1. Я работаю с идеями. А мои тексты — итоги этой работы. Идеи имеют свойство всеобщности. «2х2=4». Про кого это? Про всех и ни про кого персонально. Даже если я привлекаю людей, енотов или облака, то они выступают лишь иллюстративным материалом, более или менее удачным. Если мне надо назвать те или другие имена конкретных людей, как Бутина или Бриммерберга, никакого отношения к эмпирическим людям это не имеет. Все ужасы, которые я на них наговариваю, не мешают этим двоим изредка встречаться друг с другом для продолжительных бесед и взаимных насмешек. И встречаться, непрерывно встречаться с женщинами для глубокого и утомительного общения. Бедные женщины! Они так устают.
В литературных же случаях я работаю с образами (эйдосами) тех или иных людей. Берётся одна или несколько существенных черт этих людей и ими наполняется образ. Реальные люди (1) могут соответствовать этим чертам, (2) могут не соответствовать, (3) могут сперва соответствовать, а через минуту уже противоречить. А (4) могут быть и в эмпирии и в сущности совсем не такими, какими я их представляю. Тогда я, получается, (4.1) ошибаюсь на их счёт, (4.2) фантазирую или (4.3) навираю на них.
2. Но не я один так поступаю с реальностью и людьми в своих текстах. Любой мыслитель, любой писатель поступает точно так же, хотя, может, не сознаёт этого. Вот почему мелкий литературный персонаж или литературная мать-героиня самодостаточны в литературном произведении. Текст — это их последняя реальность, которая не нуждается в дополнениях ответами на вопрос: «О ком это?» О них, об этих героях. И обо всех. То есть ни о ком.
К примеру, последний фрагмент в тексте заметки «2449. СЕКС И ЛИЧНОСТЬ», который взят в кавычки, это обо мне? «Вот, мол, вам, бабьё, куриный народ! а на дочке всё-таки не женюсь. Так просто, par amour, — изволь!» Это моя прямая речь о любви? О женщинах, с которыми пою любовные песни? Побойтесь Бога! Это прямая речь майора Ковалёва, не моя. При чём же здесь майор Ковалёв с его заслугами и речами? А он делает рельефной мою позицию, определимую так, что движения эмпирические отличаются от работы с идеями.
https://www.facebook.com/notes/максим-бутин/2449-секс-и-личность/1132319820270936/
3. Поясню позицию уже на тексте, который сейчас пишу, то есть на тексте настоящей заметки. Чуть выше я писал в ней о Бутине и Бриммерберге, различая их как реальных конкретных людей (особенно Бриммерберг — конкретный!) и людей — носителей литературных образов. Там мне это было нужно. Теперь я спрошу читателя: а каким образом я это различение сделал? Я сделал это в тексте и текстом? Каким текстом? Литературным текстом заметки? Так поведал ли я вам хоть что-нибудь о «реальном» Бутине и «конкретном» Бриммерберге?
Оставьте вы своё неумное желание отыскать что-то подлинное помимо идей в чём-то конкретном и реальном. Подлинно конкретное и реальное — это идеи. Всё прочее колеблется возле них с той или иной частотой и той или иной амплитудой, демонстрируя свою неполную и несытую подлинность. Такова сила идей. Такова сила текста. Им подавай и самих себя, и всю реальность. Они вместят. Они всё вместят.
2018.10.03.