Засада, однако...
Куда податься бедному некроманту, если впереди - пропасть, с боков
сжимают тесные скалы, а позади щелкает зубами голодная нежить?
Правильно... вниз!
Улучив момент, я резко повернулся, с громким бряцаньем шлепнулся
на пузо и, оттолкнувшись от приятно холодящих кожу плит задними
лапами, проехался по камням, словно по ледяному катку. Благо строение
чешуи на пузе вполне позволяло это сделать. Главное было успеть до того,
как опомнившийся лич сообразит, куда я направился, и дернется следом за
мной. И до того, как вторая тварь, по брюху которой я, проезжая снизу,
успел полоснуть сразу двумя парами когтей, ощутит неладное и яростно
взвоет от такого предательства.
- С тобой оста-а-ались мы одни-и-и... - ощутив новый прилив сил,
вдруг запел я, немилосердно фальшивя, романс времен своей далекой
юности. Под аккомпанемент разочарованного воя обманутого в лучших
ожиданиях барона и дикого визга разобиженной дочурки. - И это та-ак
волнует кро-о-вь... зажгут вече-е-е-рние огни-и-и... и мне пода-а-ришь ты
любо-о-вь...
Оказавшись снова на ногах и обнаружив, что противница лежит в куче
собственных кишок и, задыхаясь от крика, тщетно пытается подняться на
резко ослабевших ногах, я удовлетворенно кивнул: готова, красавица.
Больше не полезет, даже если каким-то чудом сумеет подняться. Все-таки
верно говорил мой наставник: мозги, если они есть при жизни, и после
смерти никуда не денутся, а если ты туп, как пробка, то не рассчитывай,
что после воскрешения это изменится. Леди Лютеция при жизни, видимо,
была мила, но недальновидна. А вот взбешенный барон, на морде которого
вспыхнули два болезненно-красных глаза, а из пасти потекла густая слюна,
явно этого не понимал.
- Скажи, мой милый, почему-у... - тут же вошла в раж моя
ненормальная трансформа, - ты был так хо-олоден со мной? И где оставил
ты свою-у-у любовь, похо-ожую на со-о-н?...
На последней ноте я снова нечаянно сфальшивил, наверняка испортив
у единственного зрителя все впечатление от романса. Но господин барон и
без того, кажется, не очень проникся моим музицированием. Аж задрожал
весь, болезный, набычился, как-то нехорошо зарычал, демонстрируя свои
немаленькие зубки... а потом, гад такой, взял да и отрастил неприлично
длинный хвост, которым с размаху засветил мне прямо в челюсть.
Эх, если бы не трансформа, я бы, наверное, так и остался там лежать с