не убьешь! У тебя глаза добрые!!! А ещё... Ещё... Я зелье варить умею, для силы драконовой! И блеска чешуи, во чегось угодно! – выпалила Яга на одном дыхании, всё так же пригораживая путь.
– Эка, мать ты глупая! Вот же настырная баба. Откуда ж только свалилась на мою головушку, сгинь же дорогой своей, окаянная! – в сердцах зашипела Горыновна, легко отталкивая Ягу, превращаясь в дракона, с разбегу поднялась с лёгкостью в воздух...
Спустя время, казалось бы, всё было для Горыновны хорошо, но лететь, как обычно, радуясь встречному ветру, она не могла с тяжёлым сердцем. Так тяжелы были её мысли, настолько тяжелы, что тянули саму её вниз… Очень хотелось вернуться назад, снова взглянуть в эти серые, как предутреннее пасмурное небо, глаза.
“Хоть и голову мне вусмерть заморочила, да не было в ней злого умысла! Взяла б я ее с собой, не обеднела бы! Наоборот, разбогатела бы, да веселее было бы! Единая она, кто ко мне по отчеству обратилася, уважила, а то все змеёй-переростком кличали! Да монстром. Кстати, почему Горыновна? У меня ж не три головы, а?” – опечаленно думала меж тем Дева разбойничья. – “Что ж у меня за грязь на хвосте налипла?!”
Понимая, как не только мысли её тянут вниз, хвост стал тяжёлым, тяжёлым, как никогда не было… она обернулась назад…
Глядь – висит на хвосте Яга, улыбается, как ни в чём не бывало, ещё пыльнее, грязнее, чем была, а на плече дремает её избушонка!
Вздохнула Горыновна с радостью и облегчением, и даже разозлилась, ибо от этой откормленной блохи никуда не деться. Хотя замедлилась, ибо чуяла своим большим сердцем, что неспроста это… Для чего-то судьбина подкинула ей безголову подружайку, которая, жизнью рискуя, всё равно пошла за ней во что бы то ни стало, ведь могла разбиться непутевая. В глубине души, конечно, она была рада, что вот она, живёхонька, висит, но все же головушкой в детстве об бетонку, видимо, ударенная, а ещё и ведьма!
Замедлилась Горыновна в полёте, утвердив:
– Зелье для драконовой силы и блеска чешуи из чего угодно, говоришь, варить можешь? – но тут же проворчала держа маску злого дракона: – Эх, ладно, полезай на спину, хорош на моём хвосте кататься да чешую сдирать, эть чо у думала-то! Трололо немытое!
Прервала её Яга вопросом детским:
– Горыновна, только одно не знамо мне, куда упыри-то делись?
Фыркнула Горыновна с обидкой в ответ, до сих пор помня противный вкус мертвячины на зубах своих!
– Ты чой-то? За этим ко мне на хвосте прицепилась, блоха откормленна???
Ответа не последовало, ибо Яга, забравшись на спину, уснула сном молодецким, обнимая свою изушонку, да дала храпака такого, что Горыновна диву дивилась всю дорогу.
– Эко нервы стальные руланды столь безбожно выдавать.
Так долго ли, коротко, летели они, и правда ждал их городочек неподалеку, а там уже и другая история, ведь не зря судьба свела их вместе накрепко! Поняли они, что вместе сила великая.
Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок!
24 просмотра